Марк Даниэль Лахлан - Песнь валькирии
Это был ее голос — голос Стилианы.
— Моя любовь, — произнесла Фрейдис и стала пробираться вниз.
Глава двадцать вторая
Цена знания
Спускаясь по проходу, Стилиана все время слышала зов волка. Она спешила, зная, что у нее мало времени. Нельзя было дать им сблизиться — девушке и руне волка. Ситуация могла разрешиться по-разному. Если она умрет слишком быстро, руна может войти в кого-то еще или вернуться в мир, а потом, через двадцать-тридцать лет, снова прийти к Стилиане и угрожать ей смертью волка.
Она ослабила узел на шее девушки, вернее, два узла. Третий, который связывал шарф с двумя узлами так, что его никогда не развязать — разве что ножом, — скрепит их святыми узами, в знак тройственной природы Бога. Это был узел Одина, Валькнут, но еще это был перекресток — священный символ ее собственной покровительницы Гекаты, то есть пересечение жизни и смерти. Он даже символизировал Христа — триединство.
Девушка снова начала дышать. Стилиана понимала, что нарушила клятву, но была уверена, что это — часть магии. Девушка сама подсказала ей ответ. Они оказались в комнате змеи, храме клеветников, коварном и предательском месте. Горячая вода источника была тут холодной и скорее не текла, а бурлила и зло клокотала. Бее было не таким, каким виделось ей. Она задумалась о том, зачем дала девушке торжественную клятву. В ту минуту это казалось правильным решением, ибо она еще не осознавала, что в этом — источник ее магии. Настолько глубокую и важную вещь, как ценность клятвы, никогда нельзя нарушать.
И все же она ее нарушила. Вызванные ее поступком чувство вины и стыд были жертвой источнику, и в то же время они смыли покров ее всегдашней сущности, дав возможность глубже проникать в суть вещей. Она уже чувствовала себя немного безумнее и лучше, чем раньше, она владела рунами. Она могла забрать у девушки руну и спокойно жить дальше.
Что она отдаст источнику? Свою вину и свой стыд. Мир и покой ее души. Жизнь девушки ничего для нее не значила, но клятва была священна. Поняв, что это значит, Стилиана вздрогнула. Она пошла по пути богов. Самого Одина называли хитрым и коварным. Может быть, его магия тоже была связана с ним цепью вины? Из туннеля донесся леденящий вой, он неумолимо приближался. Времени на размышления не осталось.
Она схватила Толу за подмышки и вместе с ней погрузилась в источник. Вода была такая теплая, как в ванне в большом константинопольском дворце, и Стилиана на мгновение забылась. Она так долго мерзла. Какое искушение — просто скользнуть в воду и находиться там, пока не придет смерть. Но нет, это же источник. Она пришла в нужное место. Источник Урд под Константинополем был источником всех возможностей. Она ощущала ступнями холодное течение — оно вытекало из бассейна, влекло ее за собой. Вода была неглубокой — стоя на носках, она могла держать рот над поверхностью. Она удерживала над водой и голову Толы, чтобы девушка тоже могла дышать.
В наступившей тишине Стилиана вдруг посмотрела на происходящее со стороны: они были просто две женщины в подземном источнике. Она подумала об источнике как о животном, которое сейчас затаило дыхание.
Где-то наверху, в начале туннеля, раздался короткий крик. А затем — этот вой, вобравший в себя весь ужас сожженной земли. О боже, она оставила Дири одного в темноте! Для волка тьма — это ничто, пи нужно было призвать всю силу рун, что было гораздо серьезнее и труднее, чем просто заставить их согреть ее или осветить дорогу, она должна сделать то, чего никогда еще не делала, — дать рунам полностью расцвести в ее душе. Она всегда знала, что они могут стать дикими, оплести ее мысли, словно побеги плюща, поглотить ее. Волк выл где-то совсем рядом, поэтому стоило рискнуть, она отпустила мысли и призвала руны.
Кеназ, путеводная руна, ярко вспыхнула, осветив все, что было спрятано глубоко внутри нее: наконечник стрелы, вдохновляющие истории, оживающие картины прошлого. Стилиана увидела себя маленькой девочкой, привезенной братом из трущоб под Константинополем в сам город, увидела, как слуги посвящают ее в тайны богини Гекаты, которую почитала ее покойная мать. Она почувствовала любовь брата, которую он хранил не только ради нее самой, но и ради возможности предать ее, когда его разуму требовалось потрясение, позволявшее ему постичь более глубинные тайны магии. Она увидела, как у источника, куда ее привел брат и где он умер, в нее вошли и стали расти в ее душе руны.
Руна Алгиз распростерла свои руки, похожие на оленьи рога. Алгиз была ее щитом, но теперь она кружилась, шепча угрозы. В этой руне была часть темного бога Одина. Он снова станет одним целым. И поглотит ее. Нет. Она устремилась вперед, словно желая поймать руну, вернуть ее на место, в оборонительную позицию, и самой определить контуры своей судьбы.
Теперь, топая и роняя пену, вышла вперед руна коня, и разум заполнила роскошь ее каштановой шкуры. Она может увлечь ее, изменить ее суть. Нет. Она означает партнерство. Это знак, что нужно утопить Толу сейчас? Она взялась за конец своего длинного шарфа. Затянуть на девушке узел, который убьет ее, — совершить предательство, дающее возможность озарения? До нее снова донесся вой, и теперь Стилиана услышала, как руна внутри нее ответила одиноким голосом, зовущим своего родича, волка.
Наконец прошептала свое имя последняя руна, Отала. Возникло видение сундука с золотом. Руна означала награду, наследие, возможность получить причитающееся. Из всех ее рун она всегда была самой далекой и непонятной.
Долг. Он побуждал ее оставить девушку, несущую руну волка, сдержать свое обещание. Да, это было ценой озарения, которую она должна заплатить источнику. Противостоять руне, вступить в воину с внутренней магией и жить с вечной тревогой в сердце, по жить вечно, она затянула последний узел и, взглянув в лицо юлы, произнесла:
— Прости. Или ты, или я.
И толкнула девушку под воду. Тола, широко раскрыв глаза, смотрела на прорицательницу. И тут Стилиана увидела, как руна девушки, крадущийся волк, тенью ползет вдоль ее лица навстречу реальному зверю. Это была ловушка. Но для кого?
Для этого волка. Для всех. Она увидела, как руна, сжавшись, повернулась и устремилась навстречу ей.
— Нет! — крикнула Стилиана, но руна прошла сквозь центр руны Отала и обвилась вокруг нее, словно кот вокруг шеста, поглощая ее, втягивая в себя. Получение причитающегося. Время платить, Стилиана.
— Нет! — снова крикнула Стилиана, но руна волка схватила Оталу и не отпускала ее.
Стилиана закашлялась, задыхаясь. Она поняла, что руки Толы сжимают ее горло.
В воде было что-то еще. В следующее мгновение она увидела чье-то лицо с носом, похожим на кусок смятой глины.
— Фрейдис!
— Госпожа, я здесь. Я спасу вас, — сказала воительница.
Глава двадцать третья
Волчья руна
Тола почувствовала, как руна внутри нее рванулась, пытаясь схватить яркие символы, реющие вокруг. Шею ужасно сжимало. Она сощурила глаза, боясь, что они вылезут из орбит, но все же видела парящие в темноте фигуры, которые шептали свои имена. Огонь, Защита, Конь и Дар.
Темная руна внутри нее щелкнула и накинулась на ту из них, что сияла, словно золото в логове дракона, сорвала ее с орбиты и отбросила в сторону.
И вот она оказалась перед могучим белым деревом, дотянувшимся кроной до звезд, и увидела руны, висящие на его ветвях подобно спелым плодам. Она потянулась и сорвала пламенеющую руну в форме наконечника стрелы. Та затрепетала в ее ладонях, как пойманная птица, и Тола отпустила ее. Потом она сорвала руну коня и почувствовала, как мощно бьется в ее руках его огромное сердце. Он хотел вырваться на свободу, пуститься вскачь. Она отпустила его. Наконец она взяла руну щита и увидела, что это не щит, а олень, — он фыркал, закидывая голову, и смотрел на нее влажными глазами. Он тоже вздрогнул и исчез в темноте, будто в чаще леса.
Ее подташнивало, что-то в горле мешало дышать. Тяжелый порыв ветра ударил ей в висок, и она упала на спину. Ее окутало теплом, и она поняла, что оказалась в воде. Ей хотелось поскорее убрать то, что давило на шею, но руки ее были чем-то заняты. В голове будто раздавались удары, рот и нос заливало водой, но интуиция подсказывала, что ей хотя бы несколько мгновений нужно не отпускать то, что она держала в руках. Это было что-то живое.
Она ударилась головой о воду и ушла вниз — или ей так показалось. Больше не было ни света, ни воздуха, только наполнивший пещеру крик. Он исходил из того, что было в ее руках. Тола вынырнула, чтобы вдохнуть воздух, и выпустила то, что держала, а потом снова ушла под воду. Она уже не понимала, где низ, а где верх, где вода, а где воздух. Она чувствовала, как внутри завывала, дрожала, сотрясалась темная руна, призывая кого-то. Ей отвечал, причитая, другой голос, от которого, казалось, ее кости дробились в порошок.
