Сергей Лукьяненко - Искатели неба (сборник)
– Готовьтесь! – повторил я, оглядываясь. И увидел, как под нашими товарищами разошлись тонкие рейки пола. С криком, который невозможно сдержать, даже зная о предстоящем, они рухнули вниз.
А через миг нос планёра вонзился в высоко взлетевший гребень волны.
Зазвенев, разлетелось переднее стекло. Осколком мне оцарапало лоб, соленая вода ударила в лицо, вышибая дыхание. Планёр кувыркнулся, заваливаясь, рухнул на воду, заскользил – до следующей волны, что закрутила его, ломая крылья и врываясь в открытую бомбовую камору.
– Антуан! – Я рванул старика за плечо. Вода ревела, врываясь в кабину.
Он повернул голову и осклабился – довольной улыбкой человека, совершившего что-то важное, пусть и не слишком-то радостное.
– Спасайся! Я не умею плавать.
У меня смешались мысли. Как?
Антуан, прославившийся тем, что ради товарища свой планёр на воду сажал – не умеет плавать?
Будучи молодым, уже прославленным и еще жадным к жизни, не по приказу, не принужденный к тому крушением – повел планёр навстречу холодному северному морю?
Вода хлестала, заливая планёр, а я отдирал ладони Антуана от штурвала. Его пальцы закостенели на тонкой бамбуковой дуге: не от того, что летун противился мне, а от долгих часов полета, забравших все силы.
– Не надо… я знал, что так должно кончиться… – прошептал старик.
Но силы были неравны. Я все-таки оторвал его от штурвала, ударом ноги выбил промокшую парусиновую дверцу. Вода уже заливала нас по горло. Волоча Антуана за собой, отталкиваясь от тонущего планёра, я поплыл прочь. Антуан слабо бил по воде рукой, пытаясь помочь мне.
Море было теплым – будто в молоке плывешь. Соленым – губы уже щипало. Если бы не волны, если бы не гуляющий ветер, если бы не заслонившие полнеба тучи!
– Ильмар, не надо… – прохрипел Антуан.
Если сейчас он поддастся панике, начнет биться и хватать меня – конец. И не оглушишь, чтобы за волосы тащить – старик их давно лишился.
– Корабль близко, молчи! – прикрикнул я. Завертел головой, пытаясь найти наших.
Они оказались недалеко. Плыли к нам – пока все вместе, даже Жан барахтался самостоятельно, хотя Луи и был рядом, готовый прийти на помощь. В небе, все больше и больше снижаясь, кружился планёр Хелен.
Я поискал взглядом шхуну. Да, она и впрямь была недалеко. И шла к нам на всех парусах, я даже увидел суетящихся матросов. Но все-таки надо было продержаться минут десять, не меньше… сбросить бы башмаки – да нет и на это минуты…
Ударила очередная волна, я поднырнул под Антуана, выпихивая его из воды. По руке скользнула медуза – что ж ты в глубину не уходишь, тварь противная, шторм же наступает!
– Ильмар! – зычно крикнул Жерар. Плыл епископ мощно и сильно, сразу двумя руками загребая, будто дельфин выбрасывая себя из воды. – Держись!
Видать, заметил, что я волоку Антуана…
А наш планёр, задрав напоследок пестрое крыло, погрузился в пучину. Без водоворотов, плавно и важно, так тонут не корабли, а упавшие с небес птицы, окончившие свой век.
– Держусь! – крикнул я и был награжден глотком теплой соленой воды.
Как же некстати разыгралась буря!
Удерживая над водой Антуана, я попытался заглянуть ему в глаза. Далеко ли там до слепой паники?
Нет, и следа ужаса не было в его глазах.
– Мне с того раза… кажется, что живу взаймы… – прошептал Антуан. – Будто должен был умереть, но Сестра хранила… для чего-то…
Ударила новая волна, пронесла на гребне – мимо Жерара, прямо к Йенсу, плывущему неумело, но старательно.
– Молчи! – выныривая, прокричал я. – Хранила и хранить будет! Молчи!
Метрах в двадцати от нас, еще раз подтверждая свое неслыханное мастерство, сел на воду планёр Хелен. Куда мягче, чем наш. Уголком глаза я заметил, что первым из кабины выпрыгнул Маркус.
– Я не могу… – обвисая, прошептал Антуан. Его тело сразу отяжелело, но в этот миг его подхватил Жерар. Глянул на меня:
– Что со стариком?
– Он не умеет плавать!
Будто был в этом смысл, мы сбивались в кучку. Антуана теперь держали двое – я и Жерар, Луи помогал Жану. Остальные худо-бедно плыли сами, даже Луиза, наверное за счет объемистых телес, легко плясала на волнах.
Корабль был совсем близко. Не военный, не торговый – рыболовная шхуна, из тех, что шныряют вдоль берегов, стараясь не забираться далеко в море.
А тучи уже стлались над головой. Свет молний перебивал исчезающие солнечные лучи. Я повернул голову к шхуне – и увидел…
Словно следуя за линией облаков, накатывала на нас очередная волна… небывалая, чудовищная, из тех, что моряки зовут девятым валом.
Сердце замерло.
Из-под этого гребня мы выберемся не все.
Взмыл на волне бесстрашно мчащий к нам кораблик, изнанка волны засветилась на уходящем солнце – сверкающей изумрудной толщей, пенными хлопьями…
– А-а-а… – закричала Хелен, тоже увидавшая волну.
Время будто замедлило бег, я видел, как в лицах отражается ужас, как задирает голову Маркус, выставляет руку навстречу волне – беспомощным жестом утопающего… или…
Губы мальчишки шевельнулись – заглушенные ревом волны, хотя сейчас он кричал.
Но это Слово не обязательно слышать.
Стало черным-черно.
Невиданный холод прокатился над морем, и моя рука, загребающая воду, разбила тонкую корочку льда.
Из гребня волны Словом вырвало огромный кусок – с той легкостью, что недоступна смертному.
Мимо нас, ревя и грохоча, прокатились две волны. Блестя шлифованной водной гладью, колебля море, не зная, что жертвы ускользнули.
Наверное, последний раз такое видели иудеи, которых вел через море Моисей.
– Господь мой… – вскрикнул Жерар.
Нас мотало и бросало в разные стороны. Из последних сил мы держались на воде, на шхуне уже спускали паруса и кидали с борта веревки и трапы. А вслед за первой волной накатывала вторая, ничуть не меньшая. Я поискал взглядом Маркуса, но вряд ли у того сейчас были силы для нового Слова. Он колотил по воде руками, и Арнольд уже подплывал к мальчику, готовый при нужде поддержать.
– Мы все здесь погибнем! – завопил Йенс, которого круговоротом прижало ко мне. – Нас всех ждет смерть!
В глазах его было безумие – темное, беспросветное…
– Где твоя вера, монах? – крикнул я ему. – Чего ты боишься, когда Искупитель рядом с тобой? Или нет Его власти над морем и ветром?
Мои слова Йенса словно отрезвили. Он замолчал, повернулся к шхуне.
А та уже вышла наперерез волне, закрывая нас от удара. Качнулся смоленый борт, стегнула по воде джутовая веревка – я поймал ее одной рукой, другой не отпуская Антуана.
То ли искусство капитана было подобно мастерству Хелен, то ли Искупитель с Сестрой следили за нами совсем уж пристально – но с первого же раза повезло не только мне.
Шхуна скользнула между волнами, провалилась вниз, всех бросило к борту – прямо к протянутым рукам матросов. Из моих рук приняли безвольное тело Антуана, двое втащили голосящую Луизу, еще двое – отчаянно борющегося за жизнь Жана. Я растянулся на скользкой палубе, вцепился в нее, прижался всем телом. Шхуну бросало и кидало, но буря будто умерила первый свой натиск. Дав себе лишь мгновение передышки, я поднял голову.
Маркус… Жан… Антуан… Луиза…
Безвольные, едва шевелящиеся, наглотавшиеся воды. Но живые и на палубе.
Йенс, Жерар, Луи, Хелен, Арнольд…
Они держались бодрее. Даже пытались сидеть.
Фарид и Петер выглядели лучше других.
Руссийский шпион мелкими глотками отхлебывал что-то из фляжки. А Петер пытался объясниться с матросами.
Я огляделся – да это и впрямь был иудейский корабль. Смотрели на нас с изумлением и трепетом, но без враждебности. Повезло… вот уж была бы беда бедой – попасть на османскую или державную шхуну…
На четвереньках я подполз к Фариду и требовательно протянул руку. Шпион молча протянул мне фляжку.
– На Слове… прятал? – в перерыве между глотками спросил я.
– Чином я не вышел, Словом владеть, – будто извиняясь, ответил Комаров. – За пазухой прятал.
Бренди был густым и обжигающим. Наверное, руссийский, они на Кавказе хороший бренди делают…
Прислонившись к фальшборту, я стал ждать, чем закончится разговор Петера с командой.
Кают для пассажиров на шхуне не было, и поместили нас в кубрике. Маленьком, чистеньком, со скобленым столом посередине и крепкими лавками вдоль стен. Запах рыбы был неистребим – но куда от него деться на рыболовной шхуне? Кутаясь в принесенные матросами одеяла из колючей верблюжьей шерсти, мы сидели, переглядываясь, еще не до конца поверив в спасение. Одежду нашу сушили где-то на камбузе.
Иудейского капитана звали звучно – Авром-Бер Адмони. На иудея он ничуть не походил, здоровенный – под стать Арнольду и Жерару, рыжий, в перепоясанной кожаным поясом шерстяной блузе, со стальной серьгой в ухе, с густо татуированными руками. Были на руках и русалки, и выцветшие от времени надписи, и силуэты кораблей. Знал я такую манеру: каждый корабль, на котором плавать доводилось, на собственной коже изображать.