Сергей Самаров - Славянский сокол
– Ты уже сидишь, Дражко! – вроде бы воскликнула Рогнельда, но голос оставался холодным и почти равнодушным, и даже удивления в нем услышать не удалось. Хотя, вовсе нет, в равнодушии княгиню обвинить нельзя, иначе зачем бы пришла она сюда, откровенно беспокоясь за здоровье воеводы, когда у нее своего беспокойства хватает. Беспокоится… – понял Дражко с облегчением, которое сам только что по-настоящему осознал. Беспокоится… Но она внутри, только для самой себя заметно, удивляется и беспокоится, и – очень коротко, потому что большое душевное перенапряжение придавливает все остальное. Словно отмерло у нее лицо, таким стало, каким было у герцога Гуннара. Не лицо, а маска, за которой все чувства скрыты.
– Проходи, княгинюшка… – постарался он говорить увереннее и сильным голосом, чуть-чуть добродушно-насмешливым, как он обычно разговаривал с Рогнельдой, когда был здоров. Накануне, даже при отдавании распоряжений Сфирке, голос таким не был. Не был и только что, когда расспрашивал разведчика. – Я уже намедни по комнате ходил, а нынче, думаю, вприпрыжку бегать начну. Глядишь, к вечеру возьму в руки меч, руки разомну, а завтра на коня сяду, чтоб конь с безделья не застоялся. Извини уж, что при тебе свое здоровье медвежье не показываю, потому что не должно одет я.
– Как здорово…
Наверное, Рогнельда обрадовалась за своего единственного сейчас здесь друга, хотя голос и лицо совсем не показали этого. Видно, княгиня совсем не может изнутри наблюдать за своим лицом, как и за своим голосом. Ей кажется, что все она делает естественно, и не видит своей отрешенности от жизни, ее окружающей. Такое Дражко угнетало и опять вызывало жалость.
– Нас и мечами, бывало, доставали, и копьем прокалывали – все не беда! А кинжальчишком нас не взять… – бодрился воевода.
– Я слышала, ты про Годослава говорил… – так же холодно поинтересовалась Рогнельда. – Он будет драться на турнире?
– Да, сегодня он выступает в меле – это общая свалка, когда вместе дерутся стенка на стенку. А завтра будет участвовать в джаусте.
– Джауст – это?..
– Джауст – это схватка рыцарей один на один. Начинают на копьях, а дальше, чем Бог наградил, молотятся…
Дражко изо всех сил веселился и показывал свою буйную веселость, превозмогая боль. Он готов был руками размахивать, показывая, что такое меле, что такое джауст и как там дерутся. Все готов был сделать, лишь бы вывести лицо княгини из состояния полуживой маски, лишь бы жизненность ей придать.
– Он будет драться с Сигурдом?
– И с Сигурдом тоже. Если Сигурда до Годослава никто не победит.
– Сигурд захочет убить его. Зачем он туда поехал…
– Ха! Хотеть, княгинюшка, не вредно. Медведь большой и мед с рождения хочет, а пчелы малы, да больно кусаются… Пусть Сигурд хочет, ты не переживай! Это еще надо суметь. Твой муженек из тех воинов, которые не каждый день родятся. Я даже думаю, что равных ему там не найдется. Был у них такой знатный рыцарь – Хроутланд, сын сестры короля Карла. Этот мог бы еще драться на равных. А теперь никого нет…
– Историю про Хроутланда и Оливье я тоже знаю. Только я еще знаю, что Сигурда никто и никогда не побеждал. И Хроутланд, может, победить бы не смог…
– Ох уж эти женщины… – пряча боль под усами, засмеялся Дражко. – Как они стремятся видеть своих мужей похожими на женщин! Хроутланд – не знаю, а вот Годослав сможет. Я, был бы здоров, победил бы. Знаю! А Годослав-то подавно. Ты гордиться должна Годославом, Рогнельдушка. Гордиться… Он вернется из Хаммабурга со славой!
– Пусть будет так… Я жду его со славой или без нее, но жду. Хотя я пришла к тебе не за этим.
– А за чем?
– Во-первых, о здоровье справиться, а во-вторых, ко мне пришел Власко и попросил, чтобы я отдала ему коня, которого ты приказал поставить в княжескую конюшню. Без твоего разрешения коня ему не отдают.
– Прикажи, Рогнельдушка, отдать. И пусть ему дадут седло славянское. Негоже мальчику-славянину ездить в седле дана.
– Я прикажу.
– А куда Власко собрался? – поинтересовался воевода.
Рогнельда долго молчала, не решаясь сообщить князю весть, которую принес мальчик. Наконец надумала:
– Власко опять смотрел в воду…
– И что?
– Он хочет ехать к Ставру в Хаммабург. Даны двинулись…
– Если двинулись, то и хорошо. Мы их с добром встретим. Там Полкан со своим полком наготове да с красными подарками…
Рогнельда даже головой отрицательно не закачала, словно одеревенела у нее шея.
– Нет… Не те, которых ждет воевода Полкан, но с другой стороны полки, что стояли дальше, на границе с Саксонией. Они вместе с северными идут в двух направлениях… Власко хочет, чтобы Ставр предупредил Годослава.
Дражко не вскочил. Он просто и уверенно, вроде как с легкой усталостью, буднично, встал на ноги, совсем не чувствуя боли, забыв о том, что не одет. И посмотрел на Сфирку, словно руку протянул, требуя вложить в нее меч, потом на княгиню. И сказал с укоризной:
– Что же ты молчала…
Глава 15
После поединка Третьена из Реймса и сакса Гаса, вызвавшего бурю эмоций по оба конца ристалища, герольд еще раз поименно перечислил всех рыцарей, поддерживающих свои стороны. И сообщил, что меле начнется полевым турниром, когда двадцать рыцарей в красных шарфах в одноразовой схватке будут биться на копьях с двадцатью рыцарями в синих шарфах. При этом герольд выполнил приказание короля, не назвав национальность той или иной стороны, чтобы не подчеркивать это лишний раз. И без герольда находится много желающих заострить национальный вопрос.
Берфруа зашевелились. Люди махали кому-то руками, подзывали. Между скамьями забегали какие-то люди, что-то собирали, о чем-то договаривались со зрителями.
– Что там происходит? – Карл, долго и с непониманием наблюдавший за движением зрителей, показал направление взмахом перчатки, словно опять комаров от себя отгонял.
– Обычное дело, ваше величество, – пояснил Кнесслер. – Наши саксы народ азартный. Они, по примеру римлян, делают ставки. Спорят, сколько рыцарей с какой стороны выйдут победителями из полевого турнира.
– Ах так? – воскликнул со смехом король, обычно предпочитающий точный расчет азарту, но сейчас тоже поддавшийся настроению толпы или же играющий на этом настроении. – Оливье, друг мой! Я хочу держать с тобой пари, что полевой турнир закончится вничью. На ристалище останется равное количество рыцарей с каждой стороны. Ставлю свою любимую деревеньку вместе с недоустроенным парком и приписанными смердами против абиссинских перьев с твоего шлема, что дело так и будет обстоять!
– Нет, ваше величество, – возразил граф. – Я не хочу, чтобы вы думали, будто я излишне дорожу своими перьями, потому что привязанность к вещам мешает жить любому человеку, но я не могу спорить на таких заведомо неприемлемых условиях. Я думаю, что после схватки останется пятнадцать франков и только пять или восемь их противников. Это вполне реальный расклад сил, исходя из моего знания рыцарей вашей армии. И могу так же предсказать дальнейшее. Полевой турнир сразу даст стороне с красными шарфами преимущество, потому что значительно усилит их ударную мощь и ослабит возможности защиты противника. Что может в итоге сказаться на окончательном результате и даже ускорит принятие решения об объявлении победителя.
С задних рядов ложи раздался саркастический смешок. Король обернулся.
– Господин граф, к сожалению, не видит разницы между справедливой схваткой равных составов и битвой, в которой принимают участие различные по численности армии, – подал голос князь Бравлин, до глубин души оскорбленный прогнозом Оливье. – Мои витязи не однажды схватывались в поединках перед сражением с вашими рыцарями, не всегда они побеждали, но я не замечал существенного преимущества франков.
– Господа, – резко сказал Карл, – я предлагаю только делать ставки, а не пререкаться друг с другом и не упражняться в ясновидении тогда, когда вопрос разрешится сам собой через непродолжительное время. Ставки! Ставки! Граф, я настаиваю на своих условиях.
– Я согласен, ваше величество… – слегка умерил свой патриотизм Оливье, понимая уже, что король играет, вызывая к себе симпатию славян и саксов.
Тем временем на ристалище герольды развели рыцарей по противоположным сторонам. Каждой паре участников была отведена воображаемая полоса, по которой противники должны были двигаться навстречу друг другу и не мешать столкновению соседних пар. Таким образом, бойцы, развесив по ветру свои вымпелы, заняли всю ширину ристалища от барьера до барьера.
Зрители на берфруа тем временем улюлюкали, кричали и свистели во всю силу своих легких так, что в королевской ложе приходилось говорить громко, чтобы тебя услышали. Возбуждение берфруа передалось и простым участникам меле, которые ожидали, когда и им дадут возможность показать себя. Более того, общее настроение чувствовали даже лошади, то одна, то другая злобно ржали, обнажая зубы, и били копытами, готовые помчаться вперед со всей своей природной стремительностью и понести всадника, возможно, прямо к смерти, потому что все рыцари были вооружены боевым оружием и не настроены разойтись миром, как был настроен король.
