Терри Пратчетт - Наука Плоского мира. Книга 2. Глобус
Он бросил рукопись на стол.
– Полная алхимическая ахинея, – заключил он, – она даже звучит неприятно. Что такое вообще «фекальные массы»? Кому-нибудь интересно это узнать? Что-то я сомневаюсь.
– Э-э… Человек, живший здесь, описывается как величайший среди ученых… – пробормотал Думминг, пролистывая книжечку.
– Да неужели? – Чудакулли презрительно фыркнул. – Гекс, прошу, перенеси нас к ученому. Неважно, где он находится. Только не к какому-нибудь дилетанту. Нам нужен такой, чтобы воплощал в себе саму суть науки.
Думминг вздохнул и бросил книгу на пол.
Волшебники исчезли.
Еще мгновение книга лежала на половицах, и на обложке было видно название: «Великие ученые. Том второй. Исаак Ньютон». Но в следующий миг исчезла и она.
Вдали были слышны раскаты грома, а над морем висели черные облака. Волшебники снова оказались на пляже.
– Почему мы каждый раз попадаем на пляжи? – спросил Ринсвинд.
– Потому что это край земли, – ответил Чудакулли. – Все всегда случается на краю.
Здесь случилось появиться им. На первый взгляд, это место казалось верфью, которая давно уже спустила на воду свой последний корабль. Песок устилали массивные деревянные конструкции, бо́льшая часть которых была сломана. Также здесь стояло несколько хижин, имевших такой же безнадежный вид, что и многие брошенные вещи. Во всем ощущалось запустение.
И гнетущее безмолвие. Несколько морских птиц с криком улетело прочь, оставив после себя лишь шум волн и звуки шагов волшебников, направившихся к хижинам.
В какой-то момент они уловили другой звук. Это были ритмичное потрескивание, на фоне которого слабо слышались поющие голоса. Казалось, они пели где-то вдали, сидя на дне крошечной ванны.
Чудакулли остановился перед самой большой хижиной, из которой доносилось пение.
– Ринсвинд? – позвал он. – Кажется, это по твоей части.
– Да, да, хорошо, – сказал Ринсвинд и, соблюдая предельную осторожность, вошел.
Внутри было темно, но он сумел различить верстаки и какие-то инструменты, которые, похоже, давно находились в забытьи. Судя по всему, хижину покидали в спешке. Пола в ней не было – она была построена прямо на песке.
Пение исходило из большого рога, прикрепленного к устройству, стоявшему на некотором возвышении. Ринсвинд не очень хорошо разбирался в технике, но заметил, что за его край выдавалось большое колесо, которое медленно поворачивалось, очевидно, из-за небольшого грузика, который крепился к нему нитью и мягко спускался к песку.
– Все в порядке? – донеся снаружи голос Чудакулли.
– Я нашел что-то вроде звуковой мельницы, – ответил Ринсвинд.
– Поразительно! – произнес голос из тени. – Мой хозяин называл ее точно так же.
Его звали Никлиас Критский, и он был очень стар. А также весьма рад встрече с волшебниками.
– Иногда я прихожу сюда, – сказал он. – Слушаю звуковую мельницу и вспоминаю былые дни. Больше сюда никто не ходит. Люди говорят, это обитель безумия. И они правы.
Волшебники сидели вокруг костра из прибитых к берегу коряг, которые от соли горели голубым пламенем. Им хотелось прижаться поближе друг к другу, но сами они никогда бы этого не признали. Они не были бы волшебниками, если бы не ощущали необычности этого места. Оно рождало столь же гнетущее чувство, что и старинное поле боя. Здесь жили свои привидения.
– Расскажи нам, – предложил Чудакулли.
– Моим хозяином был Фокиец Двинутый, – сказал Никлиас, и по его тону чувствовалось, что ему уже приходилось рассказывать эту историю много раз. – Он был учеником великого философа Антигона, который однажды заявил, что рысящая лошадь должна каждое мгновение касаться земли лишь одной ногой – ни больше ни меньше, – иначе она упадет. Это вызывало много споров, и он, будучи очень богатым и увлеченным учеником, решил доказать, что философ был прав. О, то был ужасный день! Именно тогда и начались все наши беды…
Старый раб указал на какое-то заброшенное деревянное сооружение на дальнем конце пляжа.
– Там была наша экспериментальная дорожка, – продолжил он. – Первая из четырех. Я своими руками помогал ему ее строить. Тогда это вызывало большой интерес, и многие пришли сюда, чтобы посмотреть на наш эксперимент. Мы положили рядами несколько сот рабов, чтобы те следили каждый за своим участком дорожки в крошечные щели. Но ничего не получилось. Они только спорили о том, что увидели.
Никлиас вздохнул.
– Мой хозяин сказал, тут очень важен темп. И я рассказал ему о работе в бригадах и о том, как песни помогали нам выдержать этот темп. Его это очень заинтересовало, и, немного поразмыслив, мы построили звуковую мельницу, которую вы сейчас слышали. Но не бойтесь. Магии в ней нет. Звук ведь сотрясает вещи, правильно? Звук в большом роге из пергамента, – он затвердел, потому что я обработал его шеллаком, – записывает узор из звуков на теплом восковом цилиндре. Для вращения цилиндра мы использовали утяжеленное колесо, а когда придумали стабилизирующий механизм, оно прекрасно заработало. После этого мы записали с его помощью идеально подходящую песню, и каждый рассвет, начиная работу, запевали ее вместе с машиной. Сотни рабов, одновременно поющих прямо тут, на пляже. Это производило невообразимое впечатление.
– Я уверен, именно так все и было, – вставил Чудакулли.
– Но, несмотря на это изобретение, своей цели мы не добились. Лошадь бежала слишком быстро. Хозяин сказал мне, что нам нужно придумать способ считать время крошечными промежутками, и после серьезных раздумий мы построили тик-так-машину. Не желаете ли на нее взглянуть?
Она была похожа на звуковую мельницу, только ее колесо оказалось гораздо больше. А еще у нее имелся маятник. И большая стрелка. Большое колесо очень медленно вращалось, а внутри механизма крутились маленькие колесики, из-за чего стрелка поворачивалась на фоне белой деревянной стены по дуге, разделенной мелкими отметками. Все устройство было установлено на колеса, и для того, чтобы поднять его, требовалось, наверное, человека четыре.
– Изредка я прихожу сюда и смазываю его, – сказал Никлиас, похлопав по колесу. – Просто в память о прошлом.
Волшебники переглянулись. Все думали о банальной догадке, которая еще какое-то время назад казалась блестящей идеей.
– Это часы, – озвучил ее декан.
– Простите? – не понял Никлиас.
– У нас есть нечто подобное, – объяснил Думминг. – Мы используем это, чтобы узнавать, который час.
Раб выглядел озадаченным.
– Который еще час? – спросил он.
– Он хочет сказать, что с их помощью мы узнаем, сколько времени, – вмешался Чудакулли.
– Сколько… времени… – бормотал раб, будто пытаясь засунуть квадратную мысль в круглую голову.
– Узнаем, какое сейчас время дня, – сказал Ринсвинд, которому уже приходилось сталкиваться с людьми, у которых были такие головы.
– Но можно ведь смотреть на солнце, – возразил раб. – А тик-так-машина не знает, где находится солнце.
– О, понимаю… А если допустим, что пекарю нужно знать, сколько времени ему печь булки, – попытался объяснить Ринсвинд. – Будь у него часы, он…
– Какой же он пекарь, если не знает, сколько времени нужно печь булки? – усмехнулся Никлиас с нервной улыбкой. – Нет, господа, эта вещь особенна. Она предназначена только для посвященных.
– Но… Вы же создали звукозаписывающее устройство! – вспыхнул Думминг. – Вы могли записывать речи великих мыслителей! И даже после их смерти вы могли бы их слушать…
– Слушать голоса людей, которых больше нет? – сказал Никлиас. На его лице появилась тень. – Слушать голоса мертвецов?
Наступило молчание.
– Расскажите нам подробнее о вашем восхитительном проекте, в котором вы пытались узнать, зависает ли в воздухе рысящая лошадь, – громко и воодушевленно попросил Ринсвинд.
Солнце клонилось к горизонту, или скорее горизонт постепенно поднимался вверх. Волшебники ненавидели думать о таких вещах – если злоупотреблять этими мыслями, можно и вовсе потерять равновесие.
– …наконец моего хозяина осенила идея, – сказал Никлиас.
– Опять? – спросил декан. – Надеюсь, идея была получше, чем выстрелить лошадью из пращи и посмотреть, упадет она или нет?
– Декан! – рявкнул Чудакулли.
– Да, получше, – продолжил старый раб, по-видимому, не заметив сарказма. – Мы использовали не пращу, а просто лямку и сделали огромную повозку. Нижней части у нее не было, и земли касались только лошадиные копыта. Вы внимательно слушаете? А затем – и в этом вся соль, – хозяин устроил так, чтобы повозку тянули четыре лошади.
Он откинулся назад и самодовольно посмотрел на волшебников, словно ожидая похвалы.
Выражение лица декана медленно изменилось.
– Эврика! – проговорил он.
– Полотенце лежит у меня в… – начал было Ринсвинд.
