Сергей Шведов - Око Соломона
– Я предупрежу Бланшара, – поднялся с лавки Алдар. – Встретимся в Иерусалиме.
– Ведун будет там? – спросил Глеб, пытаясь в темноте разглядеть лицо Венцелина.
– Почти наверняка, – вздохнул Гаст. – К сожалению, я не знаю его имени, а он, похоже, догадывается, кто идет по его следу. Если меня убьют, Глеб, то охотником придется стать тебе.
– Я должен убить его?
– Да, – подтвердил Венцелин. – Даже если ведуном окажется сам Готфрид Бульонский, я уже получил от епископа Адемара отпущение грехов для тебя.
– Но ведь епископ умер? – насторожился Лузарш.
– Это его предсмертное письмо, Глеб, – протянул Венцелин барону кусок пергамента. – Не потеряй его, барон. Я буду очень огорчен, если тебя повесят за убийство крестоносца.
– Я буду осторожен, Белый Волк, – усмехнулся Лузарш. – Но ты уж постарайся сам уладить свои дела, не прибегая к помощи дальнего родственника.
Глава 10. Мечеть Аль-Акса.
В деревянной башне напротив ворот Святого Стефана собралось в эту предутреннюю пору пятьдесят рыцарей во главе с Готфридом Бульонским. Лузарш знал многих из них, кого в лицо, кого по имени. Надо отдать должное герцогу, он очень тщательно подбирал людей для стремительной атаки, столь важной не только для самого Готфрида, но и для всего христианского мира. Венцелин и Лузарш поднялись на третий ярус, где разместились десять рыцарей, еще десять задержались на втором, остальные тридцать крестоносцев, среди которых был и сам Готфрид, шли вслед за медленно двигающейся башней, готовые броситься на помощь своим по первому же сигналу. Башня раскачивалась и скрипела при каждом повороте колес. Дабы удержать равновесие Лузарш ухватился за балку, толкнув при этом стоящего рядом рыцаря.
– Осторожно, барон, – тихо засмеялся тот. – У тебя еще будет возможность помахать руками.
Лица говорившего Глеб не разглядел, хотя голос показался ему знакомым. На помощь Лузаршу пришел Венцелин, похоже, уже освоившийся в темноте:
– Что делать, шевалье де Монбар, – в тесноте, да не в обиде.
– Тихо! – зашипели на Венцелина со всех сторон. – Мы почти у цели.
Башня приостановилась – то ли камень попал под колесо, то ли рабочие переводили дыхание перед последним решительным броском. До стен, смутно проступающих из темноты, оставалось по прикидкам Лузарша еще шагов пятьдесят, по меньшей мере. Странно, что арабы их не обнаружили. Возможно, они просто спали, утомленные трудно прожитым днем не меньше франков.
– Ночь безлунная, – дохнул кто-то в самое ухо Глеба. – Повезло нам.
Лузарш чуть скосил глаза назад и скорее угадал, чем опознал в говорившем Вальтера фон Зальца. Присутствие в башне посланца императора Генриха Глеба нисколько не удивило. Он многое бы дал сейчас, чтобы заглянуть в мозги благородного Вальтера. Скорее всего, рыцарь фон Зальц знал имя ведуна, вот только вряд ли он согласится поделиться своими знаниями с бароном де Руси. Башня качнулась назад, потом вперед. Заскрипели колеса. Похоже, к рабочим подоспела помощь. Во всяком случае, стена все отчетливее проступала сквозь сгустившийся перед рассветом сумрак.
– Мостик опускайте! – прошипел кто-то, неразличимый в темноте. Возможно, это был шевалье де Турней, поставленный Готфридом во главе отряда. Скрип цепей резанул Лузарша по ушам. И сразу же на стене закричали, загомонили арабы, призывая на помощь своих. Башня накренилась вперед и остановилась, теперь уже, кажется, навсегда.
– Вперед! – закричал в полный голос де Турней. – Встретимся в Иерусалиме!
Лузарш ринулся в темноту вслед за Венцелином. Краем глаза он успел увидеть черные провалы по обеим сторонам деревянного мостика, и уже через мгновение был на стене. Поначалу крестоносцы и арабы дрались почти в полной темноте, с трудом отличая своих от чужих. Справа от Глеба бился Ролан де Бове, слева – Вальтер фон Зальц. Спина Венцелина маячила впереди. Крестоносцы пробивались к башне, расчищая себе путь тяжелыми мечами. Арабы потихоньку приходили в себя, размахивая факелами, они поднимались на стены. Но и франков на небольшом пяточке возле приворотной башни становилось все больше. Лузарш увидел перекошенное лицо герцога Бульонского в пяти шагах от себя. Готфрид что кричал своим людям, но его голос тонул в шуме разгорающейся битвы. Глеб нырнул в проем башни вслед за Роланом де Бове, успел отбить кривой арабский меч, вылетевший навстречу из темноты, и умбоном щита ударил в лицо противника, неясной тенью проступившего из полумрака. Верхняя площадка была очищена от арабов в течение нескольких мгновений. Голос Венцелина слышался на лестнице ведущей вниз, оттуда же доносились глухие ругательства шевалье де Турнея. Лузарш рванулся им на помощь, и едва не получил ударом копья под ребра. Железное жало отделил от древка Ролан, вовремя подоспевший на помощь оплошавшему барону.
– Сочтемся, – успел крикнуть Ролану Глеб и устремился вслед за Венцелином. Напор арабов неожиданно ослаб. Зато снизу послышались крики и звон стали. Похоже, крестоносцы, ведомые Готфридом Бульонским, уже успели спустить со стен в город и теперь пытались пробиться к воротам снизу. За спиной у Лузарша послышался треск, а потом глухой удар потряс стены башни. Видимо, сооружение, которое франки с таким тщанием готовили, было повержено в прах упорными арабами. Путь к отступлению оказался отрезанным, и Лузаршу ничего другого не оставалось, как пробиваться вперед. До ворот крестоносцы все-таки добрались, точнее, прорубились, устлав своими и чужими телами все три яруса каменной башни, много столетий прослужившей надежным оплотом защитникам города Иерусалима. В эту ночь, а точнее уже утро, ей суждено было пасть. Решающая схватка разгорелась под каменными сводами у дубовых, окованных железом створок. Арабы, которых скопилось здесь несколько десятков, отчаянно отбивались, атакуемые сразу с двух сторон. Видимо, они рассчитывали на помощь товарищей, и, надо признать, не безосновательно. Прорвавшиеся в город лотарингцы Готфрида Бульонского были прижаты мусульманами к каменной башне и с трудом сдерживали их чудовищный напор.
– Сбивайте засовы! – ревел шевалье де Турней, которого Лузарш уже научился отличать от своих залитых кровью товарищей по голосу. Глеб, орудуя тяжелым мечом, сумел все-таки прорваться, к воротам, но выбить из пазов тяжелую балку ему оказалось не под силу.
– Помоги! – прохрипел он рыцарю, стоявшему к нему спиной. Рыцарь обернулся, и Глеб признал в нем Аршамбо де Монбара. Провансалец ударом окровавленного меча поверг наземь противостоящего ему сарацина и поспешил на помощь барону. Из-за ворот отчетливо несло гарью. Похоже, арабы не ушли со стен, а продолжали поливать смолой подступающих к стенам франков. Не исключено, что они подожгли осадную башню, чьи обломки вполне могли перекрыть вход лотарингцам. Лузаршу и Монбару удалось сорвать с места тяжелый запор только тогда, когда к ним на помощь прорубился Ролан де Бове. Окованные железом створки дрогнули и стали открываться. Торжествующий рев, вырвавшийся из тысяч глоток, взлетел к небесам, и поток крестоносцев, обезумевших от предвкушения победы, хлестнул в обреченный город.
Почтенный Саббах в очередной раз допустил роковую ошибку. Он почему-то решил, что крестоносцы, сброшенные со стен днем, не осмелятся идти на штурм ближайшей ночью. Иерусалиму нужно было продержаться считанные дни. Армия визиря аль-Афдаля спешила на помощь осажденному городу. Голуби исправно доставляли наместнику послания грозного визиря с одним, но жестким приказом – отстоять город, во что бы то ни стало. Сил у Саббаха было более чем достаточно. И Хусейн Кахини еще вчера вечером с грустью констатировал, что арабам, скорее всего, удастся сохранить за собой город, что создавало даису кучу проблем. Разумеется, он желал победы визирю аль-Афдалю, но только после того, как крестоносцы возьмут Иерусалим. Конечно, это будет стоить жизни многим правоверным мусульманам, но камень Соломона стоил того.
– С его помощью мы, наконец, обретем истинного Махди, способного управлять миром, – сказал Хусейн встревоженному упорством крестоносцев даису Палестины.
Нельзя сказать, что Бузург-Умид не разделял надежд почтенного Кахини, но в глазах его, устремленных к потолку, читалось сомнение. Даис Палестины душой прирос к Иерусалиму, и, похоже, ему искренне жаль было отдавать город на разграбление. Однако у Бузург-Умида хватило ума, чтобы понять: судьбу Иерусалима решит Аллах, а вовсе не Хусейн Кахини, который всего лишь пытается использовать во благо исламу неудачно сложившиеся обстоятельства. Око Соломона станет возмещением за понесенные убытки.
Ночной штурм, начатый крестоносцами, стал полной неожиданностью не только для наместника Саббаха, но и для даиса Палестины, который очнулся от глубокого сна только тогда, когда слуга доложил ему приходе почтенного Кахини. Бузург-Умид подхватился на ноги, прочел краткую молитву, обратившись лицом на восток, и поспешил навстречу гостю.
