Грехи и молитвы (СИ) - Малинник Ира
Что-то хлопало прямо у него над головой, точно стая птиц беспокойно металась прямо перед лицом Томаса. «Ангелы? Белые голуби?», подумалось ему, но перед глазами все еще стояла темнота. Тогда Томас приложил все усилия, на которые был способен, и тело, наконец, откликнулось: его глаза открылись.
Он лежал прямо на земле, у входа в церковь. Хлопанье крыльев принадлежало встревоженным курам и уткам – именно их он принял за ангелов и голубей. Над Томасом склонилось с десяток человек, но верный Дарио стоял прямо перед ним, раскинув руки в стороны и то и дело покрикивал:
— Назад, назад! Святому отцу нехорошо! Принесите еще воды!
Томас закашлялся, и ему показалось, что у него в легких пыль и песок. Услышав кашель, Дарио обернулся, сияя белоснежной широченной улыбкой:
— Вы очнулись, сеньор!
Кто-то споро поднес к губам Томаса кружку, и он с жадностью выпил прохладную воду. У него заломило зубы, но он жестами попросил еще и так же залпом выпил вторую порцию.
— Мы боялись трогать вас, — осторожно сказал Дарио, садясь рядом с Томасом на корточки. Вы метались, словно в бреду, бормотали что-то про сломанную печать, спорили сами с собой. Вы переутомились, верно? Перенервничали?
Кто-то тоненько взвизгнул прямо над ухом Томаса, и мир исчез под напором красного шелка и загорелой кожи. Какая-то женщина повисла на Томасе, причитая и целуя его то в ухо, то в щеку.
— Вы спасли ее, спасли! – плакала она, не выпуская Томаса из объятий. — Мою девочку, спасли!
— Это мать ребенка, — Дарио бережно разжал ее пальцы и отцепил их от рясы юноши. Женщина, все еще всхлипывая, поднялась и крепко обняла девочку, которая глядела на всех с ужасом.
— Как…она? – слова все еще давались Томасу с трудом.
— Лучше, гораздо лучше. Испугана, это точно, но местный священник сказал, что в остальном, она в полном порядке.
Наконец, Томас сел и потер голову. Она гудела, точно по ней лупили чем-то тяжелым, а перед глазами то и дело проскакивали сполохи и искры.
«Надо поговорить», резкий голос Астарота неприятно резанул его изнутри.
«Bene. Хорошо», подумал в ответ Томас.
— Дарио, послушай… — Томас, наконец, кое-как поднялся с земли и чуть не пошатнулся. – Мне нужно вознести молитву Господу… Я хотел бы остаться один ненадолго, буквально на несколько минут.
— Как скажете, — Дарио глядел на него настороженно, словно в любой момент ожидая, что молодой священник свалится обратно на землю, начнет закатывать глаза и изъясняться на латыни. — А потом эта добрая женщина, Луиза, отведет нас к себе. Она говорит, хочет поблагодарить вас за то, что вы спасли ее дочь. И местный священник хотел с вами поговорить.
Томас потер виски. Господи, как много всего на него свалилось за такой короткий срок! Он всегда подозревал, что его одержимость рано или поздно доведет до беды, но тут события выходили из-под его контроля и не были ему подвластны. Его это пугало.
Он кивнул толпе, пожал протянутую руку священника, похлопал Дарио по плечу, и вернулся в знакомый полумрак церкви. На этот раз, внутри ничем не смердело, но атмосфера все равно оставалась гнетущей и пугающей: засохшие дорожки крови на каменном лице Марии, перевернутые скамьи, еле уловимый запах серы.
Томас опустился на первую же скамейку и тяжело вздохнул. Головная боль понемногу проходила, но в теле по-прежнему ощущалась тяжесть, словно к нему привязали груз, который теперь навсегда останется с ним. Он обвел глазами внутреннее убранство церкви и внезапно ощутил острую тоску по дому.
«Наши дела не слишком-то хороши, мальчик», тут же сказал Астарот. «У меня есть несколько вещей, которые я хочу тебе сказать, и все они – плохие. С чего начнем?»
— С начала, — Томас слишком устал, чтобы играть в его игры. — Просто выкладывай, как есть.
«Ты помнишь, что кричала девочка? Чье имя не могла назвать?»
Томас вздохнул. Астарот так просто ему ничего не расскажет.
— Агри… что-то там. Что это за имя вообще? — раздраженно ответил он. – Мы не на уроке демонологии.
«Ты, видимо, вообще на них никогда не был», отозвался демон. «Хотя нет, был – я ведь присутствовал там вместе с тобой. Вот умора, особенно когда ваш профессор начал рассказывать про меня! Чего-чего, а ослиной головы у меня никогда не было».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— А может, мы перейдем уже к твоим ужасным новостям?
«Я непосредственно о них и веду речь. Итак, у нас есть начало имени, целый кусок – Агри. Кому же оно может принадлежать?»
— Имена на А, имена на А… Асмодеус, Асмодей, также известный, как Амиас – нет, не то. Агарес? Абигор? Ерунда какая-то! – рассердился Томас. – Я никого не знаю, чье имя начиналось бы на «Агри».
«А оно и не начинается на А», непринужденно сказал Астарот. «Это одно из его имен, но вот его основное имя на другую букву».
— И ты мне его, конечно же, не скажешь?
«Я – нет, ты ведь умный мальчик и можешь догадаться сам. Но я дам тебе подсказку. Кто может быть настолько устрашающим для рядовой сошки, что она предпочтет смерть, нежели неповиновение? Кого такой мелкий демон может бояться больше, чем меня?»
Томас задумался. Что там говорил его старый профессор? «Астарот подчиняется лишь четырем верховным силам зла, и имена их Люцифер, Сатана, Левиафан и Белиал. Среди них, Белиал обладает наивысшей силой, ибо он есть суть всего зла, и именуем он также Велиал и Агриэль, и оба этих имени вселяют ужас в сердца праведные».
— Пресвятой Отец наш и Пресвятая Мать, — прошептал он. Головная боль вернулась с новой силой. — Только не это. Только не…
«Белиал», голос Астарота был холоден и тверд. От прежней шутливости не осталось и следа – она рассеялась, как дым, оставив после себя холод и горечь. «Владыка Ада, не имеющий жалости, покровитель разрушений. Что ты теперь скажешь, сын священника? Ты все еще хочешь ехать в Ареццо?»
Томас поспешно соображал. Его не волновало, что Астароту доступны все его мысли – так даже лучше, не придется объяснять их ход. Его волновало другое – что способно остановить сильнейшего князя Тьмы и заставить его вернуться в Ад? Если даже силы Астарота не хватит, то что сможет он, простой человек?
«Нужна жертва», вдруг сказал Астарот. «Жертва праведника. Ибо, пока течет праведная кровь и произносятся слова Божьи, сила Белиала уменьшается, и низвергнется он обратно в Ад, откуда пришел».
— Ты предлагаешь мне… Убить кого-то? – Томас вскочил со скамьи. Все его тело сотрясала крупная дрожь.
«Жертва, дурак!», раздраженно отозвался демон. «Добровольная жертва, а не ритуальное убийство! Тебе нужно найти верующего идиота, который согласится отдать жизнь за то, чтобы Белиал сгинул в Ад».
— Ты говорил, что есть две вещи, о которых ты хотел мне сказать, — вдруг напомнил Томас.
«Тут уж я тебя гадать не заставлю», хмыкнул Астарот. «Дело в том, что я… кхм… сломал Печать Белиала. И он придет за мной. И за тобой, естественно, тоже».
Лицо юноши посерело.
— Quid dicis? Что ты говоришь? – воскликнул он. – Что значит, сломал печать? Зачем он придет к нам?
«Какая похвальная тяга к знаниям! Как думаешь, почему этот бедолага в теле ребенка так отчаянно вопил и сопротивлялся мне? Потому что на нем была печать. Накладывая печать на низшего демона, мы как бы запечатываем его волю – он до самой смерти будет беспрекословно выполнять любой приказ, и обычным способом его не изгнать. Вот почему Белиал наложил печать – чтобы деревенский дурачок-священник не смог изгнать демона, махая своим кадилом да Библией, и чтобы демон довел дело до конца.
Но печать может быть сломана другим демоном высокого ранга – их могу ломать я, братец Асмодей или любимый Вельзевул, не говоря уже о Люцифере или Сатане. Теперь ты понимаешь, почему сломанная печать – плохая новость? Потому что Белиал, вероятно, уже знает, кто сломал его игрушку. И уж поверь, у него не займет много времени взять твой след».
— Но зачем он это делает? – Томас еще не до конца верил во все, что рассказал ему демон. — Зачем ему убивать людей руками детей?