Мэри Лю - Молодая Элита
Отец отталкивает Виолетту и еще крепче сжимает мой безымянный палец.
– Аделина, неужели ты такое же никчемное создание, как та бабочка?
Я отчаянно мотаю головой. «Нет. Пожалуйста, дай мне шанс».
– Так покажи. Покажи, на что ты способна.
Потом он ломает мне верхний сустав безымянного пальца.
* * *Я просыпаюсь, давясь безмолвным криком. Искалеченный палец болит так, будто его сломали только что, а не шесть лет назад. Принимаюсь его растирать, как всегда пытаясь выпрямить искривленный сустав. Внутри меня бурлят темные волны. Отцу нравилось, когда меня захлестывало ощущение собственного уродства.
Щурюсь от света. Куда я попала? Из арочных окон льются косые лучи солнца. Комната мне не знакома. Солнце окрашивает ее в кремовые тона. Легкий ветерок колышет тонкие, прозрачные занавески. Рядом с кроватью замечаю стол с раскрытой книгой, чернильницей и пером. На комодах и балконных карнизах стоят чаши с лепестками жасмина. Наверное, это их сладковатый аромат навеял мне сон о нашем садике. Осторожно поворачиваюсь и вижу, что лежу на кровати с вышитыми подушками. Одеяло такое же. Моргаю, не понимая, как я сюда попала.
Наверное, я умерла. Однако комната совсем не похожа на преисподнюю. Там должно быть полным-полно темной воды и уж точно нет никакого солнца. Что со мной произошло? Меня ведь собирались сжечь. Я помню эшафот, строй инквизиторов вокруг. Помню, как билась в цепях. Оглядываю свои руки. Они забинтованы. Пытаюсь пошевелить ими. Обожженная кожа сразу отзывается болью. Вся грязная, рваная одежда, что была на мне, исчезла. Сейчас я одета в сине-белый хитон. Кто же меня вымыл и переодел? Дотрагиваюсь до головы и вздрагиваю. Там, где отец вырвал у меня приличный клок волос, обнаруживаю повязку. Осторожно провожу рукой по остальной части головы. Волосы у меня тоже чисто вымыты. Морщу лоб, пытаясь вспомнить еще что-нибудь.
Терен, Главный Инквизитор. Погожий день, солнце и синее небо. Громадный чугунный столб, окруженный солдатами инквизиции. Зажженный факел, который бросили в вязанку хвороста возле моих ног.
А потом я устроила тьму кромешную. Мой единственный глаз округляется. Ко мне стремительным потоком возвращается память.
Воспоминания прерывает стук в дверь.
– Войдите, – отвечаю я.
Странно отдавать приказы в неизвестно чьем помещении. Привычно прикрываю волосами левую половину лица, пряча шрам.
Дверь открывается. Входит молодая служанка. Увидев, что я проснулась, радостно улыбается и спешит к постели. В руках у нее поднос, заставленный едой, и хрустальный бокал с искрящимся напитком. Слоистый розовый хлеб испекли совсем недавно, от него еще идет пар, приличный кусок мяса с золотистым картофелем, замороженные фрукты, пирог с малиной, украшенный яичной глазурью. От аромата масла и пряностей у меня кружится голова. Я целый месяц не ела настоящей пищи. Видя, как я уставилась на ломтики свежих персиков, служанка улыбается:
– У нас есть поставщик, который снабжает нас лучшими фруктами во всей Золотой долине.
Служанка ставит поднос на комод рядом с кроватью и проверяет мои повязки. Я с восхищением смотрю на ее платье. Будучи дочерью негоцианта, я понимаю толк в тканях. Платье сшито из сверкающего атласа и оторочено золотой нитью. Слишком дорогой наряд для служанки. Это вам не какая-нибудь грубая холщовая ткань, продаваемая за несколько медных лунсов. Атлас явно привезен из Солнечных земель и за него уплачено золотыми талентами.
– Я дам знать, что вы пробудились, – говорит служанка, осторожно развязывая повязку на моей голове. – После нескольких дней отдыха вы выглядите гораздо лучше.
Ее слова приводят меня в замешательство.
– Дадите знать? Кому? Сколько я вот так проспала?
Служанка краснеет и прикрывает лицо руками. Ухоженными руками, надо сказать. С безупречными ногтями, как у знатной дамы. Кожа блестит от ароматных масел. Куда же я попала? Дом, где у служанок вид аристократок, никак не назовешь обычным.
– Простите, госпожа Амотеру.
Она даже знает, как меня зовут!
– Мне велели не слишком много с вами разговаривать. Должна вас заверить, что здесь вы в полной безопасности. Скоро он сам появится и все вам объяснит. – Она умолкает, потом указывает на поднос. – Подкрепитесь, молодая госпожа. Вы, должно быть, сильно проголодались.
Я жутко голодна, однако не тороплюсь браться за еду. То, что служанка возится с моими ранами, вовсе не объясняет, зачем меня лечат. Я сразу вспоминаю крестьянку, к которой попросилась на ночлег, а она выдала меня инквизиции. Вдруг эта соблазнительная еда напичкана отравой?
– Пока мне что-то не хочется есть, – вру я, вежливо улыбаясь. – Но вы не уносите еду. Я поем… потом.
Служанка тоже улыбается. Вроде бы с оттенком сочувствия.
– Я ведь не заставляю вас есть прямо сейчас. Я оставлю поднос. Когда захотите, тогда и будете есть. Правда… жаркое может остыть, а замороженные фрукты растают. – Заслышав шаги в коридоре, служанка умолкает. – Он, – почти шепотом произносит она. – Должно быть, уже знает.
Она выпускает мою руку, торопливо кланяется и спешит к двери. В этот момент дверь открывается и входит молодой парень.
Что-то в его облике кажется мне знакомым. Ну конечно – глаза! Я сразу вспоминаю эти глаза: черные как ночь, с густыми ресницами. Это мой таинственный спаситель. Сегодня он без серебряной маски и плаща с капюшоном. На нем рубашка из тонкого полотна и черный бархатный камзол, отороченный золотом. Такую одежду носят лишь самые богатые аристократы. Он высок ростом. У него светло-коричневая кожа уроженца Северной Кенеттры. Узкое лицо с высокими скулами. Красивое лицо, надо сказать. Но больше всего меня поражают его волосы. При свете они имеют темно-красный цвет и кажутся почти черными. Волосы густого кровавого оттенка. Таких волос я еще не видела. Сзади они увязаны в свободную косичку. Волосы не от мира сего.
Как и на мне, кровавая лихорадка оставила на нем свою отметину.
Служанка застывает в низком поклоне и что-то бормочет. Слов мне не разобрать. Ее лицо становится ярко-красным. С парнем… надо понимать, ее хозяином, она говорит совсем не так, как со мной. Тогда она держалась уверенно, а сейчас похожа на робкого, испуганного ребенка.
Парень отвечает на ее слова легким кивком. Не теряя ни мгновения, служанка снова кланяется и убегает. Мое беспокойство тоже нарастает. Я помню, как он, невзирая на свою молодость, играючи расправился с отрядом инквизиции. Его противниками были взрослые крепкие мужчины, хорошо обученные сражаться. А он расшвырял их, будто оловянных солдатиков.
Он проходит по комнате. Все то же нечеловеческое изящество движений. Видя, как я пытаюсь сесть прямее, небрежно взмахивает рукой. На пальце, поймав солнечный луч, вспыхивает золотое кольцо.
– Чувствуй себя как дома, – говорит он.
Теперь я вспоминаю и его голос: мягкий, бархатистый, где за бархатом интонаций скрываются неведомо какие тайны. Он пододвигает кресло поближе к моей кровати и садится. Потом подается вперед, упирая подбородок в ладонь. Вторая рука остается на эфесе кинжала, подвешенного к поясу. Даже в теплом помещении на его руках тонкие перчатки. Присмотревшись, замечаю на них капельки засохшей крови. Меня прошибает дрожь. Парень не улыбается.
– Ты ведь отчасти тамуранка, – помолчав, произносит он.
– Что? – растерянно спрашиваю я.
– Амотеру – фамилия тамуранская. У коренных жителей Кенеттры таких фамилий нет.
Откуда ему так много известно про Солнечные земли? Даже среди тамуранцев фамилия Амотеру встречается редко.
– В Южной Кенеттре живет немало выходцев из Тамуры, – наконец отвечаю я.
– У тебя наверняка было и тамуранское младенческое имя.
Эти слова парень произносит непринужденно, будто я пришла к нему в гости, а не попала сюда прямо с эшафота.
– В детстве мама звала меня ками гоургаем, – говорю я. – Это означает «моя маленькая волчица».
Он слегка наклоняет голову:
– Интересный выбор имени.
Его вопрос пробуждает во мне давние воспоминания о матери. Последние счастливые месяцы перед нашествием кровавой лихорадки. «В тебе, ками гоургаем, пылает огонь твоего отца», – говорила она, гладя мое лицо своими теплыми руками. Она улыбалась, но как-то странно. Мягкие черты ее лица почему-то становились суровее. Помню, потом она поцеловала меня в лоб. «Это хорошо. В здешнем мире тебе понадобится огонь».
– Мама считала волков красивыми зверями, – отвечаю я.
Парень разглядывает меня со спокойным любопытством. По моей спине ползет тонкая струйка пота. Появляется смутное ощущение, что я где-то видела его, не только во время казни, а где-то еще.
– Думаю, маленькой волчице не терпится узнать, куда она попала.
– Да, конечно, – улыбаюсь я, стараясь показать, что ему нечего опасаться. – Буду вам очень признательна за пояснения.
