Все против всех (СИ) - Романов Герман Иванович

— А потому брат мой немощен, а держава в крепких руках должна быть, — тут Шуйский низко поклонился, коснувшись рукою пола — отвесил «земной поклон», что в принципе из родовой спеси невозможно — так князь князю не кланяется, невместно ущемление «чести». А вмести с князем дружно поклонилась вся прибывшая с ним свита. Весьма многолюдная, человек двадцать пять, включая трех архиереев, причем не только бояр и дворян, но «именитых гостей» также — «выборных» от горожан.

— Зовет тебя, государь, народ православный и брат мой царство на себя принять, а патриарх тебя шапкой Мономаха увенчает в Успенском соборе — ты плоть от плоти, кровь от крови государя Иоанна Васильевича Великого, и токмо тебе державу принять надлежит, о чем мы все челом бьем! А более тебя никого достойного нет — так что государь царствуй над нами по древнему праву своему, а мы все тебе слуги верные.

Шуйский снова земно поклонился и протянул грамоты, увитые шнурками с печатями. Их принял стоявший чуть позади Ивана князь Одоевский, живо развернул, окинул взглядом — и застыл, пряча удивление. По всей видимости, там было написано гораздо больше того, о чем поведал царский посланец и брат. Князем сохранял каменное выражение на лице, и в то же время лихорадочно соображал, что к чему.

«Василий Шуйский добровольно мне уступает царский венец с бармами — да быть того не может! Здесь какой-то подвох присутствует, его просто не может не быть, но какой и где спрятан?!»

Понятно, что Шуйские вполне трезво оценили сложившуюся ситуацию и решили уступить престол без борьбы. Но ведь он предлагал им не это, а гораздо меньшее — после изгнания самозванца с поляками собрать Земской Собор и выбрать царя, рассчитывая, что первым кандидатом станет он, на безальтернативной основе, само собой разумеется, как серьезный претендент. Ведь за ним будет армия, а ее выбор по нынешним временам самый главный. Да и кто со служивыми в здравом рассудке спорить будет?!

«Двинули сразу в цари, без предварительного обсуждения кандидатуры. И делают все, чтобы я как можно скорее взял на себя всю полноту власти. Без всякого Земского Собора — тут мое полное право на трон имеется, как князя Старицкого. Хм, а ведь всех устроит такой вариант, и меня тоже. Все просто — власть лежит, я ее поднял — кто с утра встал, того и тапки. Но в чем подвох то — я его пока не вижу, а он точно есть!»

— И служить твоему царскому величеству мы будем верно, как и надлежит верным подданным, что крест тебе в том целовали. А похочешь — от трудов удалимся в удел, что ты нам всем назначишь. Брат наш Василий Иванович стар уже и немощен, но мы послужить готовы!

«Не придерешься к нему — Василия грамотно сразу отвели в сторону — невместно бывшему царю служить новому, тут обида. Хотя в монастырь его запирать уже нельзя, не поймут. Так что нужно прилюдно выполнить обещание, данное патриарху, да и в грамоте о том отписал. Нехорошо выйдет, если откажусь, очень нехорошо, не стоит и думать».

— Дарую вам в удел Шуйское княжество, где государем Василию Ивановичу быть, как старшему в роду князей Шуйских. С городами Шуя, Юрьевец, Кинешма и Плес, а вы сами определитесь, кому, где и какими вотчинами владеть, и грамоты о том на утверждение представить. А княжеством сим прямым наследникам по мужской линии править токмо!

Такое уточнение было не лишним, Иван точно знал, что у трех братьев Шуйских быть мальчиков не должно. У младших жены к этому уже неспособны, а молодая супруга старого царя, вернее уже бывшего монарха, раз грамоты написаны и переданы, родит только девочек, которые умрут в младенчестве. Так что удел как вымороченный, в казну отойдет. Одоевские тоже удел свой обратно получили, но род у них многочисленный, сыновей много. А вот Старицкий удел в казну теперь отходит — так как он фактически царем является с этой минуты. Потому что формальное «венчание на царство» только в кремлевском Успенском соборе произойти может, и проводить его патриарх будет, и лишь после этого все вопросы отпадут.

Вот только когда он в Москву попадет — одному богу известно!

«Может быть тут собака зарыта? Царем мы тебя признали — изгоняй самозванца с ляхами! А если не сможешь, то, стало быть, ты не природный государь, а самозванец. Шуйским я обязан службу дать, иначе не поймут, но какую — держать при себе ядовитых змей опасно!»

Иван оторвался от размышлений — нужно было торжественно оканчивать аудиенцию. Но внутри царило смятение — он не мог понять, где подвох, и какую «подляну» ему эти скорпионы приготовили…

Глава 45

— Победа заключается в одном, княже — разбить неприятеля, и при этом понести как можно меньше потерь. Именно так — хорошо подготовленный воин дорого стоит, его с детства готовить нужно, и любая потеря грозит тем, что у врага на несколько ратников будет больше — как раз тех, кого наш стрелец не застрелит, а сын боярский не зарубит. Только и всего, Дмитрий Михайлович, этим немудреным правилом и нужно воеводе руководствоваться. Скажу больше, хотя ты об этом и без меня хорошо знаешь…

Иван остановился, рассматривая с высокого холма, как посреди сжатых полей тянутся серые и темные колонны стрельцов, что нескончаемыми «змеями» текли по поселочным дорогам в сторону Дмитрова. Армия собиралась в единый кулак — пора было начинать войну. «Тушинцы» завозились, начали покидать свой лагерь. Их конные разъезды все чаще стали появляться южнее Дмитрова, где среди рощ и лесов закипели схватки. Все понимали, что скоро грядет битва, а потому готовились к ней.

— Основные потери приходятся не на бой — ратники болеют от плохого корма и худой одежды, от непосильных трудностей, от хворостей. Да та же промокшая одежда и растертые в кровь ноги приносят потерь больше, чем свинцовый дроб с картечью. А потому до битвы ратных людей надобно беречь, кормить хорошо, одевать, ставить палатки, котлы с припасами возить на телегах при каждой сотне. А кто из сотников и начальных людей этого не понимает, и тем паче ворует — ставить в строй обычными стрельцами, пусть на собственной шкуре все прочувствуют и осознают. Можно и батогами проучить — но «березовая каша» только для самых нерадивых! Ибо нельзя ратных людей понапрасну калечить, если денежка за них уплачена!

Иван посмотрел на «марширующих» стрельцов и скривился — о том, что нужно ходить в ногу тут никто не подозревал, эта наука даже для европейских наемников была почти неизвестной. Хорошо, что равнение в шеренгах уже научились держать, да самые простые команды для стрельбы и боя освоили, хотя трудов потребовалось немало приложить для этого. Нужно будет практику «сено-солома» повсеместно внедрять, маршировать научить необходимо. Да и подразделения в этом случае быстрее «сбиваются», единым целым организмом солдаты себя почувствуют.

— Пусть так, государь, но как на поле боя «служивых людей» сберечь, если схватки идут, пушки ядрами стреляют, из мушкетов палят?!

— Напрасно помирать не имеют права, — усмехнулся Иван. — Есть шишак железный и доспех — надеть стрелец обязан, от случайной пули и стрелы сбережет. От ядер и пуль есть защита отличная — окоп вырыть, траншею длинную на иноземный манер, ров узкий и неглубокий, если по-нашему, и всем стрельцам из нее палить. Неприятель только головы стрелецкие там увидеть сможет, в которые ядром али пулей попасть невозможно. А вот наши «гуляй-города» ляхи из пушек своих ядрами на бревнышки разнесут, они ведь на стрелы и картечь рассчитаны, а в упор их мушкетная пуля пробить может. Вот стрельцы потери и понесут тяжкие — зато урок усвоят. Наука побеждать кровью большой вбивается — дураки на войне недолго живут, зато умным большую службу сослужат своим примером!

Иван говорил совершенно спокойно, прекрасно зная, что слова его по меркам 21-го века звучат цинично. Но такова война, большая часть потерь в ней выпадает на дурость начальства и на собственную глупость. Но с первым можно бороться, свой ум на что, а вот со вторым бесполезно — такой материал нужно выбраковывать, чтобы на их смерти другие учились. Ибо «отморозки» и глупцы самый расходной материал.