Рассказы разных лет (сборник) - Тропов Иван
– А они? Совсем же дикие, ни во что не верят. Разве это есть хорошо?
– Ах вы, суки… – прошипел колобок. Он оскалился. – Думаете, шуточками отделаетесь? А ну-ка на колени, падла…
Щелкнуло, в его руке блеснуло лезвие. Он шагнул к нам.
Фонари перестали бить нам в глаза. Погас один, второй. Вокруг нас зашуршали кожаными куртками остальные огры, сжимая круг. Заблестели короткие арматурины, щелкнула еще пара ножей.
– Не хватает слов. Печальное зрелище, – задумчиво сказал Ян. – А как вам вот это?..
Он вытащил руку из кармана плаща. На руке уже была его боевая перчатка. Ян сжал руку в кулак. Четыре коротких ножа-бритвы отчетливо поблескивали даже в темноте.
– Да он законченный псих… – пробормотал кто-то справа.
Колобок отступил. Пригнулся, перебросил нож в другую руку, чуть сдвинулся в сторону.
– Куда же вы? – улыбнулся Ян. Он обращался только к колобку, словно не замечал остальных огров, с ножами и арматуринами. Тоже пригнулся и отвел руку в перчатке чуть в сторону. – Не тушуйтесь. Выбирайте танец на ваш вкус. Вальс? Танго? Джига?
Колобок отступил еще на один шаг. А потом сунул правую руку в карман и вытащил револьвер.
– А как тебе это, говорун? На колени. И медленно, – медленно, я сказал! – снял эту херню с руки и положил на землю. Понял?
– Что мне больше всего не нравится в людях, так это когда стиль путают с понтами, – мрачно сообщил Ян.
Колобок нахмурился.
Я Яна прекрасно понял – привык уже. Колобок понтовал – и взвести курок не сподобился. А зря. Конечно, ручки у него не женские, и стрелять он мог и так, насилу, не взводя. Но…
Ян уже двигался. Рука в перчатке рванулся вверх, в лицо колобку.
Ножами до него Ян, конечно же, не достал – слишком далеко было. Но за рукой, как длинное крыло, летела пола черного плаща. Колобок дернулся назад, отклонил голову… Наверно, он хотел выстрелить – но не успел. Давить надо было сильно. Или взводить заранее.
Вслед за левой рукой Ян ударил и левой ногой, целясь в руку с пистолетом. Этот удар колобок прозевал, – ногу он не видел, плащ Яна закрыл ему обзор.
Револьвер, так и не выстрелив, отлетел в темноту. Врезался в высокое надгробие, потом упал на каменную плиту. Барабан раскрылся, патроны вылетели и весело зазвенели о камень.
Ян, окруженный взлетевшими полами плаща, как маленький торнадо, несся куда-то вперед, за отступившим коротышкой, но я за ним уже не смотрел. У меня была своя цель. Я слышал и чувствовал, что сзади на меня кто-то несется.
Не прикидываясь каратистом, я просто лягнул ногой назад. Эффект превзошел все ожидания.
Ирма тоже не теряла времени даром. Сначала я услышал резкое шипение газа, вырвавшегося под давлением, и только потом заметил, что в ее руке появился маленький баллончик. В ноздри ударил запах чесночной эссенции, а парень, бросившийся на Ирму, взвыл.
Арматурина упала на землю, парень обеими руками вцепился в свое лицо и тер его, словно собрался выцарапать себе глаза.
Слева на меня несся еще один – но не с арматуриной, а с ножом. И никакого баллончика у меня не было. Ориентируясь по мычанию, я сунул руку назад и схватил за воротник парня, скрючившегося в три погибели от удара в пах. Шагнул к Ирме и одновременно швырнул парня за собой и на землю, под ноги нападавшему.
Схватил Ирму за руку и потянул за ствол березы возле дорожки.
Когда мы добрались до дыры в ограде, Ян уже ждал нас.
– Да стойте вы, уроды! – надрывался позади колобок. – Включите фонарь, вашу мать! Где пистолет?! Да не туда! По тропинке, они к шоссе бегут! Да знаю я, что за дерево побежали! А потом сделали крюк и к шоссе ломанули! Да дай сюда пистолет! К черту пули, у меня еще одна есть…
Ян подхватил Ирму под вторую руку и потащил нас вдоль ограды, прочь от пролома.
– Осторожней ступайте, не пинайте листву…
Позади на тропинке послышался топот и шелест взбитых листьев. Глухой стук – и кто-то приглушенно выматерился, впопыхах налетев на плиту.
Мы были совсем близко от пролома, но Ян все-таки рискнул и потащил нас от ограды, за высокое надгробие с большим византийским крестом на вершине. Повалил Ирму на кучу листвы за надгробием, рухнул рядом. Меня тоже уговаривать не пришлось. Я сел рядом с ними, прижавшись спиной к надгробию.
Метрах в пятнадцати от нас, возле пролома в ограде, тихо забасили.
– Ну и где эти суки? Не видно ни…
– Да к дороге побежали, к остановке, куда же еще…
Ирма мелко затряслась, зажав рот ладонью, – ее разбирал нервный смех. От гримас Яна, с беззвучным «Хватит колоться!», Ирма тряслась только сильнее. В конце концов Ян склонился к ней и поцеловал, чтобы хоть как-то побороть душивший ее смехом.
– Да, ребята, с вами не соскучишься…
Не переставая смеяться, Ирма пыталась вытряхнуть из волос застрявшие листочки.
– Нам тоже было очень приятно с вами, сударыня, – сказал Ян и взял ее за запястье. – Даже жаль расставаться.
– А я разве куда-то тороплюсь? – Ирма удивленно посмотрела на его руку на своем запястье, попыталась улыбнуться, но улыбка вышла жалкая.
– Боюсь, ваше желание не имеет значения. Всему приходит конец.
Ирма дернулась, но Ян крепко держал ее. А на правой руке у него опять была боевая перчатка.
– Что…
– Если угодно, можете считать это расплатой. За Филина.
Ян сжал кулак и ударил. Ирма с неожиданной силой рванулась назад, но вырвать руку из хватки Яна не смогла. Четыре ножа вошли ей под правую грудь между ребер.
Ирма закричала. Закричала низким, совершенно изменившимся голосом. Похожим не то на вой волчицы, не то на рев медведицы. Ее рот широко открылся, из-под верхней губы влажно сверкали два клыка.
А кровь… Крови не было.
Ее не было, даже когда Ян вырвал ножи из тела.
Он отвел руку назад, чтобы ударить вновь – и в этот момент раздался выстрел. От кармана Ирмы, куда она успела сунуть свободную руку, брызнула струя раскаленного пороха. Яна дернуло назад, словно кто-то толкнул его в грудь.
На его лице застыло удивление, занесенная для удара рука опала, он пошатнулся. Его голова наклонилась вперед, словно он хотел посмотреть – что там, в его груди.
Потом он упал.
Ирма вырвала пистолет из кармана. Оскалившись – я все время видел ее клыки, тускло блестевшие даже в темноте, – она водила пистолетом, целясь то в меня, то в Яна. Будто боялась, что он вскачет, как ни в чем не бывало, и опять набросится на нее.
Под левой грудью в ее черном джемпере виднелись четыре ровных разреза. И – никакой крови. Если кровь и была, это было несколько капель, они даже не смочили шерсть вокруг разрезов.
Ирма смотрела на меня, смотрела на неподвижного Яна, – напрягшись, словно кошка перед прыжком. На груди у Яна росло черное мокрое пятно, на лице Ирмы проступало удивление. Словно ее удивляло, что схлопотав в грудь пулю Ян упал и теперь истекает кровью.
Ее оскал медленно, как-то неуверенно, начал превращаться в улыбку. Потом она засмеялась.
Я шагнул назад, но уперся спиной в надгробие.
– Не дергайся, красавчик, – сказала она.
Низким, своим настоящим голосом, больше не притворяясь сладкоголосой блондиночкой-нимфеточкой. Этот голос был низкий и грудной, почти с хрипотцой. Отрывистый и какой-то обреченный, как лай охрипшей волчицы, зажатой между охотниками и псами.
– Боже мой… Я же поверила, что вы настоящие… Я… А вы психи… Просто психи… И решили – что я тоже шизофреничка? Из компании придурков, верящих в вампиров и охотящихся на них? Так?
Ирма опять засмеялась. Грудным, резким смехом – словно лаяла.
Не спуская с меня пистолета, она достала левой рукой телефон, вызвала из памяти номер. Зеленоватый свет от экрана освещал ее ухо и часть шеи – в этом свете они казались мертвым, начавшим разлагаться куском трупа.
На третьем гудке телефон ожил.
– Это я, – сказала Ирма.
– В чем дело? – пропищала трубка.
Это был мужской голос. Наверно, он тоже был низким и грубым. Но из телефонной трубки, прижатой к уху Ирмы, он доносился до меня комариным писком.
