Помни войну (СИ) - Романов Герман Иванович
Фелькерзам внимательно посмотрел на бледного, как смерть Бирилева — того действительно проняло. И решил, что если Алексею Алексеевичу через месяц суждено стать первым Морским министром, то он им и станет, надо только направить его деятельность в нужное русло. И после долгой и обстоятельной беседы отправить в столицу вслед за Рожественским, снабдив порцией письменных рекомендаций. Ведь есть правило никогда не складывать все яйца в одну корзину…
Линейный корабль «Дредноут» 1906 г.
Морской министр (1905–1907 гг), адмирал А. А. Бирилев
Глава 40
— Все внутри сгнило, господин, лечить уже нельзя, — старый китаец правильно говорил на русском языке. И что пришлось по сердцу Фелькерзаму, как то, что смотрел на него знахарь без всякого страха.
— Через какое время я умру? Ты можешь мне это сказать честно!
Спросил без всякого страха — итог Дмитрий Густавович уже знал давно, важно было правильно рассчитать время.
— Десять дней, не больше, — ответ был столь же спокойный, уверенный — и взгляд прищуренных от природы глаз не дрогнул, не ушел в сторону, не вильнул, как бывает у лжецов.
Простая констатация факта!
— Мне нужно протянуть четыре месяца, не для себя прошу. Японцев обязательно нужно победить — если я этого не сделаю, они много горя твоему народу причинят. На это время надо — отремонтировать корабли и подгадать место и время сражения. Можно что-нибудь сделать в моей ситуации?
Пауза затянулась надолго, китаец молчал, размышляя. Фелькерзам опустошил в три глотка остаток «микстуры» во флаконе, отставил его в сторону. Знахарь вышел из раздумий, принюхавшись. И неожиданно спросил, ткнув пальцем в бутылочку:
— Сколько пьешь этого в день?
— Раньше два таких флакона, сейчас уже три — не пьянею, но боль чуточку стихает на короткое время!
— Потому до сих пор и живешь, что это пьешь помногу!
— Не понял? Объясни!
Адмирал искренне удивился — никогда еще не слышал, чтобы благодаря дичайшей крепости рому жили. Зато часто слышал, и приходилось видеть, как от алкоголя люди как мухи помирали.
— Тлен держит, не дает умереть, обволакивает, и как это сказать — не дает разлагаться, — теперь китаец посмотрел на него с интересом, как на возможного пациента для эксперимента. Фелькерзама столь заинтересованный взгляд воодушевил, но он вида не подал. Хотя про себя Дмитрий Густавович решил, что будет принимать любое лекарство, если оно позволит продержаться до октября. Хоть жаб и летучих мышей живьем пожирать — под ром все пойдет как закуска, да и поесть немного надо, а тут кровь высосать можно, и то пропитание — ведь живут как-то упыри.
— Вроде сам себя бальзамирую внутри — так ведь выходит? А ведь недаром всяких тварей в банках спиртуют…
Китаец промолчал, опять надолго задумался — но чуть кивнул, что домыслы адмирала были верными, или близкими к истине. Фелькерзам же закурил папиросу, пальцы не дрожали, когда чиркнул спичкой. Что думает знахарь хороший признак — шансы есть протянуть установленный срок, ответы не столь категоричными стали.
— Панцуй давать буду — шибко дорого, таких мало.
— Да что угодно, вопрос не в цене, в сроке, — Фелькерзам пожал плечами — название ни о чем не говорило, про женьшень слышал, а тут непонятно. Но раз есть возможность потянуть подольше, то почему ее не использовать. А китаец принюхался к флакону еще раз, потом поднял бутылочку, вылил из нее капельки на ладонь, лизнул. Выразительно поморщился, но вид был довольный, даже морщины на лбу разгладились.
— Сто дней тебе будут, господин, обещаю! Но сто монет заплати сразу! Травами поить буду, «белую глину бессмертия» давать стану. Но дольше ты прожить сможешь — но там за каждый лишний день по две монеты заплати! Может быть, что я вдвое богаче стану!
— Хм, — сказать, что адмирал обрадовался, было нельзя — он преисполнился ликования, моментально подсчитав, что сможет протянуть полторы сотни дней. А за такой срок можно такого наворотить!
— За лишний день по три монеты от меня получишь, могу вперед оплату дать тебе, все без обмана!
— Нет, господин, нельзя вперед брать — прожил, три монеты даешь, умер — монет не платишь. Но сотню монет вперед — лекарства готовить нужно, я успею, время есть. И десять ведер этого зелья — ты ведь к нему привык, — китаец показал пальцем на флакон.
— Да хоть двадцать, рома хватает за глаза — на любом броненосце цистерны наполовину полные. Тоже мне проблема…
Фелькерзам отхлебнул из стакана — за неделю как-то привык к снадобьям, уже не тошнило, как и обещал китаец. Каждый день знахарь выставлял три бутылочки, общим объемом где-то с полулитра. Вроде внутри один и тот же ром, спиртовой консистенции, вот только вкус был совершенно различный. Утренняя доза буквально связывала рот ощущением отдаленно похожим чем-то на черемуху — на той самой «глине» настойка. Дневной флакончик изрядно бодрил, отгоняя боль до вечера — тут корешки были приправлены. А вечерняя с травами давала три часа вполне здорового сна без всяких сновидений с «кровавыми мальчиками».
На этом процедуры не заканчивались — знахарь каждый день втыкал ему иголки, причем в разные места, и делал массаж, от которого он то выл обреченным волком, то засыпал подобно медведю в берлоге. Понять методику Дмитрий Густавович не мог — все делалось по разному, а иголки иной раз втыкались в ступни, что было абсолютно непредсказуемо. Вроде боль ушла, осталось ощущение, что он проглотил камень, и с каждым днем оный «камешек» становится чуть объемнее и тяжелее. Но не спрашивал, что такое, так как ему объяснили, что со временем оное ощущение станет невыносимым, изо рта хлынет гниль с кровью, и он просто умрет всего за одни сутки, причем без мучений.
Эпикриз откровенно обрадовал — теперь Дмитрий Густавович знал, когда умрет, а за сутки успеет доделать многое…
— Пошли дела помаленьку, теперь совсем иная война начнется на суше и на море. И уже на наших правилах, и пусть японцы помучаются, как мы прежде от них огребались.
Император на мир с Японией не пошел, хотя САСШ предлагали посредничество, которое на заседании Государственного Совета было отвергнуто. И хотя в стране шло брожение, но Цусимская победа внесла свои коррективы — восстания броненосца «Потемкин» у Тендры не произошло. А вот изменения бросались в глаза — его несколько раз уведомили, что Черноморский флот отправит в сентябре на Дальний Восток эскадру из трех броненосцев, вооруженных новой артиллерией, и бронепалубного крейсера «Очаков». На всех кораблях начались экстренные работы, причем ассигнований не жалели, чередой шли сверхурочные работы, министр финансов выделял деньги по первому требованию.
На Балтике тоже готовился отряд из нового броненосца «Славы», двух старых крейсеров «Память Азова» и «Адмирал Корнилов», но уже с новыми 152 мм пушками Кане, и четырех эсминцев водоизмещением в шестьсот тонн каждый, которые должны были вступить в строй флота не позднее августа. Они спешно достраивались в Либаве, из элементов конструкций и механизмов, что изготовлялись на германских верфях и заводах. И доставлялись на пароходах в Либаву. Кайзер Вильгельм тщательно «блюл» пресловутый нейтралитет, правда, вот в такой своеобразной форме.
На формирование команд новых эсминцев из Владивостока были отправлены спасенные экипажи трех «дестройеров» — моряки обстрелянные, в бою побывавшие и в море тонувшие. И что хорошо, так то, что его призыву вняли — поставят по два 120 мм орудия Кане. А к ним и пару сдвоенных торпедных аппаратов, причем германских, в 18 дюймов — с дальностью хода мины вдвое большей, чем нынешняя русская 15-ти дюймовая торпеда, которая и пироксилина несла всего четыре пуда — в полтора раза меньше. Так что новые эскадренные миноносцы, от названия «минных крейсеров» решили отказаться, получатся очень сильными, и грозными противниками для куда меньших по водоизмещению «узкоглазых оппонентов». Одно плохо — скорость всего в 25 узлов, догнать противника не смогут, если только тот не получит фатальных повреждений в бою.
