Варвара Иславская - Жемчужный принц
– Понятия не имею.
– Ты недоглядел! Вот в чем твоя вина! – И Кроун потряс своим огромным кулачищем перед лицом лакея. – В этом замке живут всякие эльфы, феи и всевозможная нечисть, которая и сперла ключ. И я думаю, что Фаустина здесь тоже приложила свою ручку бывшей ныряльщицы! Ей хочется отомстить мне.
– Нет, сеньор Кроун, только не Фаустина. Она очень больна. – И обычно бесстрастное, каменное лицо Витторио омрачилось глубокой печалью.
– Что с ней?
– Во время отдыха к ней в спальню ворвался ворон и укусил ее за шею.
– Ну и что? От укуса птицы не умирают, – раздраженно сказал Кроун.
– Доктор тоже говорит, что рана заживет, но принцесса слабеет с каждым днем.
– Когда я вернусь на остров, я придушу этого Робина вот этими вот руками! – И Кроун показал миру свои толстые, короткие, будто бы обрубленные пальцы с выпуклыми ногтями, которые никак не вязались с его изящной фигурой. – А кто теперь пользуется тронной залой? – ехидно спросил Кроун.
– Никто. Она сгорела в ту же ночь вместе со стенами и теперь напоминает открытую всем ветрам, площадку. Я отдал распоряжение расчистить ее и построить перила.
– Молодец. Хвалю, – буркнул регент.
– И еще принц Перль куда-то исчез.
– Что! – заорал Кроун так, что все размалеванные лица разом повернулись к нему.
– Простите, сеньоры! Это все нервы! – извинился Кроун.
– Здесь все на нервах, сеньор! И не надо щекотать их людям, которые делают ставки, прошамкал беззубым ртом старик в расшитом малиновом камзоле. Видимо, он хотел внешне походить на самого дожа, а возможно действительно имел этот сан.
– Куда он, по-твоему, мог исчезнуть? – шепотом спросил Кроун.
– Принц постоянно находился в своих покоях. Более того, он не покидал стен спальни. Наверное, как всегда, смотрелся в зеркало. Что ему еще делать?
– Или секретничал с Фаустиной. У него теперь прибавилось дел.
– Еще принц был в библиотеке, но он там обычно проводит столько, же время, сколько у зеркала.
– О, этот принц! Все мои старания прошли впустую! Я буквально выходил его в этом вертепе под названием жемчужный замок, а он, чувствуется, пошел по стопам своей матушки.
– Она была фея, – напомнил Витторио.
– Да, но своеобразная и очень легкомысленная.
– Зато добрая.
– Замолчи, Витторио. Принц изменился даже внешне. Раньше это был чудный ребенок с черными кудрями, который слушался меня во всем, а теперь его как будто бы подменили. Он стал высокомерен и подозрителен.
– Но ведь ему исполнился 21 год! Это естественно. На меня он тоже стал смотреть с явной неприязнью.
– Но чья? Скажи мне, чья это работа?
– Я не знаю, сеньор Кроун. Я всего лишь ваш слуга, – вздохнул Витторио.
– Ладно, возвращайся на остров, а я скоро присоединюсь к тебе.
– Вы не поедете со мной? Я заказал прекрасную галеру.
– Нет. Не забывай, что Жемчужный остров – это часть Венецианской республики, и с меня требуют выполнение определенных финансовых обязательств и уплаты налогов. Наше положение не столь блестящее, как кажется праздным обитателям Жемчужного королевства. А принц вернется, я в этом не сомневаюсь. Куда он денется от этой интриганки Фаустины! Все. Иди.
Поклонившись, Витторио покинул стены казино, на ходу чуть не споткнувшись о какое-то существо в зеленом колпаке. «Что за страна? И еще называют себя республикой! Сплошной блуд и карнавал!» – в сердцах выругался Витторио, ибо сам был родом из южных краев Италии.
«Принц, принц, принц…» – и слезы навернулись на холодные глаза Кроуна. «Когда он родился, я не обратил внимания на какого-то тощего лягушонка с синими глазами, которым восхищалась вся местная аристократия. Но когда он, двух лет от роду, забрел в траурную залу и пытался разбудить свою мертвую мать, сердце мое дрогнуло, и я почувствовал нежность к этому ребенку. Отцовскую нежность. Не больше. А потом я сам не заметил, как во мне поселилась пагубная страсть, которая начала сводить меня с ума. Но я боролся с собой и поклялся, что скорее убью себя, чем прикоснусь к принцу! Но за эту жертву он заплатит мне. Я воздвигну стену между ним и миром и буду жить при нем, как немой раб. Он станет, подобно римскому императору, приказывать, повелевать и казнить. Я сделал все. И что же я получил? Эта гадина Фаустина дала ему вкусить запретный плод, и он пустился во все тяжкие! И он позабыл меня. Хотя его можно понять. Сейчас на дворе 1773 год, и люди стали другими. Они все играют какие-то роли. Как, впрочем, и я.»
Да, я жесток, но каким еще может быть бедный ныряльщик за жемчугом, цель которого возвыситься среди тех, кого он ненавидит! И я этого добился. Только вот какой ценой? Коварная страсть живет внутри меня и не дает покоя! Я – содомит!
Казино с его нелепыми фигурами коломбин и желтыми цепкими пальцами игроков поплыло перед глазами Кроуна. Он плакал. Впервые в жизни.
– Вы плохо себя чувствуете? – с тревогой спросил его сосед? Вам помочь дойти до пристани?
– Нет, не надо, – жестко ответил Кроун и тут же пришел в себя. – Мне пора. Я не буду отыгрываться, сеньоры.
Кроун встал и своей раскованной, вихляющей походкой направился к выходу, но наблюдательный человек сразу заметил бы, что внутри он весь был как натянутая струна. Словно во сне он шел по Сан-Марко, где опять какая-то веселая компания разодетых мужчин и полуголых женщин прямо на улице пили шампанское, а акробаты в костюмах змей изгибали свои тела вокруг позолоченного шеста.
Проходя мимо кофейни, Кроун увидел, что за стеклом сидит та цветочница в белом платье, которая приходила в казино. Узнав Кроуна, она помахала ему ярко-оранжевыми маргаритками, как будто хотела о чем-то напомнить ему. Кроун вежливо кивнул ей, хотел подойти, но женщина опять исчезла.
Подойдя к набережной, Кроун подозвал мальчишку-гондольера в надежде, что его юность и наивность позволят ему сэкономить несколько лир.
– Жемчужный остров. Повезешь?
– Это далеко, сеньор, – ответил голубоглазый парень, явно набивая цену.
– Заплачу, сколько попросишь, – смягчился Кроун.
– Тогда садитесь, – сказал парень.
Кроун осторожно забрался в гондолу и сел на мягкое бархатное сиденье.
– Вам удобно сеньор? – вежливо осведомился мальчишка, отталкиваясь веслом.
– Не беспокойся обо мне. Лучше быстрее домчи меня до Жемчужного острова, а то солнце уже садится.
И действительно белые шпили базилики Санта-Мария-делла-Салюте уже погружались в серую дымку наступающего вечера, а розоватые блики заходящего солнца, словно вечерние фонари, освещали Венецию, где буйствовали красота и вульгарность, роскошь и бедность, достоинство и порок.
Даже лишенный всяких эстетических чувств Кроун, и то почувствовал некий трепет в душе, именуемый наслаждением прекрасным.
Уже через полчаса Кроун, щедро расплатившись с мальчишкой, вступил на землю Жемчужного острова. Однако лодку он попросил остановить у одной из разрушенных лестниц, ступеньки которой спускались прямо в воду. Кроуна никто не мог заметить, ибо это была почти разбитая, никому не ведомая лестница, спрятанная за зелеными кустарниками буйно разросшегося боярышника.
Когда гондольер скрылся из вида, Кроун начал странные приготовления. Сдвинув большой камень, он достал оттуда облачение ныряльщика, состоявшее из коротких штанов и простой тельняшки. Потом он разделся, аккуратно сложил свой костюм регента и спрятал его под камень. Облачившись ныряльщиком, Кроун легко спрыгнул в воду, погрузился на дюжину метров и поплыл к самому основанию замка, где бурлили темные клубы водоворотов. «Только бы правильно найти место», – думал про себя Кроун, пытаясь войти в этот темно-зеленый грязевой лабиринт. «Кажется, это здесь!»
И Кроун, зажав одной рукой нос, легко скользнул в грязевую жижу. Руки его тут же нащупали стену замка, и он стал неистово стучаться, потому что больше уже не мог задерживать дыхание.
Неожиданно в стене отворилась невидимая маленькая дверца и, Кроун, словно рыба, нырнул в отверстие. Закрыв за собой дверцу, Кроун сделал судорожный вдох.
– Что-то тебя давно не было, Кроун, – послышался низкий женский голос. Здесь темно. Я сейчас зажгу свечи.
Глава 4
Острый слух не подвел Робина. Не зря у него были большие зеленые уши, которые всем казались смешными, а на деле обладали чудодейственным свойством слышать на больших расстояниях. Принц был жив и здоров. После погребения матери и болезни Фаустины, он переборол страх и, следуя совету Сафо, все-таки прошел сквозь зеркало и оказался на другой стороне острова, где жили рыбаки и ныряльщики за жемчугом. Никогда в своей жизни он не видал такой бедности! Давно некрашеные кирпичные домики были унылого серо-коричневого цвета. Те, которые стояли близко у воды, представляли собой полуразвалившиеся лачуги, ибо частые морские приливы постепенно размывали и разрушали постройки. Позади домишек виднелись горы, густо покрытые зелеными деревьями. Как уже было сказано, несколько женщин стояли в вязком песке и, переговариваясь, полоскали белье. Солнце едва взошло, и за густым маревом розово-серебристого тумана, никто не заметил сидящего на пригорке, хорошо одетого черноволосого молодого человека, который синими удивленными глазами видел то, что, казалось, было сокрыто от него навсегда.
