Андрей Гальперин - Отражение птицы в лезвии
— Вы совершенно правы граф! Прошу вас, господин посол, занять свое место за столом, согласно, конечно же, дипломатическому протоколу. — Император приподнял правую руку, за его спиной возникли фигуры гвардейцев. Аведжийский посол, низко поклонившись, произнес:
— Вы правы. Ваше Величество! Как всегда… Любая мудрость хороша только до определенных пределов, потом наступает время формальностей… Ничто не отражает нашу жизнь лучше, чем мелкие формальности… Вот, господа в Нестсе, — Долла сделал паузу, и пристально посмотрел на канцлера. Но Россенброк вызов не принял, хотя и прекрасно понял, на что намекает посол. Восемь месяцев назад Великий Герцог Аведжийский, неожиданно для всех, выдал свою сестру Шелону замуж за князя Нестского Дитера. Долла, не обращая внимания на гвардейцев, невозмутимо продолжал. — Так вот, господа, когда я был послом в Нестсе, то воочию убедился, что варвары не признают этикет. У них есть свой, весьма своеобразный, протокол… Да и того они не всегда придерживаются. Наши же государства, я имею в виду Империю и Великое Герцогство Аведжийское, — Долла, с усмешкой, бросил в толпу окружающих его придворных, еще один вызов, — Наши государства создали целую систему бюрократических препон. И это правильно, господа! Как говорят на моей родине: «Бюрократия — это лучшая защита от дураков!»
Император, с легкой усмешкой на благородном лице, указал послу на его место за столом.
— Присаживайтесь, присаживайтесь, господин посол. Вы, как всегда порадовали нас прекрасной, поучительной историей, и своим непревзойденным чувством юмора… Вот только сомневаюсь, что маркизу Им-Чарону, приходится демонстрировать свою словесную ловкость при дворе вашего Великого Герцога. Насколько знаю я, аведжийский этикет не предполагает присутствия посла Атегатта за обеденным столом Его Высочества Фердинанда Восьмого…
Долла помрачнел.
— Прошу прощения. Ваше Величество… — Аведжиец повернулся, и, не глядя ни на кого, направился к своему месту.
За окном сверкнула молния, на мгновенье высветив мириады несущихся к земле холодных капель.
14
— Ты пойдешь с нами стрелять из лука, братец?
«Нет, разорви вас дракон, я ненавижу ваши дурацкие игры!» — хотелось заорать Фердинанду, но он учтиво ответил:
— Спасибо за приглашение, брат. Но мне необходимо перечитать ряд цитат из Великой Книги, поэтому я пойду в библиотеку… — Он бросил салфетку на стол, и отпихнув ногой стул, быстро вышел из обеденного зала.
— Ну, конечно, братец, епископу совершенно не нужно уметь стрелять из лука. — Вдогонку ему прокричал старший брат. Кто-то из разряженных придворных мальчиков, тут же угодливо выдал заезженную пошлость о епископе, и вся компания заржала, как табун форелнских жеребцов.
«Смейтесь, смейтесь! — думал он, спускаясь в глубины замка Циче, и процитировал вслух старую аведжийскую поговорку: „Смейся, тогда, когда победишь своего Дракона“.
Его Дракон был уже готов к закланию, но смеяться Фердинанд не спешил, и, спускаясь вниз, по бесконечным, идущим, казалось к корням земли коридорам замка, тщательно обдумывал каждый свой шаг в предстоящей битве за престол самого богатого и сильного государства Лаоры. На его стороне была сестра, любимая, обожаемая Шелона, красивая как Илларский Единорог и умная, как старый канцлер Империи. На его стороне были знания, какими не обладал ни один правитель Аведжии, трудолюбие и упорство, которые должны были привести его к цели. А еще у него была Звезда Вернигора, и звезда давала ему огромную силу, о которой он знал все, тогда как остальные всего лишь смутно догадывались и боялись. А он не боялся. Он смог оценить свою силу и полюбить её. И это делало его единственным, на всей Лаоре, подобным Старым Правителям. Фердинанд остановился, разжал кулак с откровенным восхищением залюбовался семиконечной звездой из темного металла.
Это было давно. Его отец, которого Фердинанд презирал за мягкотелость, умер в страшных мучениях от удивительного, не оставляющего следов яда. Его брат, вечно улыбавшийся краснолицый громила, трагически погиб на охоте, и тела их обоих были сожжены, по старой аведжийской традиции и пепел развеян по улицам и площадям Циче. А от придворных, так смеявшихся над ним в прошлом, уже не осталось и костей в тайных подвалах замка.
Фердинанд бродил в одиночестве по пустынным галереям и обширным террасам закрытого от всех, восточного крыла замка Циче. Лишь только он, Великий герцог, и еще несколько приближенных могли посещать эти бесконечные, сырые залы, скрывающие в себе огромное количество еще не раскрытых тайн. Фердинанд, не спеша, проходил мимо удивительных барельефов и странных скульптур, оставшихся нетронутыми со времен изгнания гномов с этих земель. Некоторые, казалось бы, глухие стены иногда странным образом открывались при его приближении, отворяя мрачные идущие неизвестно куда проходы.
«Куда, куда же подевалась его Звезда?»
Фердинанд заглядывал в открывающиеся с тихим скрипом двери и проходил дальше. Постепенно коридоры сужались, потолок нависал все ниже. Изысканная резьба на стенах уступила место гладкому отполированному камню, бездымные факелы, горящие вечным приглушенным светом только в коридорах замка Циче, попадались все реже и реже. Фердинанд быстрым шагом миновал сокровищницу, вошел в просторный зал и остановился у огромной чаши грубого камня. Вокруг него на черных гладких стенах с редкими золотистыми прожилками заплясали тяжелые глубокие тени. Фердинанд покосился на черный провал в дальнем конце зала и заглянул в чашу.
«Где же Звезда? Почему, и где этот краснорожий болван снял ее?»
Все время, после гибели Генриха, так тщательно спланированной и чуть не сорвавшейся, Фердинанда не оставляла мысль о Звезде Вернигора, принадлежавшей его брату.
Звезды эти, похищенные в незапамятные времена древними воинами из разграбленного храма Демонов Этру, передавались как символ власти, через многие поколения Аведжийских правителей. И только он, Фердинанд, знал их истинное предназначение. Существовало четыре Малых Звезды — одну Фердинанд носил под одеждой, на толстой платиновой цепи, и никогда с ней не расставался. Вторая, принадлежавшая его отцу, была надежно укрыта в тайном месте в глубинах замка. Третья Звезда находилась у его сестры. Несмотря на то, что Звезды никогда не передавались по женской линии, Шелоне свою Звезду отдал ее двоюродный дед, старый правитель Марцинской Марки, человек загадочный и своеобразный. Перед странным исчезновением древний старец, всю жизнь враждовавший со своим родным братом, самолично прибыл тогда в Циче и отдал прекрасной Шелоне древнюю реликвию.
Фердинанд вспомнил сестру и вздрогнул. Тени на стенах закружились в бешенном танце. Фердинанд опять покосился на черный провал туннеля. Четвертая звезда… Фердинанд заглянул в чашу.
«Звезда Демона Этру. Символ. Сложный механизм, дарующий власть. Звезда Вернигора — это часть жизни. Какой паукоголовой дубиной нужно было быть, что бы расстаться с символом власти?» Фердинанд зло зашипел, эхо в темном туннеле ответило ему жутким стоном.
«Ты был своенравным бездарем, брат… Таким же своенравным и упрямым, как твой далекий предок, — думал Фердинанд, глядя в чашу, — ты был бесстрашным, но слишком глупым, и едва не погубил наш род»
Фердинанд долго разглядывал черную кисть человеческой руки, сжимающую в скрюченных пальцах семиконечную звезду. В мерцающем свете факелов были заметны крошечные синие искорки, пробегающие по острым лучам темного металла. Эта рука принадлежала Гельвингу Теодору Страшному, Первому Великому герцогу, правителю, возглавившему первую войну против Князей Атегатта. Отрубленную секирой безымянного воина, руку подобрали на поле битвы верные слуги Герцога и навсегда сохранили ее в глубоких подземельях отбитого у гномов замка Циче. Сам Теодор Страшный, до последнего сражаясь левой рукой, сгинул в Топях Кары, вместе с остатками своего войска.
Фердинанд отошел от чаши и остановился перед черным туннелем. Пятая, единственная Большая Звезда, доставшаяся его брату от деда, Великого Правителя Аведжии, бесследно сгинула. Фердинанд со злостью оскалился и по-звериному зашипел.
«Где начало и где конец этой силе? В каких мирах таятся ее корни и куда простираются ветви ее? Где пролегает грань дарованного мне могущества? И где этот ублюдок подевал свою Звезду, Джайллар его забери!»
15
— Теперь, граф, я надеюсь, вы поясните мне причину вашего недельного затворничества… — Император Конрад прошелся по балкону, от одной гипсовой химеры к другой. Россенброк стоял позади, тяжело опираясь на трость, и собирался с мыслями.
— Присядьте граф, присядьте. Ваш возраст и ваши заслуги позволяют вам сидеть даже в присутствии Императора. — Конрад повернулся лицом к канцлеру и указал на кресло.
— Благодарю вас. Ваше Величество! — Россенброк опустился в кресло и положил на колени бювар со свитками.
