Марк Лахлан - Фенрир. Рожденный волком
Лешего восхитила храбрость берсеркера. У этих северян есть за душой что-то такое, ценности и идеи, которые упорядочивают, задают направление всей их жизни, отчего сами они гораздо лучше его, например. Каково это, иметь цель в жизни, выходящую за рамки простого существования: удовольствия, денег, которых хватило бы на танцовщиц и хороший дом, – что значит видеть что-то, кроме счетов, прибылей и убытка? Счастье – это чудесно, однако оно мимолетно. Всегда что-нибудь другое приходит вместо него: разбойники, недород и голод или же повседневность, раздражающие мелочи жизни, вроде разболевшегося живота, ссоры с друзьями, неудачной покупки мула или раба. Теперь Леший понимал северян. Их жажда славы проистекала не просто из гордости, она подталкивала их к великим подвигам, к тому, чтобы прожить с блеском и запомниться в веках. Они стремились совершить нечто такое, что осталось бы навсегда. Это для них было важнее счастья, уюта и всего остального.
До сих пор очень немногие люди делали что-то для Лешего. Этот северянин его защищал. И чародей помогал ему, предлагал ему награду гораздо большую, чем стоила та служба, о которой он просил. Леший понимал, что его товарищам необходим какой-то отвлекающий маневр, секунда передышки, чтобы переломить ход битвы, поэтому он сунул руку во внутренний карман кафтана, вынул ожерелье, поднял его повыше и прокричал во всю мощь своих легких:
– Отпустите их, или я выброшу это за борт! Это ожерелье принцессы Серкланда. Потеряв его, она заболела от горя и умерла.
Скакки обернулся.
– Нечасто доводилось мне видеть такие вещицы, – признал он, – но сдается мне, что ты скорее отдашь его даром, чем станешь торговаться.
– Тогда тебе придется убить меня.
– Значит, убью. Такое ожерелье стоит десяти лет успешной торговли. А другого купца я найду, если буду жив.
Леший занес руку с ожерельем над бортом.
– Если не отпустишь нас, не видать тебе этой драгоценности.
– Ты же не сможешь всю дорогу до Хайтабу держать руку над водой. Значит, ты предлагаешь эту вещь в обмен на ваши жизни?
Леший неожиданно осознал всю безнадежность ситуации. Ворона заставили сесть, вокруг него сгрудилось восемь человек: один держал за горло, в каждую руку вцепились двое, еще трое сидели на ногах. Он был обречен, а Офети – без оружия. Леший мог бы попытаться выторговать собственную жизнь, договориться, смириться с потерей ожерелья и начать все с начала в Хайтабу. Но какой в том смысл? Лучше умереть ярко, чем медленно угасать от старости. Бедро у него уже никуда не годится, ноги все время болят. Его время истекло.
– Я так понимаю, ты все равно убьешь меня, поэтому я не отдам тебе ожерелье. Офети, назови кого-нибудь из ваших богов.
– Их бог Локи, – проговорил раб с рыжими волосами.
– Только не он, – возразил Офети. – Он бог раздоров.
– Сдается мне, что ваш народ обожает раздоры. А что до тебя, Скакки, пусть вся твоя жизнь будет сплошным раздором. Значит, это дар для Локи. – И с этими словами Леший выбросил ожерелье за борт.
Скакки побелел от ярости и кинулся на Лешего, чтобы перерезать ему горло. Леший увернулся от его меча и побежал, но тут же врезался в спину своего мула. Леший проскочил под животом у мула, выбрался с другой стороны. Скакки гнался за ним. Они бегали вокруг мула, словно расшалившиеся дети; Скакки неожиданно изменил направление, чтобы схватить Лешего. На бегу он орал, что убьет дурака, который уничтожил такую драгоценность.
Воины, окружившие Офети, на мгновение отвлеклись от викинга, и тот воспользовался шансом: опрокинул одного из них зубодробительным ударом кулака и отнял копье. Еще мгновение – и второй противник полетел за борт от хорошего пинка, а третьему Офети наступил на колено, сломав кость.
Купцу удалось удачно обогнуть мула дважды, не больше. Он был стар, а Скакки молод. На третьем круге работорговец схватил его и занес для удара меч, свободной рукой держа Лешего за кафтан. Леший перехватил его руку с мечом, но викинг ударил его в лицо головой, вынудив разжать пальцы. Скакки снова замахнулся, схватившись за мула, чтобы было удобнее.
Животное, которое терпеливо сносило все невзгоды на пути от Ладоги до Парижа и на полпути обратно, внезапно решило, что с него хватит, но лягнуло вовсе не викинга, а купца, попав Лешему по ноге. Леший растянулся на дне ладьи, словно сброшенный плащ, и меч Скакки только разрезал воздух.
Офети даже не стал прицеливаться трофейным копьем. Он просто метнул его на середину судна. Копье вонзилось в голову Скакки чуть выше виска, и он повалился на доски. После чего Офети забрал топор у одного из упавших противников. Ворона по-прежнему удерживала на месте целая толпа, им приходилось нелегко, поскольку они не хотели его убить или поранить, чтобы он не потерял всякую ценность в качестве раба. Три работорговца валялись на досках мертвые или были выброшены за борт, потом их стало четыре, когда Офети опустил топор на голову извивающегося на дне судна противника со сломанной ногой. Оставшиеся трое надвигались на Офети. И хотя еще недавно им казалось невероятно забавным то, как их командир гоняется за купцом, а четверо их товарищей наступают на безоружного великана, теперь на их лицах не было улыбок.
– Подходите, братья, – сказал Офети. – Четверо ваших товарищей, выступивших против меня безоружного, лежат мертвыми. Кто из вас испытает судьбу теперь, когда в моей руке зажат крушитель черепов? Или же вы позабудете о своих потерях и перейдете на мою сторону? Вам известно, кто я такой! Где бы ни собрались воины, они неизменно прославляют мое мастерство. – Он похлопывал топором по ладони.
Заговорил викинг с большой светлой бородой:
– Я бы очень хотел пойти с таким воином, как ты. Скакки был грубияном, я не буду скорбеть по нему. И я уверен, что ты отличный командир, это так же ясно, как и то, что ты отличный воин. Но валькирии уже летят за нашими сородичами. И хотя они могут прихватить с собой и меня, наши мертвецы взывают к отмщению.
Леший заметил, что викинг старательно подбирает слова, а северяне говорят так в те минуты, когда уверены в близкой смерти.
– Лично мои не взывают, – произнес кто-то.
– И мои!
Четыре викинга подошли к Офети и встали напротив своих товарищей.
– Вас шестеро, – сказал Офети, – нас пять. Похоже, что нить моей судьбы не обязательно оборвется сегодня.
– Нас будет тринадцать, – пообещал один из воинов, – когда мои товарищи перережут горло чародею.
– Слишком поздно, – проговорил один из тех, кто сидел на Вороне.
– Почему?
– Он уже умер.
Офети поджал губы и кивнул.
– Погиб один из моих товарищей и четверо ваших. Но волнует ли богов, сколько еще будет смертей?
– Что ж, можно сказать, что смерть целителя возмещает наши потери, и наша честь не пострадала, – проговорил светловолосый викинг. – Мы переходим под твое командование, толстяк.
Леший подошел к телу Ворона. Оно уже похолодело, и пульса не было. Он заговорил с ним:
– Ну вот, твоя судьба оказалась вовсе не такой славной, как ты думал. И все же, друг, я скорблю о твоем уходе. Ты предложил мне дружбу, и не на словах, а в поступках, и я благодарен тебе.
Леший окинул взглядом море. «Теперь поскорее в Хайтабу, – подумал он, – с сотней серебряных монет и набором отличных мечей». Он начертил в воздухе знак молнии и поглядел на небо.
– Наконец-то повезло, – проговорил он. Затем он вспомнил о том, кому подарил ожерелье, бросая его в море. – И тебя, Локи, я тоже благодарю, – сказал он. – Ты воистину щедрый бог.
Глава шестьдесят восьмая. Мольбы без ответа
Жеан лежал неподвижно. Руки и ноги заледенели, но вовсе не от трескучего мороза. Его кости были скрючены и изогнуты, они были теперь не полезнее сосулек на канатах. Он больше не мог даже дрожать от холода, его клонило в сон, и он с трудом держал глаза открытыми. Он знал, что может все изменить, знал, что ему лишь нужно снять с шеи камень, и Волк, живущий внутри него, выйдет на свободу, уж Волк найдет способ. Однако он не снимал амулет. Смерть – а Жеан не сомневался, что умирает, – предпочтительнее всех возможных исходов.
Он мысленно повторял псалмы, однако они были для него всего лишь набором слов. Он чувствовал, как угасает мир вокруг. Сейчас он не был способен ни на какое движение, даже раскачиваться, как раскачивался с самого детства, он не мог.
Над ним склонилось ее лицо. Дева Мария в полях. Элис в полях. «Не ищи меня», – так она сказала ему. А он все равно искал. Он выследил ее, он спал с ней и был счастлив, и, что самое ужасное, он упивался всем, чем оскорблял Бога.
Жеан избрал смерть не как исход, но как наказание, которое Всемогущий мог бы послать ему. Он ел нечистое мясо, он прелюбодействовал и смеялся Богу в лицо. Он заслужил вечные муки.
На борту корабля были люди. Люди передвигали что-то, открывали морские сундуки, доставали оружие. Двое остановились над ним.
