Джордж Мартин - Танец с драконами. Книга 2. Искры над пеплом

– Дыши, дитя, – сказал жрец. – Выдыхай свой страх, отгоняй тени. Он мертв, она тоже мертва. Ее боль осталась в прошлом. Дыши.

Девочка перевела дух и убедилась, что он говорит правду. Никто не душил ее и не бил. Ощупав дрожащей рукой лицо, она увидела на пальцах черные крупицы засохшей крови. Потрогала щеки, веки, обвела челюсть.

– Как было, так и осталось.

– Ты так думаешь?

Она не ощутила никакой перемены, но можно ли ее ощутить? Она провела рукой сверху вниз, как Якен Хгар в Харренхолле. Его лицо тогда заколебалось и стало другим, но с ней ничего такого не произошло.

– По-моему, да.

– Это тебе так кажется.

– Другие видят, что нос и челюсть у тебя сломаны, – сказала женщина-призрак, – одна щека вдавлена и половины зубов не хватает.

Девочка потрогала языком зубы – ни дыр, ни обломков. Чудеса, да и только. Значит, теперь она калека, уродка.

– Какое-то время тебя будут мучить страшные сны, – предупредил жрец. – Отец избивал ее так, что к нам она пришла сама не своя от страха.

– Вы убили его?

– Она просила дар для себя, а не для него.

«Надо было убить».

– Он тоже умер в свой черед, как все умирают, – сказал жрец, будто прочитав ее мысли. – Как умрет завтра еще один человек. Здесь нам больше нечего делать.

Глазные дыры провожали ее со стен, губы, как ей чудилось, перешептывались, делясь сокровенными тайнами.

В ту ночь она долго не могла заснуть. Среди лиц на стене она видела отца, леди-мать, трех братьев. Не своих, другой девочки. Она никто, и ее братья ходят в черно-белых одеждах. Рядом с ними висели певец, конюшонок, которого она убила Иглой, прыщавый оруженосец из гостиницы на перекрестке дорог, стражник, которому она перерезала горло в Харренхолле. И Щекотун с налитыми злобой дырами глаз. В руке у нее был кинжал, и она снова и снова вонзала его в спину этого гада.

Наконец ночь прошла, и в Браавосе забрезжил серый пасмурный день. Девочка надеялась на туман, но боги, как это у них водится, отказали ей в нем. Стоял холод при резком ветре – в такой день только и умирать. Сир Григор, Дансен, Рафф-Красавчик, сир Илин, сир Меррин, королева Серсея. Она беззвучно шевелила губами, повторяя их имена – в Черно-Белом Доме тебя всегда могут услышать.

В склепе хранилась одежда тех, кто приходил в храм испить из черного пруда – от нищенских лохмотьев до шелка и бархата. Маленькая уродка выбрала обтрепанный плащ, весь в пятнах, пахнущий рыбой зеленый камзол, тяжелые сапоги, надежно спрятала ножик.

Спешить было некуда. Она перешла через мост на Остров Богов. Кошка-Кет продавала здесь крабов и ракушки всякий раз, как у дочки Бруско Талеи случались месячные и она укладывалась в постель. Может, Талея сейчас здесь, у Крольчатника, где у каждого забытого божка есть свой алтарь? Да нет, глупости. Сегодня холодно, и рано вставать Талея не любит. Статуя Плачущей Госпожи Лисса лила серебристые слезы, в Садах Геленеи стояло стофутовое золоченое дерево с серебряными листьями, в деревянном святилище Владыки Гармонии горели факелы и порхали бабочки всевозможных цветов.

Иногда с Кет ходила Морячка, которая и рассказывала ей обо всех этих богах. «Это дом Великого Пастыря, а в тройной башне живет трехголовый Триос. Первая голова глотает умерших, из третьей выходят возрожденные, для чего нужна вторая, не знаю. Тут Камни Молчаливого Бога, там вход в Лабиринт Творца Узоров. Лишь тот, кто пройдет его весь, может обрести мудрость, так говорят жрецы. За ним, у канала, храм Аквана Красного Быка. На каждый тринадцатый день там закалывают белого тельца и раздают нищим чаши с кровью».

Сегодня не тринадцатый день: на паперти Красного Быка пусто. Боги-братья Семош и Селоссо спят в своих храмах-близнецах – между ними через Черный канал перекинут мостик. Девочка перешла его и направилась в Пурпурную гавань кружным путем – через Мусорную Заводь, мимо шпилей и куполов Затопленного Города.

Из «Счастливого порта» вывалились лиссенийские моряки, но девушек видно не было. «Корабль» закрыт наглухо, лицедеи долго спят по утрам. На причале около иббенийского китобоя старый друг Тагганаро кидает мячик Кассо, тюленьему королю, а его напарник режет у зрителей кошельки. Девочка тоже ненадолго остановилась. Тагганаро ее не узнал, Кассо захлопал ластами и залаял – то ли узнал, то ли рыбу почуял. Она поскорее двинулась дальше.

Старик уже сидел над миской за своим обычным столом и торговался с очередным капитаном. Длинный страж стоял рядом, низенький устроился у входа в харчевню и разглядывал всех входящих. Девочка не собиралась входить; она уселась на пристани ярдов за двадцать от двери, и ветер трепал ее плащ.

Несмотря на холод, народу в гавани было полно. Шлюхи завлекали моряков, моряки высматривали шлюх. Прошла в обнимку, гремя шпагами, пара подвыпивших брави, прошествовал красный жрец.

Ближе к полудню она заметила нужного ей человека, преуспевающего судовладельца, который уже три раза приходил к старику. Крупный, лысый, дородный, в коричневом бархатном плаще с меховой оторочкой, на поясе орнамент из серебряных звезд и лун, одна нога не гнется. Он шагал медленно, опираясь на трость.

Уродке он подходил как нельзя лучше. Приготовив ножик, она догнала его. Кошелек висел на поясе справа, но мешал плащ. Не страшно – один взмах, и готово. Красный Рогго гордился бы ею. Она просунула в прорезь руку, вспорола кошелек, набрала жменю золота, и тут хромой обернулся.

– Какого…

Ее рука застряла в складках плаща, монеты посыпались.

– Воровка! – занес палку хромой. Она подсекла его негнущуюся ногу и обратилась в бегство. Монеты сыпались, позади кричали «воровка». Толстый трактирщик попытался схватить ее, но она увернулась, пронеслась мимо хохочущей девки, шмыгнула в переулок.

Кошка-Кет хорошо знала эти переулки, и уродка тоже их помнила. Она перелезла через ограду, перескочила узкий канал, спряталась в какой-то пыльной кладовке. Погони не было слышно, но она терпеливо ждала, сидя в углу за ящиками. Выждав около часа, она вскарабкалась прямо по стенке дома и по крышам добралась чуть ли не до Канала Героев. Судовладелец, подобрав монеты и трость, должен уже дохромать до харчевни. Теперь он скорее всего пьет горячий бульон и жалуется старику на уродку, чуть было не укравшую у него кошелек.

Добрый человек ждал ее в Черно-Белом Доме у храмового пруда. Уродка, сев рядом с ним, положила на кромку пруда золотую монету с драконом на одной стороне и королем на другой.

– Золотой дракон Вестероса, – сказал жрец. – Где ты ее взяла? Мы не воры.

– А я и не воровала. Взамен этой я подложила ему одну нашу.