Терри Пратчетт - Наука Плоского мира. Книга 2. Глобус
– Башмаки, – поправил Ринсвинд.
– Чего?
– Стирает башмаки, аркканцлер. В театре в основном стоячие места.
– Ну ладно, пусть будут башмаки. Все равно ведь протирает. Благодарю, декан. Ваше здоровье! – Чудакулли аккуратно вытер губы и вновь повернулся к Уиллу, который пытался уклониться от тыкающего в него пальца.
– Стирают башмаки, ха-ха, – сказал он и моргнул. – Забавно-забавно, с нами когда-то то же самое приключилось. Да, пару лет назад, в день летнего солнцестояния, эти ребята пытались поставить пьесу для короля, а потом раз – и повсюду оказались эльфы, ха-ха. Ну что, профессор, я выпью еще за твой счет – он слишком горький, чтобы считаться серьезной выпивкой. Так о чем это я? Ах да, об эльфах. Значит, ты должен… тебе нужно… эй, а ты чего не записываешь?
Утром Ринсвинд сумел открыть глаза лишь с четвертой попытки, да и то с помощью обеих рук. Сначала его мозг подтормаживал, словно шестеренки в нем крутились вхолостую, но затем заработали большие и страшные механизмы.
– Вх дл дер… – проговорил он, но быстро вернул контроль над речевым аппаратом.
Обрывки прошлой ночи выползли из тени и принялись исполнять свой предательский танец у него перед глазами. Он застонал.
– Мы же не могли этого сделать, правда же? – пробормотал он.
Память подсказала ему: это было только начало…
Ринсвинд сел и подождал, пока все вокруг не перестанет кружиться.
Он сидел на полу библиотеки. Остальные волшебники были разбросаны по всему залу, некоторые раскинулись на книжных полках. В воздухе стоял тяжелый пивной запах.
События следующего получаса скрыты занавесом. Когда он поднимается, мы видим, что волшебники уже сидят за столом.
– Должно быть, это все из-за свиных шкварок, – предположил декан.
– Я не помню никаких свиных шкварок, – пробормотал Думминг.
– Ну, было что-то хрустящее. По-моему, оно еще шевелилось.
– А я совершенно уверен, что все это последствия наших путешествий, – сказал Чудакулли. – Должно быть, такие вещи очень сильно сказываются на организме. Мы так сильно концентрировались на нашем деле, что, как только расслабились, нас будто распружинило.
Волшебники потихоньку оживились. Жалкое пьянство было большим позором для джентльменов, которые могли высидеть целый ужин за преподавательским столом в Незримом Университете, но временна́я болезнь… да, это накладывало особый отпечаток. Хоть они и могли жить с этой болезнью, но все равно предпочли бы, чтобы ее не было.
– Точно! – согласился профессор современного руносложения. – Дело вовсе не в драке!
– И не в пирушке – она была довольно умеренной по нашим меркам, – сказал декан.
– Да мы вообще не опьянели! – живо поддержал заведующий кафедрой беспредметных изысканий.
Память Ринсвинда, к сожалению, вела себя в буквальном смысле вероломно. Она прекрасно все сохранила.
– Так что же, – сам того не желая, спросил он, – мы не рассказывали Уиллу ничего такого?
– Какого такого? – не понял Чудакулли.
– Ну, про нашу магическую библиотеку, например. Вы еще говорили: «Это хорошая идея, можешь ей воспользоваться», а еще про ланкрских ведьм и о том, как они возвели на престол своего нового короля, и как сюда прорвались эльфы, и про вечную вражду семей Силачия и Вентурия…
– Мы все это рассказали? – изумился Чудакулли.
– Да. А еще про страны, в которых мы побывали. И много чего еще.
– Почему меня никто не остановил?
– Декан пытался. По-моему, это тогда вы ударили его заведующим кафедрой беспредметных изысканий.
Волшебники сидели в пропахшей элем комнате.
– Может, попробуем все заново? – спросил профессор современного руносложения.
– И что, сказать ему, чтобы он все забыл? – сказал Чудакулли. – Не мели ерунды, приятель!
– Думаю, мы могли бы вернуться назад в прошлое и не дать себе рассказать…
– Ну уж нет! Хватит этого! – оборвал его аркканцлер.
Ринсвинд вынул свой экземпляр пьесы и положил перед собой. Волшебники замерли.
– Продолжай, – сказал Чудакулли. – Расскажи все. Что он написал?
Ринсвинд открыл книгу и прочитал пару строк наугад:
Змейки с острым язычком,Черви, ящерки, ежи…[85]
– Нет-нет-нет, – бормотал декан, обхватив голову руками. – Прошу, скажите кто-нибудь, что мы не пели ему «Ежика»…
Ринсвинд читал дальше про себя, шевеля губами. Он перевернул несколько страниц, а затем вернулся к началу.
– Всё на месте, – сказал он. – Те же плохенькие шутки, та же неправдоподобная сумятица – всё! Как и было! Только теперь все это случится здесь!
Волшебники осмелились обменяться довольными взглядами.
– Ну, хорошо, значит, всё, – сказал Чудакулли. – Дело сделано.
Ринсвинд перевернул еще несколько страниц. Его воспоминания о прошлой ночи были несвязными, но даже настоящий гений не смог бы извлечь какой-либо смысл, когда целая куча пьяных волшебников гомонит одновременно.
– Гекс? – позвал он.
– Да? – отозвался хрустальный шар.
– Эта пьеса будет поставлена в этом мире?
– Есть такое намерение, – ответил голос Гекса.
– А потом что случится?
Гекс рассказал ему, а затем добавил:
– Это один из возможных исходов.
– Погоди, – вмешался Думминг. – А их больше одного?
– Разумеется. Спектакль может не состояться. Фазовое пространство содержит газету с отчетом о первой постановке, которая закончилась пожаром, повлекшим гибель десятков человек. В результате театры были закрыты, а драматург погиб во время мятежа. Его закололи пикой.
– Ты имеешь в виду, алебардой? – поправил его Чудакулли.
– Пикой, – повторил Гекс. – Это сделал торговец рыбой.
– А с цивилизацией что случилось?
Гекс выдержал паузу, а затем произнес:
– Человечеству не хватило трех лет, чтобы покинуть планету.
Глава 30
Ложь для людей
Прошу, скажите кто-нибудь, что мы не пели ему «Ежика»…
«Ежик» был известной в Плоском мире песенкой, вроде нашей «Эскимо Нелл». Впервые она встречается в «Вещих сестричках», где звучит ее приставучий припев: «Вот только с ежиком вышел прокол». Ради свершения мести волшебники применили силу истории, с помощью которой они зарядили свое секретное оружие – Шекспира. Они не сомневались, что он произведет эффект не меньший, чем межконтинентальная баллистическая ракета с разделяющимися головными частями. Но, прежде чем пускать его в ход, они не на шутку обеспокоились вероятным нанесением сопутствующего ущерба, а именно культурным разложением, которое мог вызвать «Ежик».
Такое последствие немногим лучше вечной эльфийской инвазии, но в целом более желательно.
В Круглом мире истории обладают столь же мощной силой, что и в его вымышленном аналоге. Эта сила заключена в них потому, что мы обладаем разумом, а разумом мы обладаем потому, что в них заключена сила. Здесь мы снова сталкиваемся с комплицитностью, и все, что нам остается, это разобраться в ней.
И пока мы будем это делать, не забывайте, что Плоский и Круглый мир не так разнятся, как дополняют друг друга. Каждый из них – во всяком случае, по собственному суждению – способствовал появлению другого. У нас Диск считается фантазией, порождением разума, а Плоский мир представляет собой серию романов (невероятно успешных), керамических фигурок, компьютерных игр и аудиокниг. Плоский мир живет благодаря магии и повествовательному императиву. События происходят в нем потому, что этого от них ждут люди, а также потому, что это необходимо для продолжения истории. Круглый мир считает Плоский своим творением.
На Диске придерживаются тех же взглядов – только с точностью до наоборот. Волшебники Незримого Университета знают, что Круглый мир – это порождение Плоского, непредвиденный побочный эффект чрезвычайно успешной попытки расщепления чуда и создания первой самоподдерживающейся магической цепной реакции. Им это известно потому, что они сами являлись свидетелями его сотворения. Круглый мир был умышленно создан недоступным для магии. И свободный от нее вакуум, как ни странно, приобрел собственные регулирующие принципы – правила. События происходят в Круглом мире потому, что следуют из этих правил. Однако почитать их и понять, к чему они ведут, невероятно тяжело. Их последствия эмерджентны. Волшебники познали это на горьком опыте: любые их прямые попытки – например, сотворение жизни или внедрение экстеллекта – непременно выходили боком.
Эти две точки зрения не противоречат одна другой – ведь они относятся к разным мирам. И все же благодаря взаимосвязям Б-пространства эти два мира делают друг друга более понятными.
Странный дуализм между Круглым и Плоским мирами перекликается с аналогичным ему примером Разума и Материи. С возникновением Разума в Круглом мире произошла удивительная перемена. В Плоском мире возник повествовательный императив. Зародилась магия. Вместе с эльфами, вампирами, мифическими существами и богами. Что характерно, все они появились непрямым, косвенным способом, равно как и связь между правилами и их последствиями. Они возникли не совсем благодаря силе историй – она лишь заставила разум попытаться воплотить истории в жизнь. Попытки не всегда венчались успехом, но даже в случае неудач Круглый мир все равно менялся.
