Прутский поход (СИ) - Романов Герман Иванович

— Османы запретили, обязав бир, то есть главную подать, любой монетой выплачивать, или зерном, либо скотом. Потому казна завсегда пустая — все, что соберем, в Порту уходит. А если выплату не сделаем, то жди беды — войско вторгнуться может, а татары вообще каждый год набеги устраивают, а султан им все спускает, и на наши обиды внимания Диван не обращает.

— Понятно, — мотнул головой Стефан, — овец постоянно стричь нужно, а если шерсть не выросла, то забить на мясо и шкуру содрать. А раз денег нет, то армию регулярную содержать не на что. И сопротивления не будет — из страны все соки выжимают.

— Так оно и есть, — печально произнес Кантемир, — народ сильно тяготится османским владычеством, да еще бояре лихоимство постоянно творят с несправедливостями, справится с которыми не в моих силах. А тех господарей, что пытались унять их своеволие, или правления лишали, либо султану жаловались. Так меня давно раз отвергли, и брата Антиоха дважды от господарства отрешали. А других и убивали…

— Олигархи они везде такие, во все времена — из народа соки выжимают, а защищать его не собираются…

Солдаты армии царя Петра Алексеевича — от «нарвской конфузии» до Полтавской «виктории». И надо отдать должное будущему императору — он создал великолепный для того времени военный механизм. И при всех своих недостатках самодержец был верен данному слову. Того же Кантемира туркам не выдал, хотя условия мира могли быть мягче. Так и сказал — «Лучше уступлю свои земли до Курска. Буду иметь надежду возвратить — но отступиться от своего слова, значит перестать быть государем».

Глава 8

— Дерьмо сплошное, вот попал, так попал! Ничего другого, более приятного, одно зловоние с миазмами!

Стефан пребывал в полной растерянности, что с ним случалось редко — и оттого нервничал, даже психовал. Будь у него батальон, пусть без приданной бронетехники, с одной лишь «стрелковкой», вопросов бы не было — четыреста солдат с двумя имевшимися БК разогнали бы всю османскую армию, перебив уйму народа. Но чего нет, того нет — в прошлое «провалился» только он один-одинешенек, а из современного оружия «весло» 5,45 и полторы сотни патронов к нему, пара гранат, да ПМ, отданный Кантемиру с двумя обоймами и пачкой патронов — еще 16 штук в довесок.

Немощно и хило, и не при каких раскладах не учитывается!

Вся надежда на местное воинство, которое назвать армией язык не поворачивается. А оно такое, что проще мартышку научить курить, чем постараться внедрить «регулярство». Нет, народ храбрый, выносливый и неприхотливый, вне всякого сомнения. И турок с татарами люто ненавидит, но это единственный плюс, которым еще нужно суметь воспользоваться. А вот со всем остальным дела обстоят скверно. Достаточно было пристально посмотреть на конвой господаря, где были собраны «лучшие из лучших», чтобы понять, что эти «лучшие» набраны из худших, если подходить не только современными, но и здешними мерками.

Отличные наездники, кто спорит, не худшие лошади, но наличие конницы не означает регулярную кавалерию. Это как плохо обученная пехота, посаженная на грузовики, вместо штатных БМП и БТР — разница более чем ощутимая, на пару порядков!

Вооружение — вот где полный «завал». Ружья имели немногие, причем самых разнообразных конструкций, встречались даже турецкие, с кривыми прикладами. Были пистоли — но тот же «соус», сборная солянка. Добрая четверть молдаван, как татары, предпочитали использовать лук, с которого ловко метали стрелы. Да оно и правильно — дальность стрельбы в триста шагов, как у любого гладкоствольного ружья, только скорострельность больше, и точность намного выше. Как сказал ему гетман, что палить нужно, когда глаза врага разглядишь, иначе попасть невозможно.

— Это не моя война! То, чему меня учили, и что я знаю, не подходит для здешнего оружия! Тут в ходу не стрельба, а «холодняк» — все эти пики, копья да сабли, которыми пользоваться не умею!

Стефан стукнул ладонью по стене и завалился на перину, словно провалился в нее. Ночевку сделали в боярской усадьбе — господаря встретили с почетом, прямо на дворе стали зажаривать целого быка для уставших всадников. А вымотавшегося за сутки Стефана отправили в подготовленную для него комнату, где можно было выспаться на толстой перине, набитой перьями и пухом умерщвленных за несколько лет кур и гусей. Однако не спалось, как и не хотелось есть. Все можно было бы списать на трудности адаптации в новом для него времени, но дело было в другом.

— Каждые сутки на вес золота!

Кантемиров чисто физически ощущал уходящее час за часом время, а война приближалась, она была неотвратимой, а с ее началом погибнут многие тысячи русских солдат и местных жителей. И если все пойдет по прежнему варианту, а на такой исход можно уверенно отвести 99 %, то придется снова уходить за Днестр, искать спасения у царя Петра, если турки не убьют. Но что будет с людьми, теми сотнями тысяч жителей, которые и сейчас живут в потрясающей нищете, перебиваясь в лучшем случае одной мамалыгой, в крытых соломой мазанках. Даже бояре, вроде привилегированное сословие, и то бедствовали — тут как нельзя лучше подходило извечное высказывание — не до жиру, быть бы живу!

— Но как изменить предначертанное самой историей?

Вопрос глухо прозвучал в тишине, ответа на него у Стефана не было. А ведь решение где-то было, его нужно было только найти. Он прикрыл глаза, решившись уснуть, повернулся на бок, и, совершив самовнушение, расслабился, отключив мозг. Провалился в состояние дремоты, так всегда было на войне — вроде спишь, но многое чувствуешь, и даже с закрытыми глазами словно видишь, причем как бы со стороны. Темнота его не обступила, сквозь прикрытые веки видел розовые блики — господарь выдал слуге свечи, ведь у хозяев, а это боярское семейство, пусть «малое» по знатности, таковых на все комнаты не хватило.

— Бл…ь! Да что это такое?!

Стефан почувствовал укусы, да-да, именно самые натуральные укусы, пусть не болезненные, но достаточно неприятные. Догадка пришла мгновенно, и он поднялся и присел на перине. Затем спустил ноги и протянул руку к низкому прикроватному столику, на котором стояла глиняная чаша подсвечника с одинокой горящей свечой. Две других он погасил, не желая расходовать понапрасну столь ценный «световой» ресурс. Встал, взял подсвечник и поднял его над периной. И сразу увидел, как на сером полотне поползли в разные стороны небольшие черные пятнышки, но не в пару спичечных головок размером, как он предполагал, а чуть ли не в половину ногтя мизинца. Ахнул — таких богатырских клопов ему не доводилось видеть.

— Мирча!

Вот уж не думал Стефан, что сможет так зарычать, что даже пламя свечи колыхнулось и чуть не погасло. Дверь в спаленку тут же отворилась и на пороге вырос слуга, он же телохранитель, приставленный к нему господарем. Этот крепкий мужчина, через лицо которого протянулся шрам, оставленный татарской саблей, уже в третьем поколении служил Кантемирам, и в его преданности не сомневались.

— Смотри, Мирча, кто мне спать не дает?!

Воин равнодушно посмотрел на клопов, как на данность, и спокойно произнес, констатируя факт без всякого осуждения:

— Так клопы всем спать мешают, кровь дурную сосут.

От такого флегматизма Стефан обалдел, но кричать и топать ногами не стал, а произнес вкрадчиво, понимая, что одними ругательствами такое отношения не изменишь.

— Значит, османы, которые с нашего народа кровь веками сосут, благое дело совершают? А скажи-ка мне, дражайший, если с воина кровь выжимать, то лучше он воевать будет, станет ли сильнее?

— Шутишь, ваша светлость?! Кровососы они и есть кровопийцы — что те, басурмане, что эти клопы!

— Ты сам дал ответ, Мирча. Перину эту на мороз прикажи вынести — у нашего народа меньше кровопийц станет — вымерзнут. И учти — эти твари только на вид мелкие, но болезни на человека могут наслать большие. Мелочей на войне не бывает — ты не выспался, искусанный, допустил ошибку в бою, сам потом погиб и людей своих погубил. И все из-за того, что кто-то не уследил за мелким вредом, за которым последовал крупный. А потому найди виновника и накажи сам — служить, так не картавить, как говорит русский царь Петр! Бездельники мне не нужны, Мирча!