Сергей Шведов - Пилигримы
Расторопные византийцы во главе с Агапитом уже приступили к разгрузке дромона, когда Никандр вдруг обнаружил чужое судно на горизонте. Это могла быть генуэзская галера, но смущал ее ярко красный цвет. Вызванный на бортовой настил Агапит без труда опознал в чужаке коч русов. Нельзя сказать, что русы, особенно в последние годы, были редкими гостями в Средиземном море, но появление их ладьи в месте далеком от привычных судоходных путей, Никандра насторожило.
– Если судить по курсу, то идут они из Триполи, – предположил Агапит. – Обычно русы ходят с одной мачтой, под прямым парусом. Но у этого две мачты с косыми парусами. Ветер для них попутный. Воля твоя, Никандр, но мне эти русы не нравятся. Обрати внимание на борта, на торговых судах они обычно выше. А этот явный хищник, не скользит, а буквально летит над волнами. Пока есть время, надо уходить.
– И отдать добычу чужакам? – насмешливо спросил Никандр. – Ты сегодня что-то слишком робок, Агапит.
– А если это боевая ладья и на веслах сидят не рабы, а воины. Их там никак не меньше полусотни.
– Нас в два раза больше, – нахмурился торговец.
– А толку-то, – пожал плечами Агапит. – У тебя под началом портовый сброд, не способный выдержать серьезного боя.
Жадность все-таки сгубила Никандра. Ошибочность своего решения он понял только тогда, когда пятьдесят облаченных в кольчуги и панцири воинов хлынули на палубу его галеры. В отличие от генуэзцев, отличных моряков, но весьма посредственных бойцов, русы действовали умело и решительно. Судя по всему, схватка на качающемся судне не была для них диковинку. Их мечи обрушились на головы растерявшихся разбойников подобно стальным клювам хищных птиц. И каждый такой удар заканчивался смертью византийца. Самым умным для почтенного Никандра было бы сдаться на милость победителя, но он медлил с признанием своей бесспорной вины, пытаясь удержаться на корме вместе с самыми отчаянными головорезами из своей команды. Французские шевалье, согнанные на нос дромона, с интересом наблюдали за кровавой бойней, разразившейся нежданно-негаданно на палубе разбойничьей галеры. Благородный Робер не удержался и побился об заклад с Жоффруа де Рансоном. Увы, графу Першскому не повезло в очередной раз. Надоевшего ему византийца отправил на тот свет не благородный Глеб де Гаст, а расторопный мальчишка в лазоревом сюрко, в котором шевалье без труда опознали Луи де Лузарша. Гуго де Лузиньян, окончательно протрезвевший после всего пережитого, выразил надежду, что русы все-таки не станут продавать в рабство королеву Элеонору, хотя, возможно, увезут ее в свою заснеженную страну.
– Твое чувство юмора делает тебе честь, благородный Гуго, – холодно заметила Элеонора, стоящая в окружении дам и служанок в пяти шагах от мужчин, – но было бы лучше, во всяком случае для меня, если бы французские шевалье умели не только шутить, но и сражаться за жизнь и честь своей королевы.
Барон Лузиньян собрался было обидеться, но потом передумал. В конце концов, Элеонора сказала чистую правду. Если бы не расторопность русов Глеба Гаста французам пришлось бы сейчас развлекать местных рыб, весьма охочих не столько для шуток, сколько до мертвой плоти.
– Ну что же, шевалье, – вздохнул Робер Першский, – с нашей стороны было бы невежливым мозолить глаза Глебу и Элеоноре. Поэтому я предлагаю спуститься вниз и выпить за чудесное спасение. Венцелин и Луи, надо полагать, составят нам кампанию, благо милых их сердцу дам нет на нашем дромоне.
– Спасибо за любезное приглашение, граф, – вздохнул явно огорченный Лузарш. – Я думаю, нам есть чему порадоваться в этот солнечный день.
– Кстати, – вспомнил Робер, кося глазом на застывших в отдалении Глеба и Элеонору, – я ведь так и не отыграл у тебя трехсот денариев, благородный Луи. Согласись, это большое упущение.
– Я не захватил с собой денег.
– Какие пустяки, – благодушно махнул рукой граф. – Ты поставишь на кон византийскую галеру, а я генуэзский дромон, благо они лишились законных хозяев.
– А что ты собираешься делать с выигрышем? – удивился Лузиньян.
– Утоплю, – мстительно ощерился благородный Робер. – И это будет едва ли не самый счастливый миг в моей жизни.
– Ну что ж, – кивнул Гуго, – каждый понимает счастье по своему. Но, согласитесь, шевалье, в этой жизни нет ничего хуже смерти, даже если внезапная кончина приведет нас в рай.
Глава 9 Поражение.
Исход крестоносцев из Святой Земли не мог не радовать барона де Лоррена. Предприятие, затеянное Бернаром Клевросским по наущению папы Евгения, закончилось, как и следовало ожидать, полным провалом. Зато оно вернуло мусульманам уверенность в своих силах, утерянную было со смертью победоносного Иммамеддина. У графства Антиохийского в связи с усилением нового атабека Мосула Сейфуддина не оставалось другого выхода, как только найти себе сильного государя, способного противостоять поползновениям воинственных сыновей Зенги. Таким человеком, по мнению Симона, мог быть только Рожер Сицилийский, уже доказавший победами над мусульманами и византийцами способность стать вождем христиан на Востоке. Маркиз фон Вальхайм, которому барон де Лоррен излагал свое видение проблемы, задумчиво кивал в такт словам хозяина. Почему Одоакр не последовал в Европу вслед за Конрадом Гогенштауфеном и Вельфом Брауншвейгским, Симон мог только догадываться. Впрочем, Вальхайм был далеко не единственным крестоносцем, задержавшимся на Востоке после обидного поражения под Дамаском. Антиохия оказалась буквально переполнена благородными шевалье, не имеющими за душой даже медного обола, которым, скорее всего, некуда было возвращаться. Хватало здесь и сержантов, потерявших своих рыцарей, и пикинеров, готовых предложить свои услуги кому угодно, хоть мусульманским эмирам, за сходную плату. Вместо того, чтобы спровадить этих авантюристов, потерявших, а возможно никогда не имевших представления о дисциплине, Раймунд де Пуатье прельщал их невыполнимыми обещаниями, растрачивая и без того небогатую казну Антиохии на содержание совершенно ненужных графству людей.
– Благородный Раймунд готовится к войне, – пояснил Вальхайм обеспокоенному Симону. – Я уже имел разговор на эту тему с Альфонсом де Вилье.
– Кому интересно мнение этого болвана, – махнул в раздражении рукой барон.
– Благородный Альфонс действительно не блещет умом, – усмехнулся Одоакр, – но до сих пор именно он числился наследником графа Раймунда Антиохийского.
– А что появились новые кандидаты? – удивился Лоррен.
– Я имею в виду сына графини Констанции Боэмунда.
– Но он еще ребенок, – поморщился Симон. – Наши бароны никогда не согласятся с таким выбором.
– Однако в истории Антиохии уже был, кажется, случай, когда король Иерусалимский выполнял обязанности регента при малолетнем графе? – вопросительно глянул на собеседника Вальхайм. – Кажется, его тоже звали Болдуином.
– Нынешний король слишком молод.
– Зато у него опытные советники в лице магистра де Краона и сенешаля де Бове. И уж коли этим людям удалось отстранить от власти благородную Мелисинду, то почему бы им не попытаться прибрать к рукам Антиохию. Тем более что здесь у них имеются весьма влиятельные союзники в лице Филиппа де Руси. Последнему остается только уговорить своего старшего брата коннетабля и произвести в графстве тихий переворот.
– А графиня Констанция знает об этих замыслах? – нахмурился Симон.
– Графиня обожает своего сына и не любит мужа, которого ей навязали едва ли не силой. Если найдется человек, который избавит благородную даму от обузы в лице моего друга Альфонса, то он может рассчитывать на ее глубочайшую благодарность. Во всяком случае, барон де Вилье всерьез опасается за свою жизнь. Когда в воздухе пахнет жареным, то начинают шевелиться даже самые ленивые мозги. Вот почему, благородный Симон, граф де Пуатье так прикипел сердцем к новым крестоносцам, эти люди его единственный шанс удержаться у власти.
– Он получит войну! – возмущенно взмахнул руками Лоррен. – Либо с собственными баронами, либо с мусульманами.
– Мой хороший знакомый, Герхард де Лаваль, считает, что Раймунд выберет второй путь, ибо первый слишком для него опасен.
Лоррен быстро подсчитал, сколько времени граф Антиохийский сможет содержать шайку головорезов, и пришел к весьма неутешительным выводам. Максимум через месяц, много полтора, эти люди примутся громить город, давший им приют, если, разумеется, не появится иная цель для приложения усилий. Семь тысяч вооруженных до зубов и имеющий боевой опыт крестоносцев, это слишком много для несчастной Антиохии, но слишком мало для успешного штурма Халеба. Не надо быть великим провидцем, чтобы предсказать поражение Раймунду де Пуатье в схватке с умным и расчетливым Нуреддином. И это поражение может обернуться катастрофой не только для глупого графа, но и для умных баронов, втянутых им в войну.
