Джеймс Барклай - Крик Новорождённых
Горсал судорожно сглотнула, ощущая укол тревоги.
— Что вы хотите сказать? Мы ни в чем вам не отказываем. Мы ваши друзья и всегда ими будем. Но наши правители в Хароге издают свои законы. Я — верная подданная Атрески. Я буду им подчиняться.
— Это достойная позиция, и я могу ее понять, — ответил Ренсаарк. Он встал. — По старой дружбе я предупреждаю вас, претор. Как только хоть один солдат Конкорда поставит ногу на нашу землю, мы начнем войну. И в эту войну будет втянута Атреска. Никто из вас не останется в безопасности, несмотря на все их обещания. От этого бессмысленного конфликта пострадают все. И я буду делать то, что мне прикажут.
— Я не понимаю, — прошептала Лина Горсал.
Ренсаарк уже стоял в дверях.
— Еще не поздно. Атреска должна восстать против негодяев, шагающих по ее землям. Вы должны отвернуться от Конкорда. У них не хватит сил, чтобы нас победить. Не дай им сделать попытку. Мы не можем поговорить с Юраном — нам не удается с ним встретиться. Вы можете. Вы — его подчиненная, и он должен вас выслушать. Пожалуйста, Лина, заставьте его понять. Прежде чем война превратит нас всех в чудовищ.
Когда он вышел, Горсал бесконечно долго смотрела на дверь, стараясь унять отчаянное сердцебиение и дрожь в коленях.
* * *Ардол Кессиан вместе с Ардуцием сидел на поросшем травой склоне, внизу перед ними раскинулся Вестфаллен. В такой день невозможно было чувствовать себя стариком. Золотые колосья качались на легком ветру, приносящем прохладу с моря. Ветки садов гнулись под тяжестью спелых цитрусов и играли яркими красками всевозможных цветов и листьев. Стада овец и коров мирно щипали траву, в тенечке дремали свиньи. Жизнерадостные переливы детского смеха смешивались с далеким шумом прибрежных волн, перестуком молотков и звуком грызущей дерево пилы.
Юный Восходящий и Кессиан прятались под зонтом, который закрывал их от жгучих лучей палящего солнца. У ног стояли кувшин с водой и наполовину опустевшее блюдо с фруктами. Школьные уроки давно закончились, но для Восходящих учеба продолжалась.
— Что ты чувствуешь, когда проверяешь небо, Ардуций? — спросил Кессиан.
Ардуций становился превосходным Слушающим Ветер, хотя ему еще не исполнилось девять лет. Он был почти так же точен в оценках, как сам Кессиан, и его способности проявились очень рано. Кессиан всегда с удовольствием вспоминал те первые минуты. Ардуций сперва не знал, как передать словами перемены в погоде и климате, которые он ощущал. Это иногда заставляло его реагировать нелепым, но практичным способом. Например, выходить на улицу в кожаном дождевике в жаркий день соластро. Так происходило до тех пор, пока он не научился понимать разницу во времени между своими ощущениями и действительным приходом атмосферных фронтов. Кессиан тихо засмеялся.
— Чему ты смеешься? — спросил Ардуций.
— Я просто вспомнил, как ты ходил по улицам, потея в кожаном плаще, смотрел на небо и гадал, почему оно синее.
Ардуций тоже рассмеялся. На них стали оглядываться.
— А мне говорили: «Дождь завтра». Да?
— А ты ужасно злился и заявлял, что он будет сегодня. В пять лет ты был таким вспыльчивым!
— И вы все надо мной смеялись, — добавил Ардуций.
Кессиан взъерошил его волосы.
— Но сейчас над тобой уже не смеются, правда?
— Да, — согласился мальчик. — Большинство людей смотрят на меня, на нас всех, как будто чего-то ждут.
— Так и есть. Мы все ждем.
Это действительно было так. К восьми годам все четверо обрели великолепной силы дар. Но что до остального… множественные способности, манипулирование стихиями… Ни малейшего признака. Ступени перечитывали и анализировали все творения Гориана-старшего, выискивая изъяны в его теории. Найти их не удавалось. Но Кессиан все больше угнетала мысль о том, что все это — только теория.
Уже начали звучать вопросы. Действительно ли эти четверо из девятой пряди Восхождения стали первыми. Или ожидание еще продлится. Каждый день Кессиан молился, чтобы дожить и увидеть, как это случится, и каждый день ощущал, как Бог все сильнее призывает его к себе. Он не верил, что недавние рождения в десятой пряди будут иметь какое-нибудь значение. Некоторые ждали детей сейчас. Но Ардол Кессиан не доживет до того дня, когда кто-то из них достигнет зрелости. Ему уже сто сорок лет, и он ощущает это каждым скрипящим суставом и каждым пропущенным ударом сердца.
— С тобой все в порядке, отец Кессиан? — спросил Ардуций.
Кессиан заставил себя улыбнуться.
— Да, конечно. А теперь вернемся к уроку. Что ты чувствуешь? Скажи мне.
— Я чувствую ветер: он как будто проходит через мою голову и тело. Я могу почувствовать запах капли дождя, упавшей за три сотни миль отсюда, — его принес ветер. Я могу потрогать воздух на высоте и проверить, когда температура начнет подниматься или падать. Я могу посмотреть на поверхность моря и узнать, когда начнется шторм. — Ардуций пожал плечами. — Как всегда. Точно так же, как ты.
В голосе Ардуция слышались нотки уныния, и Кессиан не мог его винить. Груз ожиданий все тяжелее давил на юные плечи. И это пустяк по сравнению с той волной разочарования, которая захлестнет всех четверых, если они не оправдают ожиданий.
— Мне очень жаль, Ардуций, — сказал Кессиан.
— Почему?
— Потому что это оказалось твоей судьбой.
Ардуций нахмурился.
— Да, но масса людей в Вестфаллене имела способности.
— Но никто не был так гармоничен в столь раннем возрасте. И ни на кого не возлагали таких надежд. — Кессиан вздохнул. — С нашей стороны несправедливо было так рассчитывать на вас и так слепо верить. Хотя, конечно, время еще есть. Много времени.
Ардуций уставился на него, и на его лице отразилась неуверенность:
— Но мы лучше, чем в нашем возрасте были другие. Даже лучше, чем ты, правильно?
— О да, несомненно, — кивнул Кессиан.
Ребенок всегда дарит взрослым надежду, и Кессиан с готовностью уцепился за эту соломинку. Ниже по склону сидели Гориан с Гвитен Терол — два Хозяина Стада рядом. Гориан дотошно изучал анатомию коровы. Как всегда, при его приближении животное успокоилось. И как всегда — такое происходило только с ним, — остальное стадо собралось вокруг, словно зрители. Они мерно жевали жвачку и смотрели. Животные знали.
Но что именно они знали и почему же, Боже Всемогущий, Ардолу Кессиану никак не удавалось заставить своих подопечных сделать следующий шаг? Скоро это должно произойти. Должно произойти!
ГЛАВА 5
843-й Божественный цикл, 35-й день от рождения соластро, 10-й год истинного Восхождения
Пелена дыма над Бродом Чаек становилась все плотнее. Пламя от множества пожаров усиливало дневной жар. Воздух дрожал и тек над южной частью города, и в нем стремительно мелькали грабители, темные силуэты на фоне горящих посевов.
В центре, на главной улице командующий гарнизоном пытался навести хоть какой-то порядок в рядах перепуганных ополченцев. Плохо вооруженные и почти необученные, они оказались в безнадежном меньшинстве. Однако все равно смогли составить оборонительное построение в четыре шеренги, передняя часть которого щетинилась немногочисленными пиками. Позади стояла горстка лучников, изготовив для стрельбы охотничьи луки.
Хан Джессон покачал головой. Жалкая картина. Почти бессмысленная попытка. Ему хотелось крикнуть им: бегите, прячьтесь и попытайтесь спастись. Однако они могли выиграть немного времени для спасения других, и его инстинкт самосохранения победил чувство жалости.
Северная часть города была потеряна. Дома горели до самой реки. Джессон все еще слышал звуки сражения, но разбойники уже вели зачистку, отгоняя домашний скот к северо-востоку. И теперь они займутся центром города. У Джессона было два варианта. Он мог либо спрятаться у себя в доме, рискуя, что сгорит вместе с ним, или бежать с семьей на юг, надеясь, что на него не обратят внимания, пока он не доберется до конюшни, где они держали повозку и лошадей.
Джессон отошел от окна и заглянул в полумрак дома и лавки. Сердце отчаянно колотилось. Он не мог ни на чем сосредоточиться. Он не знал, как поступить.
В углу гончарной лавки жена пыталась успокоить маленького сына. Нападение произошло внезапно: налетчики вырвались из леса в полумиле от городка, когда солнце достигло зенита. Громкие вопли и паника леденили сердце мальчика и заставляли дрожать всем телом. Бедняжке Хансону всего пять лет!
Джессон заглянул в глаза жены. Кари взглядом умоляла его сделать что-нибудь. Вокруг в лавке громоздились плоды его трудов. Амфоры, горшки, тарелки, вазы, кубки, статуэтки. Все они были придуманы, обожжены и расписаны вручную в мастерской Джессона. Бросить их — означало разрушить дело всей жизни. Остаться — рисковать сгореть заживо.
