Андрей Демидов - Тайны Звенящих холмов
И те и другие дреорды пытаются использовать эту слабость и умертвить сторожу.
Теперь война идёт всюду. Тайная, тонкая, безуспешная. Обе стороны погрузились в странный для себя мир и увязли в нём. Это если бы князья Склавении пытались победить друг друга с помощью только речных, изредка вмешиваясь, чтоб вытащить один косяк неводом, или забить особо крупную рыбу острогой.
Конец наступит тогда, когда у побеждённых иссякнет вся их сила или их уничтожит оружие победителей.
Но есть ещё одна сторона в этой войне. Войне между трорами.
Это нечто, сохранившееся с древних времён.
Это нечто – тела без плоти, мысль без начала и конца, эхо без источника.
Дреорды называли это Кланх, склавляне называют это лешаками и водяными, нежитью. Кланх – порождение живой и неживой природы, видимое теми, кто этого желает, в том обличье, которое рисует мысль.
Кланх убивает, оживляет, собираясь вместе, может закручивать смерчи или топить острова.
Кланхом владеют все и никто. Это начало и конец жизни на Земле.
Каждый человек несёт в себе его частицу. Чем больше людей, тем меньше в них Кланха, ибо оно не увеличивается и не уменьшается.
Сейчас оно противостоит чужеродному активному, накапливается, бурлит, выплёскивается через край. Тёмная Земля, Земля стреблян, сейчас центр этого противостояния.
Это всё, что могла рассказать Мать Матерей.
После того как умолк её странный голос, Рагдай ещё долго и потрясённо молчал.
Наконец Вишена не выдержал, нетерпеливо потеребил его за край плаща:
– Что, что она сказала? Что-то очень плохое? Или хорошее? Да скажи мне, Рагдай, во имя всех богов! – Не дождавшись от кудесника ни слова, ни жеста, ни взгляда, варяг поднялся с лавки и сделал шаг вперёд. – Пока Рагдай обдумывает твои слова, Мать Матерей, позволь мне спросить тебя?
– Спрашивай.
– Правда, что земля плоская? – Вишена потряс перед собой раскрытой вверх ладонью.
– Земля круглая, – ответила Мать Матерей на варяжском, в точности повторяя ранрикийский диалект. – Я знаю, что ты будешь сейчас говорить про воду Океана, льющуюся через земной край, про золотые вёдра дочерей Одина, твоего бога. Нет, лучше ты ответь мне на несколько вопросов. Ты смышлён и ловок, раз обошёл ночью мои ловушки. Видимо, я что-то перестала понимать в некоторых людях, живущих теперь рядом со мной. Вот ты говоришь, что Земля плоская, стоит, наверно, на какой-нибудь рыбе или рыбах. Так, воин?
– Так, эта рыба плавает в священном Океане Дронгейм, – кивнул Вишена, переминаясь с ноги на ногу.
– Это, наверно, очень широкий и глубокий океан, раз там плавает такая громада. Но любой океан, река, озеро, лужа имеют дно и берега. Так?
– Да, я много плавал, и всегда вода заканчивается берегом. Без берега нет моря, клянусь Одином! – убеждённо согласился Вишена.
– Значит, Океан Дронгейм, хоть и в форме чаши, тоже лежит в своей, большой Земле, которая, в свою очередь, опирается на ещё бóльшую рыбу. И так дальше.
– Да, наверное, так. – Вишена вздохнул. – Один мудр и велик. Он всё устроил прочно.
– Когда ты, воин, садишься на скамью, ты не ставишь на эту скамью ещё несколько таких? Так почему ты думаешь, что твой Один такой глупец, что сделает такое с рыбами и океанами? – Мать Матерей засмеялась, вернее, не засмеялась, а просто из-под её капюшона раздался звук, похожий на скатывающийся под гору валун.
– Я не понимаю, о чём ты говоришь. – Вишена почувствовал, как почва уходит из-под ног, а в голове начинается полная неразбериха. – Нори и Глойн из золотых ведёрок льют воду обратно…
– Благодарю тебя, храбрый воин, ты единственный, кто позабавил меня за последнее время. – Мать Матерей опять засмеялась и впервые шевельнулась.
Вишена вздрогнул; то ли ему показалось, то ли он и впрямь увидел мелькнувшую руку, сжатую в кулак, покрытую кожей, похожей на кору старого дуба. Он попятился и рухнул обратно на скамью.
Только теперь он обратил внимание, что Рагдай стоит рядом с Матерью Матерей, а у его ног лежит несколько странных предметов. Рагдай, уже пришедший в себя, подождал, пока Вишена закончит бормотать, поминая то Одина, то Фрейра-заступника, то всех богов сразу, и сказал:
– Благодарю тебя, Мать Матерей, за твоё слово и хочу спросить, не можешь ли ты указать путь, чтобы прекратить войну троров, чтобы настал покой в земле стреблян и всей Склавении, и без того обильно поливаемой кровью?
– Такого пути нет, Рагдай. Но прежде чем ты уйдёшь, я передам тебе несколько моих вещей, долго служивших мне и моим предкам. Ты должен будешь уничтожить их. Просто навьючишь их на старую лошадь и загонишь её на Медведь-гору. – Капюшон Матери Матерей дрогнул; она повернула голову к Редруму, поднявшему и держащему в руках матово блестящий брусок с маленьким углублением посредине. – Это куллат, показывающий чужого. Если чужой находится от куллата менее чем в дне пути, на его зелёном блюде зажигается глаз. Прими.
Рагдай подошёл к Редруму, осторожно взял на ладони прохладный, почти невесомый брусок размером с небольшую книгу, провёл ладонью по рядам бугорков с неизвестными символами, по углублению, украшенному тонкими чёрными штрихами, похожими на паутину.
Второй предмет, переданный ему Редрумом, был похож на куллат, только намного тяжелее, а вместо сетки с паутины посреди углубления был круг с перекрестьем.
– Это длен, или, как говорят бурундейские волхи, – сапоги-скороходы. – Мать Матерей опять засмеялась своим каменным смехом. – Волхи остроумные люди. Ничего не видя, ничего не зная, очень верно ухватывают суть. Вот куллат они тоже никогда не видели, но говорят в своих молитвах и заговорах о яблочке, катающемся по тарелочке. А вот это у них называется меч – голова с плеч. Хотя у штрара с мечом одно сходство: он убивает. – Когда Рагдай, передав Вишене куллат и длен, взял в руки штрар, тяжёлую металлическую флейту с утолщением на одном конце и с уже знакомыми бугорками на нём, Редрум быстро отвёл его руку в сторону, чтобы отверстие флейты не глядело в сторону трона.
– Никогда не направляй эту дырку на человека и не нажимай выпуклости на рукояти, – глухо сказал Редрум.
– Эти вещи – оружие, которое использовали мои предки. Оно ещё помнит времена дреордов и битвы за Звенящие холмы. – Мать Матерей начала говорить тише. – Я скоро уйду, со мной уйдут все мои соплеменники, но я не хочу, чтобы это досталось людям. К моему позору, я однажды, давным-давно, когда жила на берегу тёплого моря, передала оружие земным царям… А они уничтожили много городов, объявив себя богами, они укоренились в Греции, совершая кровавые подвиги. Много усилий мне понадобилось, чтобы отобрать у них оружие дреордов. Тогда я ещё раз убедилась в том, что моё знание разрушает душу и плоть этого мира.
– А что это? Похоже на куски горного хрусталя? – спросил Рагдай, принимая от Редрума два равновеликих прозрачных многогранника величиной с кулак.
– Это сосуды, содержащие жидкость двух видов. Одну волхи назвали бы живой водой, а другую – мёртвой. – Голос Матери Матерей становился всё тише, отдалённей. Рагдаю уже приходилось напрягать слух, чтобы различать слова. – Всё, Рагдай, ступай, сделай, что я тебе велела. С тобой к Медведь-горе пойдёт часть дружины Водополка Тёмного, местного князя. В Урочище Стуга больше не приходи, тут отныне будет лишь смерть…
– О многомудрая, у меня ещё один вопрос. – Рагдай в отчаянии начал судорожно шарить у себя за пазухой, под кольчугой, и наконец извлёк маленькую чёрную пластину, усеянную бугорками и символами. – Я нашёл это в Медведь-горе, в древнем могильнике великанов, пришедших в Тёмную Землю со стороны гор Алатырь и Урай…
– Она уже не здесь, Рагдай, – сказал Редрум, рассматривая чёрную пластину. – Не тревожь её. Она устала, и ей трудно теперь говорить и двигаться. То, что ты принёс, часть сторожи одного из пустых ныне Звенящих холмов. Эта вещь не имеет сейчас никакой силы. Это просто кусок железа. Всё, иди за мной. – Он, не оборачиваясь больше к трону с неподвижной фигурой, направился к железной двери, через которую гости входили в зал.
Вишена, тем временем приблизившись к Матери Матерей, хотел было дотронуться до её плаща, словно желая удостовериться в её реальном существовании, но, остановленный предостерегающим криком Рагдая, так и застыл с вытянутыми вперёд пальцами:
– А где она? Трон пуст! Клянусь Одином!
Рагдай скользнул взглядом по неподвижно сидящей фигуре Матери Матерей, взял варяга за перевязь меча и молча повлёк вслед за Редрумом.
Только наверху, в сотне шагов от костра бурундеев, Вишена опустил вытянутую руку, не гнущуюся в локте, и начал её усиленно растирать:
– Проклятье, руку жжёт, словно от огня! Рагдай, что, теперь я умру?
– Твоё любопытство, варяг, тебя погубит. Дотронься ты до неё, и стал бы статуей из сухой кожи. – Рагдай похлопал по торбе, висящей у Вишены за спиной, в которой лежали, обёрнутые ветошью, вещи Матери Матерей. – Неси осторожней, тут лежит смерть.
