Сергей Шведов - Око Соломона
– Титул – это, прежде всего, земля, – покачал головой фон Зальц. – Земля, рождающая богатства, которыми ты так жаждешь обладать, Хусейн.
– А кто спорит? – пожал плечами Кахини. – Но для того, чтобы взять это богатство, вовсе не обязательно быть владельцем угодий. Процент всегда дает власть, но власть далеко не всегда приносит прибыль.
– По-твоему, я должен отложить в сторону меч и заняться ростовщичеством? – насмешливо спросил фон Зальц.
– А почему бы нет, Вальтер?
– Христианину запрещено давать деньги в рост.
– И это говорит человек, не уклонившийся от встречи с Сатаной!
– Все мы грешники, – пожал плечами фон Зальц.
– Тогда почему грех ростовщичества кажется тебе столь ужасным? – спросил Кахини.
– Меня не поймут, Хусейн, ни ближние, ни дальние. Давать деньги в долг разрешено только иудеям.
– Хотел бы я знать, какой мудрый христианский пастырь сделал такой щедрый подарок сынам Израиля, – засмеялся Кахини. – А главное – сколько они ему за это заплатили. Мой тебе совет, Вальтер, найди подходящего иудея, накинь ему петлю на шею и заставь таскать каштаны из огня. На меня работает много людей и на Западе, и здесь, на Востоке.
– Неужели ими и тобой движет только корысть?
– Разумеется, нет, – даже обиделся на прямолинейного рыцаря Кахини. – Все мы хотим обрести Царство Божье, Небесный Иерусалим. И христиане, и мусульмане схожи в своих устремлениях.
– У тебя есть конкурент, Хусейн, – церковь, – напомнил фон Зальц.
– Это правда, – не стал спорить Кахини. – Но кроме главного пути, есть еще и обходные тропы. Ты это знаешь не хуже меня, Вальтер. И я один из тех, кто может указать одну из этих троп.
– Неужели ты не веришь в Бога? – искренне удивился фон Зальц.
– Я верю в Великий Разум, Вальтер, боле того, считаю себя частью этой воистину Вселенской Силы. Все, что есть во мне, есть и в Боге, а все, что есть в Боге, есть и во мне. И Добро, и Зло.
– А ты не сумасшедший? – насторожился рыцарь.
– Нет, Вальтер, – засмеялся Кахини. – Хватит и того, что я еретик.
Пораскинув умом, фон Зальц пришел к выводу, что даис человек опасный. Опасный, впрочем, не столько для самого Вальтера, сколько для церкви и владетельных вельмож. Ибо главной его целью является разрушение основ того мира, в котором нам всем приходится существовать. Но самоуверенному Кахини и этого, оказывается, мало, и он в своем самомнении доходит до того, что вмешивается в дела Неба, пытаясь убедить Всевышнего, что его нет. Рано или поздно, Хусейн свернет себе шею, но пусть это случится тогда, когда фон Зальц закончит с даисом все свои земные дела.
– Ты не сдержал слово, Хусейн, – вздохнул Вальтер. – Не думаю, что император Генрих спустит тебе этот обман, пусть и невольный.
– Подходящую женщину можно найти и в Европе, – заверил рыцаря Кахини. – А вот без ока Соломона мистерия теряет всякий смысл. К сожалению, мы не знаем, под чьим именем прячется ведун. Зато мы знаем в лицо охотника, который идет по его следу. Рано или поздно пути охотника и жертвы сойдутся и вот тогда…
– И тогда ты получишь камень, который тебе, конечно, нужнее, чем императору Генриху, – закончил за даиса Вальтер.
– Мне действительно нужен этот камень, – не стал спорить Кахини, – но я вовсе не собираюсь ссориться с твоим сюзереном, Вальтер. Смею тебя уверить, в магии я искушен ничуть не меньше, чем твой ведун.
– Мне почему-то кажется, Хусейн, что ты склоняешь меня к предательству, – оскалился фон Зальц.
– Ты всего лишь рыцарь, Вальтер, – вздохнул Кахини, – а я хочу, чтобы ты стал бароном или графом, и не здесь, в Палестине, а там, в Европе.
– Твоя доброта, Хусейн, не знает пределов, – заржал жеребцом фон Зальц, впрочем, глаза его при этом смотрели на искусителя серьезно и зло.
– При чем здесь доброта?! – искренне удивился Кахини. – Ты разумный человек, Вальтер, с тобой можно договориться. Твое возвышение пойдет мне на пользу. Я хлопочу не столько за тебя, сколько за себя.
– А вот в это я верю, Хусейн, – оборвал смех рыцарь. – Но я не нуждаюсь в твоей заботе.
– Неужели ты глупее Лузарша, фон Зальц? – криво усмехнулся Кахини. – Не ожидал.
– При чем тут Лузарш?
– Лузарш возвысился только потому, что за его спиной стоит сила, невидимая глазу, но оттого не менее могущественная.
– Хочешь сказать, что благородный Глеб заключил сделку с дьяволом? – не поверил фон Зальц.
– Не с дьяволом, а с жрецами Арконы, – возразил ему Кахини. – Как видишь, барон де Руси не побоялся пойти на сговор с язычниками, которые помогли ему прибрать к рукам земли и замки на зависть многим благочестивым паломникам.
– Ты считаешь, что Венцелин фон Рюстов действует не один?
– Я рад, Вальтер, что ты наконец-то понял, с чем тебе пришлось столкнуться, – кивнул Хусейн. – Без моей помощи эти люди, я имею в виду жрецов Арконы, устранят и ведуна-предателя, каким бы хитрым и изворотливым он ни был, а заодно и тебя, поскольку им хорошо известно, зачем ты рвешься в Иерусалим и чьи интересы представляешь на Востоке.
– Зачем же ты приказал нам с Гундомаром убить Венцелина в Эдессе, если собирался выйти с его помощью на ведуна?
– Испугался, – ответил с подкупающей искренностью Кахини. – Я ведь живой человек, Вальтер. А с Гастами у меня давние счеты. Была, правда, еще одна причина, в которой мне неловко признаваться. Мне показалось, что я раскрыл ведуна.
– Уж не меня ли ты заподозрил? – нахмурился фон Зальц.
– Не тебя – Гундомара, – вздохнул Хусейн.
– Но ведь он глупец!
– Глупость – идеальная маска для человека, скрывающего свою истинную суть. Ты лучше объясни мне, Вальтер, зачем ты притащил этого человека на Восток? И что я должен был подумать, глядя на этого посланца Генриха? Он ходит за тобой словно тень. Но если спросить у людей, видели они благородного Гундомара, никто даже не вспомнит, что он здесь только что был. Зато все очень хорошо помнят, о чем они спорили с рыцарем фон Зальцем.
– Гундомар мой старый друг. Мы были пажами у Генриха. Потом оруженосцами. Нас посвятили в рыцари в один день. Я просто привык к нему, Хусейн. И очень огорчусь, если его вдруг не станет.
– Даже самый изощренный ум порой не может постичь тайну человеческих привязанностей, и мы часто ищем глубокий расчет там, где ничего нет кроме обычного человеческого чувства.
– А когда ты понял, что ошибся?
– Ведун не мог потерять обоз с золотом, – вздохнул Кахини. – Для этого у него хватило бы ума. Кроме того, охотник не выпустил бы из рук свою жертву.
– А с чего ты взял, что нас ограбил Венцелин?
– Мне сказал об этом Ролан. Он сопровождал обоз в замок Ульбаш.
– И что еще сказал тебе твой верный федави? – ехидно спросил фон Зальц.
– Венцелин поклялся меня убить, а такие люди не бросают слов на ветер.
– Ты собираешься бежать?
– Да, – кивнул Кахини. – Но не раньше, чем выясню имя ведуна. Он где-то поблизости, Вальтер, я это чувствую. Среди моих и твоих знакомых. Это человек знает, что за ним ведется охота. Он просто жаждет попасть в Иерусалим. Его бесит любая задержка, ибо она грозит ему разоблачением. Пока ведун не ошибся ни разу, но это вовсе не означает, что он не ошибется никогда.
– И каким образом ты собираешься его разоблачить?
– Я расскажу тебе, Вальтер. Мне потребуется твоя помощь.
Благородный Раймунд не торопился. Во-первых, он ждал, когда к его провансальцам подтянутся лотарингцы Готфрида Бульонского и нормандцы Роберта Короткие Штаны. Во-вторых, он надеялся, что сельджуки, утомленные бесцельным сидением за стенами, сами заговорят о сдаче. И в-третьих, он очень рассчитывал, что мирные обыватели Маарт ан Нуата, а здесь в основном проживали арабы, рано или поздно вступят с ним в переговоры либо с согласия турок, либо втайне от них. Сен-Жилль уже достаточно времени провел на Востоке, чтобы постичь если не все, то многие противоречия, раздирающие эти благословенные земли. Арабы не любили сельджуков, и это еще мягко сказано, но не мирили они и меж собой. Суннитский Багдад противостоял шиитскому Каиру. И далеко не всегда ненависть к франкам пересиливала эту вековую вражду. Кроме того, власть халифов была скорее духовной, чем светской, что очень напоминало ситуацию, сложившуюся в Европе. Где положение папы Урбана было весьма сходным с положением багдадского халифа, а император Генрих выступал почти как родной брат султана. Что же касается местных эмиров, как сельджукских, так и арабских, то вели они себя ничуть не лучше, чем европейские бароны. Возможно, Раймунд и дальше продолжил проводить вполне уместные параллели между жизнью на Западе и на Востоке, но Монбар и Сент-Омер поняли своего сюзерена и так.
– Нормандцы и лотарингцы уже подошли к стенам города, – доложил графу Аршамбо. – Благородный Боэмунд пока что прислал только своего вассала, барона де Руси во главе трехтысячного отряда, но обещал скоро быть сам.
