Лелит Гесперакс: Королева Ножей (ЛП) - Брукс Майк
— А что насчет Культа Тринадцатой Ночи?
Морн посмотрела на нее с любопытством и настороженностью, которые Лелит приняла за смесь любопытства и осторожности:
— Ты слышала?
Лелит остановилась.
— До меня дошли слухи арлекинов — ничего такого, чему можно было бы доверять. Что случилось? — По реакции Кситрии можно было предположить, что в этом странном, назойливом предупреждении есть доля правды, но это не означало, что все было так, как казалось. Арлекины могли говорить правду самыми разными способами и по самым разным причинам.
— Они не являются новыми официальными фаворитами Векта, но признаки указывают именно на это, — сказал Морн. — Ты знаешь его методы — все складывается так, как им выгодно, но его рука остается невидимой. Другие принимают к сведению, и все фракции, которые раньше добивались нашего расположения, теперь интересуются Культом Тринадцатой Ночи, убежденные, что их звезда восходит.
Лелит задумчиво погладила рукоять одного из своих ножей. За всем, что делал Асдрубаэль Вект, стояла определенная цель; он был существом скрупулезно хитрым и утонченно злобным, и ничего не оставлял на волю случая. Он даже позволил себе умереть, чтобы выманить врагов, а затем воскресил себя на их крови. Он не выбрал бы наугад культ, чтобы тот стал бенефициаром его благосклонности вместо ее Культа Раздора, даже из тех вариантов, которые в ином случае могли бы показаться равноценными. Что он выиграет от союза с культом Тринадцатой Ночи, а не с Проклятым Клинком, или Красной Скорбью, или Гневом Несвязанным, или…?
Лелит помрачнела. Вект не мог знать — да и как он мог знать? — Но если верить арлекинам, то эта ловушка предназначалась именно ей, а у Культа Тринадцатой Ночи была одна особенность, которой не было у остальных. Она намеренно игнорировала эту возможность, но только глупец идет в бой с закрытыми глазами.
Она провела языком по губам.
— Ариэкс Сайлен все еще возглавляет Тринадцатую Ночь?
Кситрия Морн покачала головой:
— Нет, ее свергли. Одна из ее суккубов порезала ее на ленточки, чтобы захватить власть. Теперь ими руководит Моргана Натракс, а поскольку смена лидера произошла примерно в то же время, что и перемены в судьбе культа, все спешат воздать ей должное.
Лелит на мгновение закрыла глаза, борясь с незнакомым ощущением тошноты и обиды. Казалось, от Асдрубаэля Векта не укроется ни один секрет, как бы далеко в прошлом он ни был похоронен.
— Конечно же, так и есть.
Моргана Натракс. Единственная выжившая, насколько знала Лелит, из той небольшой группы юнцов, что вырвалась из-под контроля Юкора и отправились в Темный город, чтобы начать новую жизнь по своей воле и злобе. Остальные быстро разошлись по своим дорогам; их союз был союзом необходимости, не более. В их группе не было ни единого духа, ни единой цели, и проводить время с теми, в чьем окружении ты вырос, означало лишь проводить время с теми, кто знал твои слабости или таил обиду, которая могла легко выплеснуться на поверхность теперь, когда вы все были свободны от тех уз, что сковывали вас с самого начала.
Все, кроме Лелит и Морганы.
Их свела вместе чистая случайность — двух молодых друкари из разных чанов. Оружейная практика была для Юкора и его развалин возможностью оценить потенциал своих подопечных — посмотреть, кто сражается только тогда, когда его загоняют в угол или когда видят открытое горло, а кто обладает задатками настоящего убийцы. У юнцов не было доступа к изящным гекатарийским клинкам, глефам, бритвенным лезвиям и прочим подобным приспособлениям — только заточенные металлические лезвия, потускневшая проволока, превращенная в грубые гарроты, и любые другие орудия, которые они могли раздобыть. Убийства не поощрялись, но и не запрещались, и хотя Юкор мог вмешаться, чтобы спасти раненого ребенка, если видел в нем перспективу, его внимание и благосклонность были непостоянны, и на них не стоило рассчитывать.
Лелит была вундеркиндом, настолько одаренным в искусстве убийства, что некоторые уже шептались, что она была отмечена самим Каэлой Менша Кхаином. Те, кто был ее ровесниками, избегали ее в боевой яме, обходя ее стороной с опаской и крепко сжимая в руках любое оружие. Те, кто постарше, те, чье время под капризами Юкора почти подошло к концу, иногда возмущались ее восхождением и пытались положить ему конец. К несчастью для них, их незначительный рост и номинальное преимущество в силе редко помогали им противостоять грубому таланту и смертоносным инстинктам Лелит. Вскоре она обнаружила, что желающих сразиться с ней нет, и вынуждена была бродить по темным пескам в поисках удобного случая.
Она нашла его в очередном поединке, где беловолосая девушка ее возраста только что сразилась, одержав победу, с начинающим мелким архонтом в их подростковой иерархии, который окружил себя льстецами, поклонниками и телохранителями. Юкор явно разглядел в нем политическую хватку, даже если его боевых навыков не хватало, а потому вмешался развалина и утащил его на переделку плоти, пока он не получил новых повреждений. Однако у его победительницы были другие идеи, и она бросилась на развалину.
Развалины представляли собой мускулистых и покрытых ужасными шрамами тварей, значительно более громоздких, чем обычные друкари. Они практически не чувствовали боли — отчасти благодаря коктейлю наркотиков, прокачиваемому через их организм, и мучительным хирургическим операциям, в результате которых они были преобразованы. У кого-то были дополнительные руки, у кого-то — головы, у кого-то вместо одной или нескольких рук были крюки, лезвия или другие инструменты — все, что угодно, лишь бы гомункул благословил их. Этот путь не представлял интереса для Лелит, которая и так считала свое тело совершенным инструментом, но нельзя было отрицать, что развалины были грозными противниками даже для тех, кто был оснащен должным образом. Для юной друкари, вооруженной лишь куском металла и старой цепью, на которой были заточены края некоторых звеньев, нападать на такого было в высшей степени глупо.
Глупо, но достойно восхищения. Лелит с интересом наблюдала за тем, как беловолосая воительница, вопя от ярости и разочарования, нанесла три молниеносных удара по своему громадному противнику, дважды пронзив его пурпурную плоть своим клинком и сковав цепью две его левые руки. Но это длилось лишь мгновение: он вывернул руки назад, выведя ее из равновесия, прежде чем она успела отпустить цепь, и ударил ее по ребрам своей перчаткой-агонизатором. Это было несмертельное устройство, если того желал пользователь, но всегда мучительное, и развалина не был заинтересован в её смерти, применяя лишь минимально необходимую силу против того, кто на него напал. Он еще дважды ударил по ее нервной системе, пока она билась в конвульсиях на песке, задыхаясь и захлебываясь, а затем оттащил истекающего кровью противника подальше, чтобы надежнее привязать к его телу то, что осталось от его жизни.
Затем в дело вступило нестройное полукольцо лакеев мелкого архонта.
Они не посмели вмешаться в поединок — высокомерие их предводителя не позволило бы им этого сделать, — но теперь все ставки были сделаны. Лелит не была уверена, кто из них стремится добиться его расположения, покончив с тем, кто опозорил его, а кто хочет поставить себя на его место, узурпировав его власть в псевдокабале, пока он недееспособен. Независимо от их намерений, путь к любому из вариантов лежал через корчащуюся в грязи перед ними беловолосую друкари.
Боец почувствовала их приближение, даже сквозь вспышки боли от агонизатора, и отчаянно зашарила когтями по песку, чтобы подобрать свой грубый нож. Первого из них она ударила ножом в бедро — неуклюжий выпад из почти беззащитного положения, — а затем нанесла удар сапогом по лицу беловолосого юнца и опрокинула его навзничь. Затем стая сомкнулась, подняв оружие.
В боевых ямах не существовало никаких правил, кроме того, что насилие начиналось, когда Юкор говорил, и прекращалось, когда он объявлял отбой; не было, конечно, и правил, запрещающих нападать на того, кто уже ранен, или на того, кого ты превосходишь числом, или на обоих. Такова была реальность жизни в Комморраге, и те, кто не мог к ней приспособиться, умирали очень рано. Но даже если бы эти правила действовали, это был не бой Лелит. Это были владения Юкора, и он и его развалины покарают тех, кто переступит его границы.
