Андрей Шумеляк - Веллоэнс. Книга первая. Восхождение
– Да я не хозяйка, я так, посуду мою и еду ношу, – тетушка зарделась и, хихикая, как молодая пигалица, убежала обслуживать завсегдатаев.
Троица ужинала, беседуя о пройденной вместе дороге, дальних странах и воле
богов.
Халил провел пальцем по кромке чаши.
– За эти пару дней я неплохо провел время. У меня есть для вас послание от
моего бога. Его голос велит передать вам некую вещицу. Сам не до конца понимаю
смысл, да это и не так важно. Завтра мы разойдемся, может для вашего пути это
сыграет хорошую роль.
С этими словами старик достал мешок и развязал узел. Свиточек размером с
поллоктя, исписан неведомыми символами, начертаны демон, мужчина в странном
черном костюме и простоватый на вид мальчишка, однако в царском одеянии.
– Спасибо за картинку, мудрец, – тарсянин повел бровью, – найдем, как ее
приспособить. Авенир, ты же и искусство любишь, потащишь сам. Эй, хозяйка, есть ли здесь комната для уставших монахов?
– Да, имеется, – несмотря на пышные формы, женщина оказалась весьма
расторопной, – два медяка за ночь и еще за день одну монету.
– Ладно. Держи серебряк и побеспокойся, чтобы нас ждали три мягких
топчана, а на столе стоял кувшин ключевой воды.
– Ага, все сделаю.
«Девица» унеслась по скрипучим ступеням в верхнюю постройку. Донесся
грохот посуды, сухой шелест метлы и тяжелый стук ведер.
Мимо стола, пошатываясь, проковылял массивный зеленокожий наб. Словно
случайно, он задел пиалу. Та, соскользнув со стола, разбилась вдребезги, подняв в
воздух фонтан брызг. Верзила нагло уставился на путников, медленно открыл
огромный толстогубый рот:
– Жто это шакал-л-лье отродье ищет в н-н-наших краях?
Марх было поднялся успокоить эту волосатую полужабу, но Халил поднял
ладонь в знак приветствия. Сабельщик присел. Место и его обычаи мудрец знал
лучше, да и открывать свои умения не было особой надобности.
– Любезный, мы – трое путников, уставших с дороги. Прошу, не причиняйте
нам вреда. Да и стоит ли ради нас напрягать свою гортань, не приспособленную к
столь сухому воздуху. Проделав долгий путь, хотим лишь немного поесть, да
переночевать в этом чудном месте.
– Вы тут нав-в-всегда ос-с-станетесь! Мерт-т-выми. На корм с-свин-ньям.
«Чего же он придрался?» – Марх окинул таверну взглядом. Двое сидят справа, один возле медного горшка с водой делает вид, что ест свой ужин, еще и в окнах
промелькнуло три тени. Скорей всего в таверне драться не захотят, попытаются
вытащить на улицу. Там окружат и засекут плетьми. Если у них к тому времени
еще руки останутся. Халил расплылся в вежливой улыбке:
– Чем же мы тебя задели, о, изумрудный? Слагаются легенды о мудрости и
выдержке набов, видимо, страшен наш грех перед тобой.
– Из-з-здеваешься? Зареж-ж-жу!
Наб кинулся на Халила. Два других бросились на спутников смуглого. Старик
слегка наклонился, и чуть видимо повел рукой. Жабомордый отлетел в сторону, смяв под собой стол с накрытой на него трапезой, проехал головой по мокрому
полу и с хрустом втемяшился в каменную поварскую стойку. Марх достал из
сапога клинок, резко взмахнул рукой. Второй наб скорчился от боли – кисть слегка
подрагивая, плюхнулась на землю. Авенир соскочил со скамьи и противнем двинул
в шею третьему.
Сидевшие набы повскакивали с мест, в двери забежало еще трое.
Раздался треск. Слева полыхнуло синим – один из жабомордых упал. В
воздухе расплылась вонь жареной плоти.
– А ну пошли отсюда твари, а то всех на котлеты изжарю. Здесь вам не
бранница, а таверна. Тупые лягухи, сгиньте прочь.
С верхней горницы спускалась ветхая старуха. Седые волосы были уложены в
две тугих косы, глаза сияли цветом зеленого луга, завораживали и пронзали
насквозь. Лоб украшала навязь из кожи, испещеренная разноцветными нитями.
Несмотря на почтенный (Марх бы сказал, что даже клевреты столько не живут) возраст, держалась она прямо и походила больше на графиню, чем на хозяйку
таверны.
Зеленокожие поспешно попятились к выходу.
– Эй, Трын, убери эту тушу свиньям. Может, съедят, не побрезгуют.
Сонный мужичина, ворча, закинул обугленный труп за плечо и унес в сарай.
Старуха повернулась к Халилу, глаза лучились радостью:
– Так и знала, старый хрыч, что ты без драки сюда не сунешься. Обязательно
кого-нибудь хрюшкам на закуску притащишь.
– Такова судьба, леди Церихейнгль. А ты все так же молода и статна? В свои
двадцать тебе не дашь больше… четырнадцати.
Халил учтиво поклонился:
– Видел ли мою доченьку?
– Как не видеть, все также юна и стройна. Она с превеликой вежливостью
согласилась приготовить мне и моим друзьям палати.
Хозяйка обратилась к изумленным путникам:
– Проходите в свои покои, отдыхайте. Уж извиняйте за спектакль – у лягух
сейчас откладка икры, а самцы шатаются по поверхности, звереют от воздуха.
Позавтракаете утром со мной, а там уж в путь-дорогу отправитесь. Трын, убери
здесь все. Да стулья расставь. Честному народу отдыхать надо.
Из сеней раздалось бурчание и выглянула огромная квадратная голова:
– Ну чего еще? Сами уберут, чай не господа.
– Быстро, сказала. А то плетей дам, или к свиньям отправлю.
Халил и Марх исчезли в дверном проеме. Авенир посмотрел под ноги. На
полу валялся пузырек, внутри переливалось что-то зеленоватое. Он поднял склянку
и поспешил к товарищам.
По настоянию старухи, мужчины остались завтракать. Утром идти всегда
легче, чем днем, так уж повелось. Прохладно, свежий воздух, пыль прибита к
земле. В жаркий день идти трудно – а они уже ох, какие жаркие. Так и плывешь в
раскаленной воздушной каше. Иногда повеет прохладный ветерок, но как нечасты
такие мгновения. Вечером же становиться просто невыносимо. Гнус, мошкара –
все голодные, аки медведи после спячки. Еще после дня пути весь липкий от пота, грязный от пыли – так и хочется броситься в какую-нибудь лужу, отмыться. Но нет
– иди дальше и помалкивай, благодари богов за жизнь, за пищу.
Щедрые яства источали благой аромат. Место на квадратной тумбе занимали
зажареный кабанчик, кувшины с клюквенным морсом и айраном, отвареный
картофель с рыбой и укропом, сласти. Старуха произнесла молитву и трапеза
началась.
Цейрихенгль пристально вглядывалась в парня.
– Откуда у тебя камень, юноша?
Авенир оторвался от жареной ноги. Соврать он не решился.
– Остался, как память.
– Из Академии? Вижу, можешь не отвечать. Значит, беда близко.
Юноша изумился:
– А вы оттуда? Тоже сбежали? Но… как это возможно?
– Ходят разные легенды о создании этой курии. Одни говорят, что Гроумит
наказал Асмодая за злодейства и превратил его в древо. Другие говорят, что
Академия – это создание богов, в котором одаренные дети становятся чародеями и
носителями небесной воли.
Старуха наклонилась к Авениру.
– Я знаю наверняка только то, что сбежать оттуда не так уж и сложно – сам
видишь. А если сбежал, тебя уже не преследуют – сколько живу, ни разу с
чародеями теми не встречалась. Откуда, как и для чего она появилась? – ведает
только властитель Академии, но существует ли он на самом деле – не знают даже
верховные маги. Когда я появилась здесь, – это было, чай как полвеку назад, -
случилось нашествие джунгаров. Не знаю, кто их наслал на земли, а только
причинили они много боли народу.
Авенир с неловкостью спросил:
– У тебя был камень? И книга?
– Какая книга?
Парень достал из сумы потрескавшийся том. Кожаная обложка от времени
покрылась трещинами. Страницы засалены, кое-где разводы и пятна, но текст был
четок и хорошо виден. Цейрихенгль пролистала странички, осмотрела обложку. В
голове проносились мысли, наконец, цепкая память выудила воспоминания:
– Ах эта. Взял самую древнюю харатью, еще и по божествам. Бесполезное
занятие. Богов не существует. То есть, может и есть, но вряд ли они подойдут под
эти описания. Как можно полностью описать того, кто выше любого понимания?
Мы сами создаем свое бытие. Мир похож на мельницу – плотник ее создал,
запустил и отдал крестьянам. И она мелет себе потихоньку, ломается, чинится.
Мельник как может ее чинит, но все равно она сломается, придет в негодность, рассыпется в прах. И наш мир тоже умрет когда-нибудь. Я бы взяла магические
книги, от них хоть польза. Не раз умения мои таверну выручали. Набы это так, легкая разминка. А камень мой, изумруд, сгорел быстро. Потух, словно не для сего
мира предназначенный. Только перевязь на лбу осталась. Я кристалл тот перетерла, в эту тряпицу и повязала – от болезней вроде как помогает, да и чары посильнее
действуют.
Авенир жадно внимал. Не стоит повторять ошибок других, надо стремиться
достичь больше, использовать опыт. Ему вдруг стало понятно, чем он отличается
