Марк Ньютон - Город холодных руин
Идущий впереди Бринд замер и предостерегающе вытянул руку: в нескольких шагах от них характер освещения изменялся.
Что-то мелькнуло?
В дальнем конце коридора стоял, опираясь на меч, и говорил с кем-то на чужеродном языке краснокожий румель. Бринд сделал Смоку и Тиенди знак снять его, а Люпусу – того, кто за ним.
Щелк, щелк, фр-р.
Враги повалились друг на друга. Бринд рванулся вперед и, остановившись рядом с телами, огляделся. Если мыслительные процессы окунов и в самом деле взаимосвязаны, сейчас сюда набегут другие. Он отволок трупы в тень, а Люпус вытащил из них стрелы.
Наверняка они уже близко.
Ступая как можно тише, они подобрались к полуоткрытой двери. Бринд, прижавшись спиной к стене, острием меча толкнул дверь. Внутри оказались трое: все краснокожие, ни одного окуна. Бринд сделал знак своим, потом нарочно кашлянул.
Два румеля выскочили в коридор, где им тут же перерезали глотки. Бринд, держа перед собой щит, ворвался в комнату и сразу схватился с третьим. С легкостью блокировав его вялые удары, он быстро прижал противника к стене. Вонзив меч ему в живот по самую рукоятку, он так рванул его вверх, что распорол торс до шеи. На пол хлынула густая кровь. Тварь рухнула на бок и издохла.
Группа Бринда ввалилась следом за командующим. Бринд понадеялся, что остальные гвардейцы тоже уже в здании.
За следующей дверью оказалось что-то вроде умывальника с текущими трубами и щербатой плиткой на стенах. Пол покрывал такой толстый слой льда, что им пришлось встать на четвереньки и так продвигаться к следующей двери.
Бринд распахнул ее, и их глазам предстало видение ада.
Прямо перед ним лежали останки десятков людей. Прошла минута, прежде чем он понял, что это все старики и дети. Их трупы устилали пол, были сложены в углах наподобие поленниц. Фрагменты костей валялись на полу вперемешку с лужами загустевшей крови. Многие трупы были вскрыты, из них начали доставать кости, но потом бросили. Непонятно почему. Может быть, это отбросы, человеческие отходы? Те, кого не погрузили на корабли и не вывезли из города?
Забирать эти тела сейчас было бессмысленно, и Бринд жестом скомандовал своим идти дальше. Он не винил гвардейцев за то, что они стояли разинув рты и в полном недоумении глядели на открывшуюся им картину.
«Идем дальше», – просигналил он.
«Слишком поздно?» – спросил Люпус.
«Нет. Этих бросили. Молодые и старые. Может быть, дальше есть живые».
Тиенди первой опомнилась от шока, подошла к Бринду и встала рядом, ожидая.
В следующую комнату…
Где на полу лежали сотни заложников – живых.
Вдруг они все зашевелились. Заметили прибытие элитного отряда: гвардейцы группами вошли одновременно через несколько разных входов.
«Не говорите, не говорите». Бринд самыми простыми знаками показывал им, что надо молчать, но тщетно. Звуки, выдававшие их присутствие, разлетелись по пустому складу, и уже через несколько секунд начали сбегаться вражеские солдаты.
Черт.
Бринд отдал своим людям приказ готовиться к бою.
Гвардейцы насколько возможно плотно сомкнули ряды, а Люпус непрерывно стрелял из лука, отвлекая внимание врагов, которые сбегались в огромный склад отовсюду. Стрелы – длинные и короткие, арбалетные болты ударялись в стены, наконечниками высекая из них искры.
Но едва ужасные окуны успели в достаточном количестве набиться в зал, как сверху на них скинула целый ворох своей паутины Нандзи. Враги остановились, запутавшись в липкой массе. Люпус, точно безумный, вихрем пронесся мимо них, пока они барахтались в тенетах, выпуская в их слабые места по две стрелы за раз, – и те один за другим начали падать.
Заложники между тем вопили и визжали, отчего и без того отчаянное положение становилось только хуже.
Нандзи спустилась на пол и вскинулась на задние лапы, оттесняя заложников прочь, к заднему выходу, подальше от поля боя и навстречу свободе. Затем она обернулась и наткнулась на отряд краснокожих. Бринд велел Тиенди и Смоку прикрывать ее.
Краснокожие сначала стояли перед ней, явно не зная, что им делать, но вдруг один из их лучников выпустил не меньше дюжины стрел ей в грудь и в брюхо. Раздался оглушительный писк, ее лапы подогнулись, и она упала. Несколько других подскочили к ней и стали рубить ей лапы. Она отбивалась от неприятелей острыми крючьями своих конечностей, снося головы и руки одним ударом.
Но их набежало еще больше, их клинки продолжали вгрызаться в мохнатую паучью плоть.
Она завизжала. Закашлялась. Воздух в помещении внезапно стал другим.
Когда она упала плашмя, не вынеся пытки, волна фиолетового света вырвалась из ее нутра и горизонтально распространилась по всему залу.
Ударная сила волны швырнула всех на пол, вырвав из рук Бринда щит. Он пополз за ним.
Битва закипела всерьез, когда все гражданские отползли к дальней стене и гвардейцы получили возможность выстроить живую преграду между ними и врагом. Неприятелей набралось уже не менее семидесяти, и все новые продолжали вваливаться в комнату десятками. Их оказалось больше, чем предполагал Бринд, но не то чтобы слишком уж много.
Он прокричал приказ. Ночные гвардейцы сошлись и сомкнули щиты перед собой и над головами, удачно пользуясь формой гоплона для формирования фаланги. Стрелы застучали по ним неумолимым железным дождем.
Под прикрытием металлического панциря гвардейцы двинулись вперед.
Воланд пришел в отчаяние при виде новой партии раненых. Им и так уже давно владело чувство, будто он латает живых мертвецов.
За последние два дня он спал в общей сложности часов восемь, не больше. Неблагодарная работа, бесцельное существование. Стоило освободить кровать от одного тела, как на ней уже оказывались два новых. Он то и дело притрагивался рукой к своему взрывающемуся ошейнику, но, похоже, его действительно невозможно было снять.
И вот наконец-то спокойная минута: можно попить воды и отдышаться. Он сидел в комнате для персонала временного госпиталя, крохотном закутке, где при свете одной-единственной лампы можно было разглядеть на столе несколько чашек и сухих корок хлеба.
«Где она сейчас?» – подумал он.
Лампа внезапно погасла, точно ее задули; оставшись в темноте, он устало вздохнул. Вдруг подул ласковый ветерок, знакомый, точно старый друг. Или друзья.
– Воланд, – зазвенели их голоса.
– Мы снова нашли тебя.
– Мы хотим помочь, но у нас плохие новости.
– Очень плохие.
– Очень печальные.
– О, такие печальные.
Воланд встал, различая в темноте расплывчатые очертания их призрачных форм. Итак, маленькие дьяволята снова здесь.
– В чем дело?
– Нандзи оставила нас, Воланд.
– Умерла.
– Мы почувствовали ее смерть, так грустно.
– О, как же грустно.
Новость поразила его, как стрела, попавшая в сердце. Ошеломленный, он сел. Попытался переварить то, что сказали фонои, вертевшиеся у него над головой. От них все поплыло у него перед глазами. Ему стало плохо.
– Что случилось?
Они рассказали ему все.
Он сполз на пол. Вся его жизнь мгновенно утратила смысл, ничего больше не имело значения, и скоро его растерянность сменилась гневом, а затем яростью.
Нандзи. Женщина, которую он обожал, которой однажды уже спас жизнь, которую воссоздал заново, она давно стала его продолжением, частью его самого.
Ее больше нет…
Пропасть внезапно разверзлась в его душе, столь страшная и огромная, что он не знал, как в нее заглянуть. В удушливой тьме не хватало воздуха.
Она умерла из-за этих людей, там, наверху, из-за их свары. Ей не было никакого дела до их жизней, но они заставили ее делать то, что она делала, в наказание за преступление, которое не должно было считаться таковым. Это они виноваты в том, что ее больше нет со мной… Нет моей Нандзи.
– Нам так жаль, Воланд.
– Пожалуйста, позволь нам помочь.
– Ты был так добр к нам.
– Мы хотим, чтобы тебе стало легче.
Стоя на коленях, он сквозь слезы выдавил «спасибо». Потом заплакал, не стесняясь фоноев, и плакал довольно долго – он не знал сколько. Время начало утрачивать для него всякий смысл, но постепенно гнев помог ему обрести ясность мысли.
Успокоившись, Воланд встал и, пошатываясь, подошел к двери. Распахнув ее, он увидел море раненых, будущих мертвецов.
Это все их вина.
Глава пятидесятая
На рассвете пятого утра Малум курил самокрутку, стоя у разбитого окна и наслаждаясь контрастом между горячим пеплом, который он время от времени стряхивал, и холодным ветром. Он следил за действиями имперских солдат, перешедших в наступление на границе Альтинга и Старого квартала, буферной зоны к востоку от центра города. Дикие крики войны казались такими далекими и нереальными. Серые облака неслись над горизонтом, над вздыбленными сивогривыми волнами. Дым от погребальных костров на окраинах косыми хвостами несло над Виллиреном.
