Александр Абердин - Провалившийся в прошлое
После этого Митяй с чистой совестью отправился на реку со спиннингом и принялся выуживать из воды все, что попадалось на удочку. За какихто две недели он уложил в грубо сколоченные деревянные ящики и пересыпал колотым льдом добрых пять тонн рыбы, две трети из которой были лососями, причем еще не начавшими нереститься. Заодно он заложил на лед почти тонну икры в глиняных горшках и лишь небольшое количество, килограмм пятьдесят, засолил, чтобы побаловать себя. Теперь зима Митяя уже не страшила и он, наконец, начал исследовать самую ближнюю территорию, разъезжая по своим владениям на мотоцикле «ИЖ49», способном проехать где угодно и при этом с довольно большой скоростью. В первую очередь его интересовала высококачественная глина и вскоре он нашел на берегу Голышки то, что искал, почти белую глину, без малого чуть ли не чистый каолин, и сразу же занялся ее добычей, пока не зарядили сплошняком дожди. Вместо навеса над первой печью для обжига он построил из оставшегося леса большой, непродуваемый сарай с двухскатной крышей. В нем ровно треть площади занимал здоровенный деревянный бассейн для замачивания глины. В дополнение к первой, он сложил вторую, печь для обжига, еще большего размера, изготовил из толстых досок сушильную камеру и у него осталось еще довольно много места.
Нефть все прибывала и прибывала в яму и Митяю следовало подумать о том, чтобы соорудить не какойто там чеченский самовар, а самую настоящую ректификационную колонну. Тщательно перебрав руками чуть ли не каждый комочек глины и замочив ее, добавив промытого кварцевого песка, который, нашел в районе Асфальтовой Горы, он накрутил на уже куда более профессионально изготовленном гончарном круге, приводимом в движение мотоциклом, три десятка больших горшков для хозяйственных и технических нужд, в первую очередь для сбора мочи, она ему тоже должна была вскоре пригодиться. Глина ему попалась просто великолепная и что самое главное, уже отмоченная в естественных условиях, а потому он легко и быстро вытягивал из нее даже очень большие горшки, благо с гончарным делом он был знаком с детства, еще со школы. Митяй поставил их в сушильный шкаф и зажег форсунку. Через три дня, а он все это время копал глину и возил ее в свой керамический цех, горшки капитально просохли и он загрузил их в печь, заложил устье кирпичом и на следующий день, с утра пораньше запалил целых шесть больших нефтяных форсунок, изобретенных какимто безвестным изобретателем, оснащенных кольцом нагрева топлива, изза чего они могли работать на любом жидком топливе. Им было достаточно лишь нагреться и затем они горели с ревом даже без какоголибо наддува, пока в баке имелась нефть. Обжиг шел в течении двенадцати часов, до самой ночи, но посмотреть на то, что у него получилось, Митяй смог только через сутки. Вскрыв печь прежде времени, он мог мигом угробить все свои труды.
Когда печь полностью остыла, он разобрал кирпичи и увидел, что только треть толстостенных горшков могли пойти в дело. Остальные либо растрескались, либо дико скукожились, но это его нисколько не расстроило. Зато на готовые горшки было любодорого посмотреть. Желтоватые, светлосерые, они и без какойлибо глазури имели очень плотную структуру. Да, из этой глины, которую он обжигал при температуре не менее тысяча пятидесяти, тысяча ста градусов, можно смело делать ректификационную колонну, но Митяй не стал торопиться. Отобрав семь самых лучших даже не горшков, а скорее двадцатилитровых бочонков с крышками и ручками, он поставил в печь следующую партию керамики, заполнил нефтью и выстроил снаружи, под навесом, пять горшков, помочился в шестой и принялся разбивать молотком весь брак. Когда он основательно измельчил черепки, то заложил их в изготовленный на скорую руку деревянный барабан дробилки вместе с расколотой на мелкие куски доломитовой галькой и завел свой многострадальный мотоцикл, поставленный на козлы, отрегулировав работу двигателя на минимальные обороты, чтобы тот крутил дробилку.
Хотя дробилка и тряслась, как скаженная, уже через несколько часов Митяй получил почти целый куб шамотной крошки пополам с доломитовой и вскоре приступил к новому этапу работы, принялся формовать огнеупорные кирпичи, которых ему требовалось теперь очень много. Осматривая берег Пшехи, он нашел роскошное галечное поле и даже привез оттуда несколько десятков образцов. Разгуливая по большому галечнику, он почти сразу же нашел несколько больших, тяжелых, темнокрасных, почти коричневых камней, точно таких же, какие однажды принес домой в детстве, но все же включил ноутбук и проверил по справочнику. Да, это оказался гематит, красный железняк, то есть железная руда и он сможет выплавить из него железо, для чего ему нужно построить вагранку. Что она из себя представляет и как выглядит, Митяй знал довольного хорошо, видел ее на заводе имени Седина в Краснодаре. В принципе, имея под рукой березовый уголь, известняк, доломит и, главное, достаточно много гематита, он мог выплавить из него железо, а для этого ему в больших количествах требовался огнеупорный кирпич.
Однако, сначала Митяй все же хотел построить большую, капитальную, взрослую, как он сказал Крафту, печь для обжига любой керамики, включая кирпичи. Этим он и занимался целых полтора месяца с раннего утра и до поздней ночи вплоть до первых белых мух. Еще он ни на минуту не забывал о своем маленьком керосиновом заводике, но керамические цилиндры диаметром ровно в восемьдесят сантиметров и высотой в метр двадцать, которые имели специальные утолщения поверху и в них пазы, проточенные по лекалу, чтобы их можно было вставлять друг в друга, а также приливы внутри, чтобы устанавливать в них тарелки для сбора конденсата, он обжигал в большой печи и из ста тридцати семи штук в конечном итоге отобрал только десять, после чего обжег еще три с половиной десятка таких же цилиндров, но уже попроще, чтобы собрать из них емкость, в которой нефть будет нагреваться до температуры в триста девяносто градусов. После этого он приступил к строительству своего небольшого керосинового заводика, а поскольку успел к этому хорошо подготовиться, то соорудил его всего за какихто две недели, пустив на герметизацию всех стыков такое драгоценное вещество, как портландцемент шестисотой марки, которого он взял с собой всего четыре мешка, очень берег, а чтобы тот не слежался, пересыпал в горшки и хорошенько прожарил его в печи для обжига. После капитальной просушкипрокалки оборудования, Митяй перекрестился, зажег форсунки и приступил к испытаниям.
В принципе никакого испытания заводику не потребовалось и когда он залил нефть в керамическую емкость длиной шесть метров, открыл вьюшки и пустил раскаленный воздух в камеру нагрева, то уже через час двадцать минут из керамической трубы потекла тонкая струйка чутьчуть желтоватого бензина. Уровнем ниже бензин был немного желтее, но его вытекало почти вдвое меньше. Последней потекла солярка, причем целых трех сортов, а она нужна была Митяю в первую очередь. Набрав первые двадцать литров самой светлой соляры, он с волнением залил его в двигатель «Шишиги» и завел его. Тот, к его облегчению, работал без какихлибо нареканий, но на всякий случай он сразу же решил не заливать в двигатели вездехода и даже мотоцикла, низкосортное топлива. К его полному восторгу, оба японских дизельгенератора «Ямаха», заточенные под российскую соляру, работали на его доисторической соляре, как ни в чем не бывало, а бензопилы, рассчитанные на семьдесят шестой бензин, даже не чихнули ни разу, когда он их завел и у него окончательно отлегло от сердца. Жизнь налаживалась и в ближайшее время обещала быть не такой уж и тяжелой, но для этого ему нужно было сначала попахать очень основательно. Так Митяй стал первым нефтехимиком каменного века и на радостях даже выпил два стопаря водки, обмывая свой керосиновый заводик. Может быть он и попал в этот чертов провал во времени, как кур в ощип, но все же не пропал в каменном веке.
Хотя ему и было грустно от одиночества, он не расстраивался и все потому, что очень часто рассматривал тот костяной рыболовный крючок, который ему посчастливилось выудить вместе с огромной форелью. Особенно обрывок лески, сплетенных из человеческих волос. Явно женских. Глядя на него, Митяй все чаще и чаще думал как раз вовсе не о том, чтобы побыстрее найти первобытных людей, тем более, что кроманьонцы даже по внешнему виду ничем не отличались от него, а о вещах куда более серьезных. В первую очередь о том, что он принесет в их нелегкую, голодную и холодную жизнь. Естественно это должен быть прогресс, новые технологии и, самое главное, те знания, которые он привез с собой из двадцать первого века. Случайно он попал в прошлое или нет, сейчас уже не имело никакого значения. Теперь он считал своей самой главной задачей как можно скорее освоить множество ремесел и построить далеко не самые примитивные цеха, чтобы принести своим землякам, живущим в далеком прошлом, реальную пользу, а не болтовню о гигантских железных птицах и прочей ерунде, непонятной им. Обработку дерева и гончарное дело он уже наладил, запустил нефтяной заводик, так что теперь пора было подумать и о выплавке металла, причем чугуна и стали, чтобы от его прогрессорской деятельности людям была польза. И не только об этом, но и о многом другом, а сейчас его встреча с людьми будет просто преждевременной и не имеющей для них никакого практического смысла.
