Андрей Посняков - Крест и порох
Ох, лучше и не думать. Лучше сразу куда подальше убегать.
– Ты, как наешься, к челноку иди, – шепнула на ухо Маюни девушка. – Спать ложись. А мне еще сделать кое-что надобно.
Пока шаман с учениками и мудрые колдуньи общались с темнеющими небесами и глубокими водами, Митаюки отошла к перелеску, отделяющему Дом Девичества от остального селения, нашла среди травы играющих ящериц, оглушила одну своей волей, поместила на прихваченный с собой кусочек кожи, сложила края и тщательно, как можно крепче, замотала горловину – чтобы уж точно не выбралась. Ушла в перелесок и затаилась там среди зарослей, дабы кто-нибудь из новых знакомых не позвал ее к себе домой, не захотел приютить под крышей. Уж очень здешние жители добрыми и отзывчивыми оказались…
Набравшись терпения, Митаюки дождалась, пока селение погрузилось в глубокую ночь, после чего выбралась в лунный свет, тихонько прокралась к священному дереву, положила под корни узелок с затаившейся ящерицей, развязала походную сумку и стала раскладывать шаманские припасы.
Тут ей на плечо легла рука, и тихий голос спросил:
– Ты чего тут делаешь?
У девушки от такого сердце ухнулось вниз, да так, что пятки похолодели. Она обернулась и зло зашипела:
– Ты рассудком тронулся, Маюни?! Я чуть не умерла!
– Ты чего делаешь, да-а? – повторил вопрос преисполненный недоверия паренек.
– Потом объясню… Раз ты здесь, лезь наверх, этот узелок нужно в ветвях спрятать. Так, чтобы не выпал. Иначе погорит ватага. Подожди… – Девушка взялась за костяную иглу. – Мне пять капель крови нужно…
Уколов несколько раз несчастную ящерицу, юная шаманка перенесла ее кровь на амулет, в центр и на защитные знаки, после чего отдала малышку пареньку, а сама села перед оберегом, обращаясь к Нум-Торуму, небесной лисице и милостивому Явмалу, хранителю благополучия, призвала покровительство духов воздуха, земли и воды, смазала амулет и корни дерева жертвенным жиром и наконец-то стала собираться:
– Все, отплываем…
Паренек, уже давно спустившийся с березы и нетерпеливо подпрыгивающий рядом, поспешил к лодке, сдвинул ее на воду и даже, забывшись, помог Митаюки – придержал долбленку, чтобы не раскачивалась. Потом как можно сильнее толкнул, запрыгнул и торопливо погреб, оглядываясь через плечо:
– Фу-у-у… Я все боялся, заметят! Ты, однако, храбрая, Митаюки-нэ, да-а. Рядом с самым святилищем колдовать, да-а, возле сильнейших здешних шаманов и амулетов!
– Так я же не злым колдовством занималась, а добрым, – пожала плечами девушка. – Просила защиты, спасения и обережения… для ящерки. Ее теперь обязательно на волю отпустить надобно, когда вернемся. Коли она цела останется, то и оберег родовой благополучие указывать станет.
– Для ящерки? – недоверчиво переспросил Маюни, сам шаман из рода Ыттыргынов.
– Да, – кивнула Митаюки. – Я ведь ее кровь на заговорные знаки амулета нанесла, для нее защиты испросила. Посему оберег на благополучие зверушки ныне нацелен. Но при том, как был защитным, так и остался. Как был силой напитан, так и остался. Как благословение духов имел, так и ныне имеет. Если не знать, то никак не догадаешься, что он более не покой поселка оберегает, а очень даже наоборот.
– Но ведь колдун и шаманки не токмо на амулет надеются! Они еще и камлают, и гадают, да-а.
– Пускай, – пожала плечами девушка. – Выпадет шаману беда большая – он выйдет, на амулет священной березы глянет и убедится, что поселку ничто не грозит. Получится, что напасть не всем, а токмо ему лично грозит. Равно и колдуньям ничего понятного в знаках опасности не будет, хотя и тревожно. Гадание, оно ведь прямо ничего не сказывает. Его толковать надобно. Да к тому же не так уж беда и велика…
Успокоившись, Маюни стал грести медленнее, а где-то через час повернул к берегу:
– Не, в темноте протоки не найдем, да-а… Озеро чужое, незнакомое.
– Совсем не найдем? В смысле, селение в темноте отыскать сможешь?
– Там, где сир-тя живут, чумы, огороды, площадь, да-а. Леса нет. Найти легко. Протока узкая, темная, в чаще. И на свету не всяк отыщет.
Митаюки оглянулась – и действительно сразу увидела глубокий просвет в темной стене лесов. Он легко различался даже сейчас, на фоне темного ночного неба.
– Тогда все хорошо, – тихо пробормотала она.
Найти выход из озера и вправду оказалось не так уж просто. Даже днем, выспавшись и двинувшись дальше всего в полусотне шагов от берега, они заметили выход, лишь подплыв почти вплотную. Да и то не саму протоку, а пучок хвои, уносимый течением к берегу. Маюни-следопыт повернул за ним, и только оказавшись меж берегов, молодые люди поняли, что вырвались. А не будь хвои – могли и не заметить.
Скатившись вниз на три сотни саженей, Маюни и Митаюки помахали руками вышедшим на берег воинам.
– Ну как, гостья, сплавала? – крикнул с берега дозорный. – Чего-то быстро возвертаешься!
– А по мне не понятно? – выпятила грудь девушка. – Нешто разницы в наряде не зришь?
– Так ты на берег выйди, не видно!
– Вскорости обратно приплыву, – пообещала юная шаманка и, прищурившись, склонила голову набок: – Ты уж к тому времени реши, храбрец, есть у тебя уже избранница али только надобна?
– Приплывай, решу! – вскинул руку воин.
Дозорный на сосне тоже зашевелился. Видно, обиделся, что его не заметили. Митаюки-нэ помахала рукой и ему, даря самую яркую свою улыбку.
Долбленка миновала камышовую стену, выскользнула в болото и застряла среди ряски. Маюни, ругаясь, с трудом повернул ее, стал пробиваться через заросший пруд, пока наконец не догреб до продолжения протоки. С этой стороны найти ее оказалось просто – на вытянутом краю болота. Вывернув на стремнину, паренек перестал грести, лишь подправляя направление движения, и вскоре они выплыли на реку, свернули влево, прошли еще пару верст и приткнулись носом к отмели.
– Как мыслишь, долго нам их ждать? – спросила девушка, выбираясь наружу и разминаясь.
– Струг вдвое медленнее нашего ползет, да-а… Однако сюда ближе, и два дня мы на селение потратили. Мыслю, должны были уже встретить.
– Но их нет, – поморщилась юная шаманка. – Коли припозднятся, шаманы могут заметить неладное!
– Придут, – пообещал Маюни. – Мы днем много плыли. А они, вестимо, прятались. То еще день на дорогу добавить надобно…
Следопыт и тут оказался прав – казаки подтянулись на отмель с рассветом. Как оказалось, с веслами на струге не заладилось, не выгребали, а потому пришлось срочно плести из лозы канат и тянуть корабль на лямке, пешком по прибрежному мелководью. И, понятно, делать это в сумерках – днем подобную упряжку наверняка бы заметили с драконов.
– У меня тоже вести недобрые, – хмуро сообщила юная шаманка. – Селение неподалеку, и взять его несложно. Загвоздка одна: схрон дозорный у них уж очень ловко сделан. Перед протокой, к городу ведущей, болото обширное. На берегу перед болотом бор сосновый. На крайней сосне высокой сидит караульный и за болотом бдит. И никак к нему не подобраться, ну хоть ты убейся! Я и так прикидывала, и этак… По берегу не дойти, там заросли непроходимые. Кусты, осина, камыши. Хруст будет, треск – заметят. А воду с сосны на несколько перестрелов видать. Или, точнее, ряску. Вот такая у меня разведка получилась.
Казаки, сгрудившиеся вокруг девушки, переглянулись.
– Не-е, и не говорите такого, братцы! Токмо жребий! – немедленно возмутился Ондрейко Усов. – Чего сразу я?! Да и не управиться там одному. Там не меньше трех луков надобно, чтобы не промахнуться.
– Жребий штука глупая. Тут не удача, тут умение надобно, – назидательно ответил ему Ганс Штраубе. – Ну, выпадет мне? Я, понятно, не откажусь. Однако все испорчу.
– Да так нечестно, братцы!
– Ондрейко, я же не возмущаюсь, – похлопал его по плечу Матвей Серьга.
– А луки? Без лука дозорного с дерева не снять! По воде лук не пронести, размокнет.
– Ниче, Ондрейко, мы чего-нибудь придумаем…
– А ну, тихо! – не выдержав, рявкнула шаманка. – Ну-ка, сказывайте, чего у вас тут за спор затеялся?!
– А ты не расшалилась, знахарка, голос свой на казаков повышать?! – возмутился Кондрат Чугреев.
– Меня зовут Митаюки, казак! – уверенно посмотрела ему в глаза девушка. – И я половину работы вашей мужицкой сполнила! Так что слушай, али повернусь сейчас да в реку прыгну. И поплывете отсюда несолоно хлебавши!
– Матвей, уйми бабу свою! – посоветовал кто-то.
– Мне к бабам отправиться?! – круто развернулась на голос шаманка. – Я могу! Ты слово божие сир-тя переводить станешь, амулеты снимать и дозоры выискивать? И запомни: меня зовут Митаюки!
– Ишь ты, как взбеленилась… – загудели казаки. – Матвей, чего молчишь?
– Жена моя для вас путь разведала, – неожиданно огрызнулся Серьга, – а вы ее тут под лавку загнать пытаетесь. Нешто не вправе она обижаться?
– Извини, милый, погорячилась, – моментально сникла Митаюки, понурилась, стала пробираться мужу за спину.
