Александр Абердин - Провалившийся в прошлое
Особенно его физиономия мысленно скривилась в литейке. Да, вагранка у него получилась монументальная, мамонт с разбегу не расшибет, убьется, когдато такие стояли в Китае, при Мао, в каждой деревне и эта страна была мировым лидером по производству чугуна и переводу на дерьмо руды, флюса и кокса. Руду он использовал прекрасного качества, практически чистый гематит. Известняк также отличался просто редкостной белизной и отсутствием примесей, а уголь был березовый, фиг найдешь лучше. Да, чугун у него получался ковкий, но не шибко прочный, а сталь и вовсе не лучше стали марки тридцать пять весьма средненького качества. Примерно такая же, как и китайская, если не хуже. Одно хорошо, примесей в чугуне было всетаки немного и он доводил его до состояния хорошего, ковкого металла, хотя и годного, по большей части на то, чтобы ковать из него красивые каминные решетки с фитюльками. Очень наглядно это показывала его примитивная пилорама. На пилы он угробил прорву самой прочной своей стали, уродовался с ними чуть ли не неделю, а в итоге после того, как распиливал три дубовых бревна, снимал их и точил чуть ли не весь день. Хорошая у него получалась производительность, нечего сказать. Одно хорошо. Опилок для того, чтобы укрыть на зиму фруктовые деревья, виноград и клубнику, у него было не просто много, а дофигища и лес таял на глазах.
Мехцех у Митяй также представлял из себя жалкое и убогое зрелище, большой кирпичный сарай без окон с плоской крышей, горном и здоровенным верстаком. Если бы не те небольшие станочки, которые он привез с собой, хрен бы ему была цена в базарный день и тут положение не спасал даже его небольшой прокатный стан, так здорово выручивший Митяй уже не раз. Единственное, чем он действительно мог гордиться по настоящему, так это своей воздуходувной машиной. Та, не смотря на свой грубый, устрашающий вид, нагнетала воздух просто замечательно, а дубовые валы, перекрытые двускатной узкой крышей, судя по всему могли прослужить ему еще лет двадцать пять, как и дубовое водяное колесо только потому, что ему удалось их очень хорошо сбалансировать, можно сказать почти отлично, хотя, конечно, и не идеально. Хоть на эстакаде в его душе ничто болезненно не екнуло и не встрепенулось. Впрочем, когда они дошли до нефтесборной емкости, тоже. Он собирал с поверхности Нефтяной практически всю нефть, но это только потому, что ее течение было очень ровным и плавным, а нефтесборник, не смотря на свою примитивную конструкцию, надежным, вот только слишком много воды попадало в нефтяную яму.
Во время этой экскурсии Митяй подробно рассказывал своим ученикам, что он делает в той или иной, до безобразия примитивной, мастерской, изготавливая такие же примитивные, если речь не шла об огнеупорах и фаянсе, изделия. Всякий раз он при этом с удивлением отмечал, что стал ощущать каждый технологический процесс буквально всем своим нутром, чуть ли не печенкой и потому его так корежило, когда видел свои ошибки и косяки. Нет, ведловство действительно обладало сверхъестественными свойствами, ведь он смотрел на простенькую вагранку и примитивный мартен, на неработающие грубые и неуклюжие машины, которые просто физически не мог изготовить лучше, но его новым ведловским способностям все эти объяснения были до задницы и ему сразу бросались в глаза недочеты. Если во время возвращения домой, после ночного камлания с Каньшей у костра, он на слух определял, какую гайку на Шишиге треба подкрутить и что смазать, то теперь, как бы чувствовал боль спящих машин, печей, чанов для дубления и прочих технологических прибамбасов, изготовленных им. Это будоражило душу Митяя и наполняло его восторгом и радостью. Он понял, наконец, что ведловство реальная сила и чуть ли не со страхом въехал в еще одно великое таинство, найди он природный резонатор, проснувшейся в нем, благодаря Тане и Каньше, ведловской силы, и тогда точно сможет не просто ощущать процессы, а прямо влиять на них.
Так, бросив один единственный взгляд на субстрат, который, по идее, должен содержать калиевую селитру, он сразу же понял, как тот образовался. Несколько больших, могучих мамонтов, которые с вечера хорошо набили себе животы, набрели на дерево с молодыми, сочными ветвями и принялись их не спеша поедать. В один прекрасный момент они начали друг за другом опорожнять свой кишечник и поскольку есть не прекращали, а ветвей на дереве оказалось очень много, наваляли здоровенную кучу, но не растоптали ее, а вскоре пошли дальше. Утром, еще до этой трапезы, они вдоволь напились воды и потому навоз мамонтов оказался изрядно увлажненным и когда их навозные ядра попадали на землю в жаркий летний полдень, солнце, быстро высушив клейкий верхний слой навоза, создало тем самым миниатюрный биохимический реактор, в котором селитряные бактерии принялись перерабатывать калий, содержащийся в съеденных мамонтами растениях, в калиевую селитру, а куча та была очень большой, тонны три навоза и так она лежала, почти не размываемая дождями, очень долго, наверняка не менее четырех лет, но на этому обстоятельству сопутствовал еще один важный фактор.
В почве под навозной селитрой содержалось много гумуса и поскольку начало лето было сухим и очень жарким, то калиевая селитра, образовавшаяся в результате разложения азотистых веществ, а она почвой не поглощается, в виде раствора, благодаря капиллярности почвы стала подниматься на поверхность как раз под навозной кучей, высохшей к тому моменту в порох и работавшей, как насос. Поэтому ее и скопилось под ней довольно много. Все это, пусть и в микроскопических количествах, с такими объемами даже не стоило и возиться, Митяй видел и раньше, под старыми коровьими лепешками, если их не растоптали коровы. К счастью такие кучи оказались в лесостепи отнюдь не редкостью и оно понятно, чай не Африка, не долина Нила и прочие пампасы, где полно скарабеев и навоз жрать некому. Он очень подробно рассказал об этом процессе своим ученикам и объяснил им, что скоро они поднимутся на ледник, чтобы попытаться найти там серу. Она могла в нем сохраниться и свидетельством тому было то, что несколько ручьев, стекавших по льду, оказались очень кислыми и неприятными на вкус изза медного купороса, содержавшегося в воде, а это признак наличия сернистых соединений в вулканическом пепле. Если они найдут пылевидную серу в вулканическом пепле, то значит у них будет порох, чтобы сделать ручные гранаты для отпугивания даргов.
О всех своих мануфактурах Митяй рассказывал так же подробно, требуя только одного, чтобы ученики слушали его очень внимательно и не вертели головами, глазея по сторонам. При этом он упорно сверлил взглядом каждого, чутко реагируя на каждый их вздох. Да, перед ним стояли форменные блондинистые дикари, только что вынутые из каменного века и даже не приведенные в порядок, а лишь слегка отмытые, но не смотря на это всего лишь дикари в потертых шкурах. Впрочем, в двадцать первом веке он вволю насмотрелся на дикарей в генеральских мундирах с лампасами, а также на совершенно реликтовых личностей в своем взводе. Было у него четверо контрактников из Дагестана. Кажется, все четверо даргинцы. Чуть ли не дарги. Ну, относились ли те парни, между прочим очень смелые и неглупые, к числу реликтовых народов, коими так богаты горы Дагестана, что их в советское время даже изучали специально, это еще не факт, а вот все его ученики, если их постричь и побрить, были очень похожи на самых обыкновенных чистокровных славян, чем очень нравились Митяю. А еще они слушали его затаив дыхание.
Лекция прошла без перерыва на обед, но не натощак. Таня привезла им на Ижике в мехцех, где он устроил еще и маленькую химическую лабораторию с мыловарней, большую корзину бутербродов с мамалыжноовсяными лепешками, которые у нее получались все лучше и лучше, овощи и двухведерный фаянсовый жбан крепкого, сладкого чая и кружки. Не прерывая рассказа, Митяй плотно пообедал и вскоре усадил своих учеников в Шишигу и они поехали через Северные ворота за пределы Дмитрограда. Сначала к тому месту, где со дня Нефтяной на поверхность земли вытекала нефть. Там Митяй, вглядываясь в прозрачные воды реки, вдруг то ли увидел, то ли почувствовал глубоко под водой, на глубине в восемнадцать метров трещину в гранитной плите шириной в ладонь и длиной в два с половиной метра. Через неето и поднималась наверх струя теплой, разогретой градусов до тридцати пяти, нефти, причем нефти довольно светлой, содержащей помимо битума, сразу же оседавшего на дно, и мазута, еще и циклические углеводороды, но их нужно было выделять из мазута и битума. От такого внезапного открытия Митяй чуть было не охренел. Более того, он сразу же сообразил, как можно установить на практически плоскую гранитную плиту чугунную прямоугольную конструкцию и нефть попрет в нефтехранилище сама, без какихлибо насосов.
После этого они съездили на белые, мокрые глинища, а затем перебрались через Митяйку, понтона с Шишиги он еще не снимал и даже не собирался, доехали до галечника, который старая Каньша называла открытыми ладонями земли, покрутились на нем с полчаса и затем поплыли вниз по Марии к песчаному пляжу. Обе двери Шишиги были открыты, они сплавлялись не включая гребного колеса, и потому ничто не мешало ему продолжать свой рассказ теперь уже о стекле и его исключительной ценности для человека. С песчаного пляжа, на котором Митяй к своему прискорбию не учуял даже малейших признаков золота, они поехали домой и там он, наконец, показал своим ученикам фруктовый сад, убранный огород и плантации капусты, картофеля, сахарной свеклы, та дала в этом году знатный урожай, а также топинамбура. Митяй рассказал своим изумленным ученикам о земляной охоте и ее вкусных плодах, с которыми те уже познакомились, и о том, как она полезна для здоровья человека. После этого он широко улыбнулся и замолчал, вполне довольный произведенным эффектом, вот только язык у него устал.
