Терри Пратчетт - Пехотная баллада
– Послушай, дорогуша…
– Я вам не дорогуша, сэр… или мэм! – отрезала Полли. Перед ее мысленным взором «Герцогиня» сгорела дотла, прежняя жизнь вылетела в окно, превратившись в прах, а сама она неслась, как пушечное ядро. Слишком быстро, слишком высоко и не в состоянии остановиться.
– Я солдат, генерал. Я завербовалась. И поцеловала Герцогиню. Сомневаюсь, что генералы обращаются к солдатам «дорогуша».
Фракк кашлянула. Улыбка не сошла с ее лица, хотя стала сдержаннее.
– А рядовые не разговаривают таким тоном с генералами, юная леди. Поэтому забудем эту оговорку.
– Здесь, в этом зале, я не знаю, о чем позабыть, а что помнить, – сказала Полли. – Но мне так кажется, что если вы еще генерал, то я еще капрал, сэр. Не скажу за остальных, но я стою на своем, генерал, потому что поцеловала Герцогиню, а она знала, кто я такая… и не отвернулась.
– Отлично сказано, Перкс, – одобрил Джекрам.
Полли продолжала:
– Сэр, два дня назад я бы забрала брата и отправилась домой, полагая, что дело сделано. Я просто хотела безопасности. Но теперь я понимаю, что никакой безопасности не будет, покуда длится… вся эта глупость. Поэтому я останусь здесь и поучаствую. Я попытаюсь сделать так, чтобы глупости поубавилось. Я хочу остаться собой, а не Оливером. Я поцеловала Герцогиню. Как и остальные. И вы не можете это отрицать. Вы не можете сказать, что мой поцелуй не считается, потому что это наше с ней дело…
– Вы все поцеловали Герцогиню, – произнес голос.
И по залу прокатилось эхо.
Вы все поцеловали Герцогиню…
– Думаете, это ничего не значит? Думаете, это был просто поцелуй?
Думаете, это ничего не значит…
…просто поцелуй…
Шепот, как прибой, докатился до стен, отхлынул и стал громче, обретя множество оттенков.
Вы думали поцелуй ничего не значит поцелуй просто думали поцелуй значит поцелуй…
Уолти встала. Отряд застыл как вкопанный, когда она, шатаясь, прошла мимо. Ее глаза были устремлены на Полли.
– Как приятно вновь обрести тело, – произнесла она. – Вновь дышать. Дышать – это так чудесно…
Как приятно…
Дышать чудесно тело вновь дышать…
Нечто новое появилось в лице Уолти. Черты остались прежними, носик был таким же острым и красным, щеки такими же впалыми… но что-то неуловимо изменилось. Она подняла руку и пошевелила пальцами.
– Итак… – произнесла она. Эхо на сей раз не отозвалось, но голос зазвучал сильнее и глубже, и он был красив, хотя никто и никогда не назвал бы красивым голос Уолти.
Она повернулась к Джекраму, который рухнул на колени и поспешно сдернул кивер.
– Сержант Джекрам, я вижу, вы меня узнали. Ради меня вы шагали по пояс в крови. Наверное, мы должны были что-нибудь сделать для вас, но, по крайней мере, ваши грехи – это грехи солдата, и притом не самые тяжкие. Отныне вы старший сержант, и более подходящего человека на эту должность я не видела никогда. Вам нет равных в ловкости, хитрости и мелких правонарушениях, сержант Джекрам. Вы отлично справитесь.
Джекрам, не поднимая глаз, поднес руку к лицу.
– Я недостоин, ваша светлость, – проговорил он.
– Конечно, достойны, – Герцогиня оглянулась. – Где моя армия?.. Ага.
Больше не было никакого эха. Уолти не дрожала, не прятала глаза. Она встала прямо перед генералом, который смотрел на нее разинув рот.
– Генерал Фракк, вы должны оказать мне одну последнюю услугу.
Генерал сердито взглянул на нее.
– Кто ты, черт возьми, такая?
– Вы еще спрашиваете?.. Джекрам, как всегда, соображает быстрее вас. Вы меня знаете. Я Герцогиня Аннаговия.
– Но вы же… – начал кто-то из офицеров, но Фракк вскинула руку.
– Этот голос… мне знаком, – сказала она шепотом.
– Да. Вы помните тот бал? Я тоже помню. Почти сорок лет назад. Вы были самым юным капитаном в армии. Мы танцевали, хоть мне и не хватало гибкости. Я спросила, давно ли вы получили капитанский чин, и вы ответили…
– Три дня назад… – прошептала Фракк, закрыв глаза.
– А потом мы ели сладкие подушечки и пили коктейль, который, кажется, назывался…
– «Слезы ангела», – сказала Фракк. – У меня сохранилось меню, ваша светлость. И бальная книжечка.
– Да. И когда генерал Скаффер вас уводил, он сказал: «Будет что рассказать внукам, мой мальчик». Но вы были… так преданны, что не обзавелись внуками… Вы стали мужчиной… мой мальчик…
…мой мальчик… мой мальчик…
– Я вижу героев, – продолжала Герцогиня, глядя на замерших офицеров. – Все вы отдали мне… многое. Но я требую большего. Куда большего. Есть ли среди вас хоть один, кто не готов умереть за меня в бою? – Уолти повернулась и обвела взглядом все лица. – Нет. Вижу, что нет. И я хочу, чтобы вы сделали то, что, по мнению невежд, проще всего. Постарайтесь не умереть в бою. Месть – плохая расплата. Месть похожа на колесо. Оно непременно повернется. Довольно повиноваться мертвецам.
– Что вы хотите от меня, мэм? – выговорила Фракк.
– Позовите остальных офицеров. Заключите перемирие. Это бедное дитя, давшее мне приют, поведет вас. Я слаба, но я могу управлять мелочами. Например, мыслями. Я оставлю ей… что-нибудь. Блеск глаз или знакомые нотки в голосе. Идите за ней. Вторжение должно состояться.
– Разумеется! Но как…
– Вторгнитесь в Борогравию! Во имя здравого рассудка – пришло время вернуться домой! Близится зима, скот не кормлен, старики умирают от холода, женщины плачут, страна гибнет. Боритесь с Нугганом, потому что теперь он ничто – одно лишь ядовитое эхо вашего невежества, мелочности, преступной глупости! Найдите себе достойного бога. И… отпустите меня. Хватит молиться и просить, хватит воздевать руки, которые могли бы дать вам все, о чем вы просите, будь у вас решимость и сила! Кем я была? При жизни – просто глупой женщиной. Но вы верили, что я наблюдаю за вами и слушаю… и я должна была слушать, хотя и знала, что ничем не смогу помочь… О, если бы люди не были столь беспечны в своей вере! Итак, ступайте. Захватите тот край, который вы не сумели завоевать до сих пор. И эти женщины вам помогут. Гордитесь ими. А чтобы вы не попытались исказить смысл моих слов… чтобы не усомнились… позвольте мне на прощание вернуть ваш дар. Помните. Я целую вас.
…целую…
…целую целую вернуть ваш дар…
…не забывайте…
Все как один – или как одна – неуверенно поднесли руку к левой щеке.
Уолти беззвучно упала на пол.
Фракк заговорила первой:
– Это же… думаю, нам нужно…
Она замолчала.
Джекрам встал, стряхнул пыль с кивера, надел его и отсалютовал.
– Разрешите обратиться, сэр?
– О боги, Джекрам, – рассеянно отозвалась Фракк. – Нашел время. Да, да, разрешаю.
– Какие будут приказания, сэр?
– Приказания? – Фракк моргнула и огляделась. – Приказания… приказания… да. В конце концов, я командующий и могу требовать… да, я могу потребовать перемирия, сержант…
– Старший сержант, сэр, – поправил Джекрам. – Вы правы, сэр, и я сейчас пошлю гонца к союзникам.
– Наверное… нужен белый флаг…
– Не извольте сомневаться, сэр, предоставьте все мне, – заявил Джекрам – воплощенная деловитость.
– Да, конечно… э… прежде чем заняться делами… дамы и господа, я… э… в частности, тут было сказано… что касается женщин, которые хотят служить в армии… как женщины… очевидно… – Фракк, как будто в изумлении, вновь поднесла руку к щеке. – Мы готовы их принять. Я… не возражаю. Но что касается тех, кто служит уже давно… может быть… еще не время… понимаете?
– Что? – переспросила Полли.
– Печать на моих устах, сэр, – ответил Джекрам. – Предоставьте все мне, сэр! Отряд капитана Блуза, смирно! Вы получите форму. Нельзя же расхаживать по крепости в таком виде, боги мои, боги!
– То есть мы все-таки солдаты? – уточнила Полли.
– Разумеется, солдаты, иначе стал бы я на тебя орать, упрямая ты девчонка! Мир перевернулся вверх тормашками, и сейчас есть дела поважнее тебя! Ты получила что хотела, а теперь ищи форму, надевай кивер и, по крайней мере, вытри физиономию! Ты пойдешь парламентером.
– Я, сержант?
– Вот именно. Как только господа офицеры составят официальное письмо. Холтер, Тьют… найдите какую-нибудь подходящую одежду для Перкса. Не трусь, Перкс, держи нос по ветру. Остальные, пошевеливайтесь!
– Сержант… старший сержант Джекрам, – позвал Блуз.
– Да, сэр?
– Я никакой не капитан.
– Правда? – сказал Джекрам, ухмыляясь. – Предоставьте это Джекраму, сэр. Посмотрим, что принесет нам новый день. Ей-богу, какие мелочи, сэр. И я бы на вашем месте, сэр, снял платье.
Джекрам вышел, выпятив грудь – алую, как у малиновки, и грозную. Он орал на ординарцев, шпынял стражников, салютовал офицерам и, невзирая ни на что, выковывал клинок Решимости из раскаленного докрасна железа Паники. Старший сержант в окружении перепуганных рупертов был счастлив, как терьер в бочонке с крысами.
