Салли Грин - Половинный код. Тот, кто умрет
– Фредди, я…
– Может, хватит уже доставать меня этим гребаным Фредди?
Она коротко улыбается.
– Конечно. К тому же это имя тебе совсем не подходит. Ты кто угодно, но точно не Фредди. – Она делает еще глоток, а потом тихо и осторожно добавляет: – Но, даже если бы ты выбрал себе имя поудачнее, думаю, я бы тебя все равно узнала. Ты ведь по-настоящему знаменит, знаешь? Я честно говорю. Я рада, что повстречала тебя, и я на самом деле очень благодарна тебе… Натан.
– Ага.
Она качает головой.
– Ты знаменит потому, что ты – сын Маркуса. Потому, что ты полукод. Потому, что ты плохой… злой. Просто отвратительный.
– Ты что, нарочно меня бесишь?
– Я пытаюсь с тобой поговорить. – И она добавляет еще одну улыбку.
– Я не из тех, кто много болтает. Но ты права, в основном я отвратителен. Иногда бываю очень зол. Иногда просто делаю плохие вещи. Так что смотри, как бы я и с тобой чего-нибудь не сделал. А потому лучше заткнись и поднимайся, идти пора.
– Тебе нравится быть грубым, ведь так? Тебе так легче.
– Мой отец перерезал бы тебе глотку еще там, в лагере. А Охотники отвели бы тебя назад, к Белым Ведьмам, которые замучили бы тебя до смерти.
– То есть теперь ты хочешь сказать, что ты на самом деле хороший?
– Вот и не забывай об этом.
– Не забуду. Ты прав: ты спас меня, и я тебе благодарна. Только тебе идет быть грубым.
– Кляп все еще у тебя в кармане, не забудь. По-моему, он тоже тебе очень шел.
Она смеется в ответ и говорит:
– Вот видишь, именно это я имела в виду. Тебе просто нравится быть грубым.
– Экономь дыхание. Пошли.
Я опять ставлю ее на ноги, и мы отправляемся.
В лагере
К лагерю номер три мы приближаемся в темноте, под дождем. Впереди маячит охрана, и я на ходу кричу:
– Это я, Натан! Пароль «Пояс Ориона».
Грохочет выстрел, пуля ударяется в дерево за моим плечом.
Я толкаю Донну на землю и сам откатываюсь вправо. Становлюсь невидимым, подбегаю к охраннице, ударом снизу вверх выбиваю у нее из руки пистолет, ее бросаю на землю. Она пробует встать, но я рукояткой пистолета бью ее в лицо, она опять падает, из носа у нее течет кровь.
Я тяжело дышу и становлюсь видимым. Девушка таращит на меня глаза. Она новенькая.
Прибегает Греторекс и, наставив на меня пистолет, вопит новенькой:
– Доложить как полагается!
Другая новенькая появляется справа от меня, еще одна – слева. И все трое держат меня на мушке. А я наставляю свой пистолет на девушку на земле, которая, несмотря на сломанный нос, громко вопит:
– Пароль! Он назвал неверный пароль!
Греторекс подходит ко мне, все еще целясь мне в голову из пистолета. Она спрашивает:
– Какой пароль?
– Не знаю. Ты его поменяла, а мне никто не сказал.
– Зачем тогда нападать на мою охрану?
– Она в меня стреляла!
– Если не докажешь, что ты и вправду Натан, я сама в тебя выстрелю.
– Мне что, стать невидимым, послать молнию, выдохнуть огонь и поджарить вас всех на месте? Это будет считаться доказательством?
Тут прибегает Габриэль, сразу оценивает ситуацию и спрашивает:
– В чем дело?
Греторекс объясняет.
– Этот тип утверждает, что он Натан. Но, может, он только притворяется.
– Да иди ты, – говорю я ей. Поверить не могу, что она серьезно, но ее пистолет по-прежнему смотрит на меня.
Габриэль говорит:
– Ругается он точно как Натан, хотя, с другой стороны, любой болван может не хуже.
Я посылаю и его, не зная, шутит он или нет.
– Скажи ей, что это я, Габриэль.
Он подходит ко мне, кладет мне на грудь ладонь и заглядывает прямо в глаза.
– А это правда ты? – Потом он придвигается ко мне так близко, что наши тела соприкасаются, и шепчет мне в ухо, щекоча мне шею своим теплым дыханием: – Тебя долго не было. Куда ты пропал?
Я поворачиваюсь к нему и также шепотом отвечаю:
– Да, бля, пропал я, пропал, заблудился, на хрен, и еще залез на сраный Эгер.
– Близко, хотя и не совсем точно…
– Я передаю дух, а не букву.
Габриэль оборачивается к Греторекс и говорит:
– Это он. Но ты все равно можешь пристрелить его, когда захочешь.
– Звучит заманчиво, – отвечает она, но пистолет опускает.
Девушка у моих ног хочет встать, но я носком ботинка снова толкаю ее на землю.
– А ты лежи тихо, ты меня чуть не убила.
За нее вступается Греторекс:
– Ты сам назвал неверный пароль, Натан. А она только выполняла свою работу.
Тогда я сую пистолет в руки Греторекс и говорю:
– Ну, тогда скажи ей, пусть целится вон в ту девчонку, вон там. – И я показываю на Донну, которая уже встала с земли и теперь с нервной улыбкой на лице и связанными за спиной руками приближается к нам. – Она была в лагере Охотников. Они ее связали: говорит, за то, что она хотела вступить в Альянс, но она может оказаться лазутчицей или шпионкой. Короче, разберитесь. А я хочу есть и спать.
– Подожди! Так ты был в лагере Охотников? Где он?
– В двух днях пути.
– Они тебя выследят.
– Их уже нет в живых, но ты права, могут прийти другие.
Греторекс не матерится, хотя ей хочется, я уверен. Она отдает своим подопечным приказ проверить мой след и поворачивается к Донне, а я ухожу с Габриэлем в лагерь.
Мне нужно расслабиться, но, едва сделав в лагерь шаг, я тут же напрягаюсь. Он состоит из ровных рядов палаток, у которых стоят сейчас новенькие с пистолетами в руках и все как один смотрят на меня. Я замедляю шаг, Габриэль подходит ближе и говорит:
– Они слышали выстрелы. И наверняка испугались.
– Стреляли-то в меня. Как, по-твоему, я себя должен чувствовать?
– Давай присядем. – Габриэль чуть не силой усаживает меня у костра на землю и сам опускается возле меня. – Все хорошо. Ты просто перенапряжен.
Я сижу и смотрю в огонь, Габриэль рядом, так близко, что мы касаемся друг друга плечами. Я тихо говорю:
– Я думал, что с Охотниками была Анна-Лиза. Но это оказалась не она, а Донна. – Я смотрю на новеньких: они сбились в кучу, некоторые все еще косятся на меня со страхом.
– Ты дрожишь, Натан.
– Я хочу есть. И здорово устал. – Конечно, это тоже причина.
– Принести тебе поесть?
– Погоди немного. – Мы еще некоторое время сидим и смотрим в огонь, потом Габриэль встает и идет поискать мне какой-нибудь еды. Возвращается он все с тем же супом из пакетов, но он оказывается ничего на вкус, и теплый. Я перестаю трястись.
Габриэль говорит:
– Попытайся заснуть. А я с тобой посижу. – И я ложусь, продолжая смотреть в костер еще какое-то время.
Вокруг меня снимается с места лагерь. Новенькие носятся туда-сюда, перетаскивают какие-то вещи, а я сижу на земле и ем овсянку – по крайней мере, мне кажется, что это именно овсянка: плотная масса из серых застывших комков, которую я выскребаю со дна помятого котелка.
– Мы скоро выходим, – говорит, подходя ко мне, Габриэль. Солнце едва взошло, но я знаю, что скажет Греторекс – чего мы тут копаемся.
Я протягиваю ему котелок и говорю:
– Хочешь? На вкус чистая гадость.
Он трясет головой.
– Я уже поел.
– Где ты был? – Я старательно сдерживаю по-детски обиженные нотки. Но ведь он обещал, что посидит со мной, пока я буду спать, а когда я проснулся, то увидел Греторекс, а его рядом не было.
– Греторекс просила меня поговорить с Донной.
– А что ты попросил у нее взамен? – Я уже предчувствую, что он скажет, как просил ее посидеть со мной, подежурить, словно возле грудного младенца, и мне становится тошно.
Он сначала молчит, но глаз не отводит.
– Я сказал ей, что у тебя бывают кошмары и чтобы она дала тебе хорошего пинка, если ты вдруг начнешь вопить или визжать.
Я посылаю его подальше, но он наклоняется ко мне и говорит:
– Я просил ее позвать меня, если ты проснешься.
Я швыряю котелок в огонь – очень по-взрослому, ничего не скажешь. Я действительно видел сон – не из тех, после которых просыпаешься в холодном поту, обливаясь слезами и бормоча проклятия, – но об этом ему необязательно знать.
– Так ты расскажешь мне, что случилось после того, как ты сбежал из нашего лагеря, пригрозив мне ножом?
– Я зря так сделал.
– Зря.
– Я был… Еще раньше я повстречал двух Охотников. И убил их. – И я рассказываю все про них, и про другой лагерь, и про Донну. Без подробностей: он и так догадается, как было дело.
Габриэль говорит:
– Греторекс хотела, чтобы я попробовал расколоть Донну.
– И?
– Кажется, с ней все в порядке. Или, по-твоему, она шпионка?
Я пожимаю плечами.
– Это же ты говорил мне, что у шпионов на лбу не написано, шпионы они или нет.
– Да, кажется, говорил. Очень мудрое замечание, как ты считаешь?
– Так что говорит Донна, о, мудрейший?
– Что она сбежала из Англии пару недель назад, когда там стало совсем худо. Арестовали ее мать. Отец умер еще раньше. Она перебралась во Францию, а оттуда сюда.
– И все?
– Это вкратце. А вообще она довольно разговорчивая. Ничего не скрывает. Много говорит о тебе. Ты ей понравился.
