Елена Крючкова - Дети Ирия. Ладомира

Ехал навстречу Деване Даждьбог. Вот он слез с коня, раскланялся, и спрашивает у Деваны, куда она путь держит. И ответила ему Девана, что едет она в Ирий, что хочет она на трон Рода сесть, который в то время правителем был.

И тогда Даждьбог вскочил на коня и поехал в Ирий. И сказал в Ирии Даждьбог Перуну, что дочка его расшалилась, сесть на трон Рода хочет.

И поехал тогда Перун навстречу своей дочери. И рыкнул Перун по-звериному, и разбежались тогда волки, которые перед Деваной бежали. И свистнул тогда Перун по-соловьиному, и улетели тогда сокол и кречет, что на плечах у Деваны сидели.

Хотел сначала Перун с Деваной поговорить, но слушать она отца своего не стала. И тогда Перун и Девана сошлись в бою в чистом поле. Но сломались у них копья, мечи и палицы. И тогда обернулась Девана львицей, а Перун обернулся львом. И победил Перун в образе льва Девану в образе львицы. Тогда Девана обернулась своей сестрой в виде птицы Магуры[59], а Перун обернулся орлом. И поборол Перун в образе орла, Девану в образе птицы Магуры. И приняла тогда Девана обличье Белорыбицы. Призвал тогда Перун на помощь богиню Мокошь, богиню судьбы. И вместе с Долей и Недолей[60] Мокошь связала частый невод. В этот невод поймал Перун Девану.

После этого Девана покорилась и поклонилась Перуну. Так Девана не села трон Рода…

Солнце стояло в зените, когда Ладомира учуяла аромат свежего хлеба. Она, словно волчица, пошла по следу и набрела на небольшой постоялый двор, в котором заправляла хозяйка Снежана.

Глава 9

Непреступный замок Хаммабург, возведённый саксонцами пять веков назад на скале, омываемой Альбой, в последнее время обрёл особенно важное значение, как резиденция ландмейстера ордена Золотого креста Фридриха фон Хогерфеста.

Генрих фон Бассенхайм, магистр ордена, считал Хаммабург важной стратегической точкой для вторжения на земли славян, ибо на правом берегу реки смыкались воедино земли бодричей, лютичей и лужан.

Ландмейстер по поручению магистра вот уже несколько дней кряду занимался подготовкой буллы для Верховного епископа Авиньона (центра вероисповедания Логоса). Посредством этой буллы ландмейстер по поручению магистра призывал рыцарей ордена во имя Логоса отправиться в крестовый поход против венедов, славян-язычников. И, разумеется, орден просил на то благословения Григория IX, верховного епископа Авиньона, святая святых почитателей единого бога.

Поход предполагалось осуществить тремя боевыми группировками в августе, когда венеды соберут богатый урожай. Первая группировка рыцарей должна направиться к городу Велегошу, центру племени бодричей. Вторая — к лютичам, в Старгард, а третьей группировке предписывалось захватить города Поревит и Прагу на землях лужан и моравов. Продвигаться вглубь диких земель венедов Хогерфест считал пока нецелесообразным, заручившись на то поддержкой Бассенхайма.

Наконец булла была завершена. Ландмейстер свернул пергамент трубочкой, перевязал её шнурком. Затем расплавил кусок красного воска в специальной ложке над свечой, капнул им на пергамент и покуда расплавленный воск не успел растечься — скрепил личной печатью, вмонтированной в массивный серебряный перстень. Затем заключил буллу в специальную металлическую капсулу. Теперь документ был готов к отправке в Авиньон.

Хогерфест отложил капсулу и предался раздумьям…

Ладмейстер был ярым поборником Логоса и единобожие считал единственно правильным. Язычников же, поклонявшихся силам природы и пантеону богов, он открыто презирал, ибо, по его мнению, только недочеловек может пренебрегать великим Логосом.

Однако Хогерфест не терял надежды наставить завоеванных недочеловеков-дикарей, венедов, на путь истинной веры. Он прекрасно знал, что языческие боги, как считали венеды, являли собой часть окружающего мира, были неразрывно связаны по мнению дикарей с природными силами. Деревья или камни являлись для язычников предметом поклонения, и, по мнению приверженцев Логоса, славяне подменяли истинного творца его творениями. Ибо всё вокруг создал Логос. И все его последователи знали, что сотворил он мир за семь дней. А затем в течение трёх дней — и самих людей. До сего момента на земле царил великий хаос.

Во всяком случае, так считалось официально Авиньоном, который на протяжении семи веков являл собой центр богословия и резиденцию верховного епископа — воплощения Логоса на земле.

Многие почтенные члены ордена понимали, что предстоящий поход отнюдь не преследует цели пополнить ряды почитателей Логоса, а прежде всего, захватить богатую добычу, рабов и плодородные земли. Ибо Саксония, Бавария, Тюрингия, Померания и земли франкского королевства были перенаселены и остро нуждались в расширении своих территорий.

И сам ландмейстер прекрасно осознавал это в душе. Однако в силу своего положения предстоящее кровопролитие и грабёж должно иметь благовидный предлог, а именно — уничтожение язычества, обращение венедов в новую истинную веру для их же блага. Впрочем, молодые рыцари, недавно пополнившие ряды ордена не подвергали это ни малейшему сомнению. Они свято верили, что завоевательные походы несут венедам прогресс и истинную веру. И жертвы оправданы.

По мнению магистра и его правой руки ландмейстера, земли ордена должны раскинуться от Магдебурга до Поревита, от Хаммабурга до Старгарда и Велегоша. А притоки Альбы, реки Альтера и Била, имели стратегическое значение в дальнейшем захвате земель венедов. Вдоль них орденом планировалось построить множество дозорных крепостей, тем самым лишив венедов водного пути.

Ландмейстер встал из-за стола, прошёлся по кабинету и выглянул в окно — с наступлением лета шерстяные шпалеры, защищающие помещение от ветра давно сняли. Его взору предстала Альба, несущая свои воды у подножия замка и делавшая подле него крутой поворот. Ландмейстер внимательно оглядел деревянные галереи, построенные на мощных стенах замка, возведённые его предками, предназначенные для передвижения часовых и защите лучников и воинов при нападении извне. Над воротами виднелись три мощных аркбаллисты[61], стрелы которых перелетали реку и без труда сражали неприятеля.

Впрочем, венеды не намеревались тревожить покой Хаммабурга. Ландмейстер же уделял повышенное внимание укреплению замка, прежде всего, ради личных амбиций, спокойствия Авиньона и готовящихся притязаний ордена.

Свежий летний ветер теребил волосы Хогерфеста. Ландмейстер окинул взором внутренний двор замка, в каменном чреве которого кипела повседневная жизнь. Челядь занималась своим делом, зная крутой нрав хозяина и преданного ему мажордома.

В этот момент Хогерфест подумал, что сильные рабы из племени венедов и особенно рабыни, светловолосые, голубоглазые, сильные и выносливые, не помешали бы в Хаммабурге. Тем паче, что он давно положил глаз на плодородные земли лютичей и бодричей, раскинувшихся на правом берегу реки. После удачного похода он намеревался построить мост, связующий два берега и возвести на захваченных землях наблюдательные укреплённые донжоны[62], которые он пожалует своим преданным вассалам.

Тем временем на яблоне, растущей подле колодца внутреннего двора, сидела упитанная кукша и чистила свои пёрышки. А над замком, раскинув крылья, парил сокол…

Месяц жнивень[63] давно вступил в силу, близились осенины. В первой половине жнивеня сияли зарницы, а во второй славяне — убирали урожай, жали хлеба. В это время женщины расстилали скошенный лён по уже холодной росе, поэтому лютичи звали этот месяц «ленораст».

Пчеловоды собирали из ульев соты мёда, часть из них несли в храмы Матери Сыра-Земли и Живы для подношения богиням и освещения жрецами. Славяне считали: с этого дня пчелы прекращают производить мед, поэтому необходимо «заломать соты». Это делалось для того, чтобы пчелы из соседних ульев не забрали весь мёд. Для «заламывания» сот на пасеке пчеловод одевался в чистую льняную одежду, возносил молитвы богам, после чего выбирал самый лучший улей. Пчеловод извлекал из него соты, положив часть их в новую деревянную посуду, относил в храм для освещения жрецами. По возвращении из храма, пчеловоды разговлялись свежим мёдом и пшённой кашей, варили «медяные» квасы и угощали соседей. Женщины пекли на первом меду огромный хлеб-каравай из ржаной муки нового помола.

Снежана, хозяйка постоялого двора, у которой нашла приют Ладомира, напекла праздничных хлебов. Замесила она и традиционный каравай из свежей ржаной муки на первом меду. Заложила его в печь.

Домочадцы с нетерпением ожидали, когда хлеб поднимется и испечётся, ибо по его качеству и форме предсказывали ближайшее будущее. Наконец Снежана извлекла каравай для гадания из печи — сердце ёкнуло в груди Ладомиры. Ибо форма испечённого хлеба не предвещала ничего хорошего — он развалился на несколько частей, и одна из них, самая маленькая, пригорела. А это, согласно поверьям, предвещало смерть…