Поцелуй теней - Гамильтон Лорел Кей
Наоми улыбнулась ей, потом посмотрела на нас – и во взгляде было недоумение.
– Он как наркотик. После его прикосновения ты жаждешь еще. Не обязательно от него. Он будто тебя пробуждает сексуально, и тело до боли ждет прикосновений. – Она снова опустила глаза. – Я никогда так отчетливо не ощущала других – сексуально. Поначалу это было как-то неловко, но и интересно тоже – заводило. А потом он стал делать мне больно. Сначала всякие мелочи – связывал, а потом... шлепал. – Она заставила себя поднять взгляд, посмотреть нам в глаза. С такой злостью, будто вызывала нас подумать о ней худшее. Силы в ней было немерено. Как этот человек мог ее укротить? – Он сделал боль элементом наслаждения, а потом стал делать вещи похуже. Такие, которые оставляли травмы. Просто боль. Я пыталась прекратить эти извращения, и тогда он стал меня бить по-настоящему, уже не притворяясь, что это элемент секса. – Губы ее задрожали, но глаза смотрели так же вызывающе. – Но он возбуждался, когда меня бил. То, что это меня не возбуждало, а пугало, ему тоже нравилось.
– Фантазии насильника, – сказала я.
Она кивнула. Глаза ее устали сдерживать слезы. Она из последних сил старалась не сорваться.
– Потом – не только фантазии.
– Он любит брать женщину силой.
Это сказала его жена.
Я смотрела на них и подавляла желание помотать головой. С шестнадцати до тридцати – годы моего сексуального пробуждения – я прожила при Неблагом Дворе, так что я знала о сочетании наслаждения с болью. Но боль бывала совместной и никогда не причинялась против воли. Если партнеру боль неприятна, это уже не секс. Это пытка. А между пыткой и несколько жестким сексом разница огромная. Да, но только не для сексуальных садистов – для них ее просто нет. Дойдя до крайности, они вообще становятся не способны на секс без насилия или хотя бы без ужаса жертвы. Но большинство садистов способны на более нормальный секс. Они это используют, чтобы заманить жертву, хотя долго сохранять нормальные отношения не могут. В конце концов истинные их желания выходят наружу, и им становится необходима боль.
Откуда я все это так хорошо знаю? Я же уже сказала, что годы своего сексуального пробуждения провела при Неблагом Дворе. Вы не поймите меня неправильно – и у Благого Двора есть свои фирменные закидоны, но там принят более обычный, человеческий взгляд на господство и подчинение. А при Неблагом Дворе такие вещи куда сильнее приветствуются – или, быть может, делаются более открыто. А может быть, дело в том, что Королева Воздуха и Тьмы, моя тетушка, которая правит этим Двором последнюю тысячу лет плюс-минус век, очень увлекается господством – и почти на грани сексуального садизма. И свой Двор она сформировала по своему вкусу, так же как мой дядя, Король Света и Иллюзий Благого Двора, вылепил свой двор по своему образу. Странно, но при Благом Дворе интриговать и лгать легче. Они погружены в иллюзии. Если с виду все выглядит хорошо, то и должно быть хорошим. Неблагой Двор честнее – почти всегда.
– Наоми, это были первые ваши насильственные отношения? – спросила Тереза.
Женщина кивнула.
– Сама не понимаю, как я это допустила.
Я посмотрела на Терезу – она едва заметно кивнула. Это значило: она прислушалась к ответу, и женщина говорит правду. Я уже говорила, что Тереза – один из самых сильных парапсихиков страны. Следить надо не только за ее руками. Она почти всегда может сказать, врешь ты или нет. Все три года, что мы вместе работаем, мне приходилось быть очень внимательной.
– Как вы с ним познакомились? – спросила я. Я не назвала его имени, не сказала "мистер Нортон", потому что обе женщины тщательно избегали этого и говорили только "он", будто других мужчин в мире нет и понятно, о ком они говорят. Мы понимали.
– Ответила на объявление.
– И что там говорилось? – спросила я.
Она пожала плечами:
– Все как обычно, кроме конца. В конце объявления было сказано, что автор ищет магических отношений. Не знаю, что такое в этом объявлении было, но я, когда прочла, поняла, что должна видеть этого человека.
– Заклинание принуждения, – заметил Джереми.
– Что...
– У кого достаточно силы, тот может наложить на объявление заклинание, такое, что объявление приведет к нему того, кого он действительно хочет, что бы ни было сказано в тексте. Я так давал объявление, на которое откликнулась мисс Джентри. Только обладатель магических способностей мог заметить на объявлении заклинание, и лишь обладатель необычайных магических способностей мог бы увидеть сквозь него истинный текст. В нем был другой телефон, не тот, что в объявлении. И я знал, что тот, кто позвонит по этому номеру, годится для нашей работы.
– А я не знала, что такое можно сделать с газетой, – удивилась Наоми. – Ведь она же напечатана, и он не мог потрогать каждый экземпляр.
Она знала, что без физического прикосновения к газете заклинание наложить труднее. Одно это уже значило, что Наоми знает о теории магии больше, чем я думала. Но она была права.
– Тут нужно достаточно силы, чтобы сами слова, вложенные в объявление, несли на себе заклинание. Это очень трудно, и то, что он на это способен, говорит нам о классе нашего противника.
– Значит, это объявление потянуло меня к нему? – спросила она.
– Может быть, не именно вас, – ответил Джереми, – но что-то в вас было именно такое, что ему было нужно.
– Почти все эти женщины выглядят как фейри, – вдруг произнесла Фрэнсис.
Мы все обернулись к ней. Она моргнула.
– Остроконечные уши. У одной были зеленые глаза, которые будто светились. И цвет кожи у них не такой, как бывает у людей, – светло-зеленый, голубой. У троих было больше... деталей, чем есть в человеческом теле, но не уродство. Просто они так выглядят.
На меня это произвело впечатление. Она все это смогла заметить и сопоставить. Если мы ее сможем спасти, вырвать из его лап, она оправится.
– А что он говорил о Наоми?
– Что она отчасти сидхе. Это его просто заводило, когда женщина была с сидхейской кровью. Королевскими шлюхами он их называл.
– Но почему фейри? – спросил Джереми.
– Он не говорил.
– Я думаю, это как-то связано с ритуалом, – сказала Наоми.
Мы все повернулись к ней. Джереми и я спросили в один голос:
– Каким ритуалом?
– В первую ночь он отвез меня на квартиру, которую снимал. В спальне были зеркальные стены и такая огромная круглая кровать. Пол – из сверкающего паркета, под кроватью – персидский ковер. И все будто светилось. Когда я забралась на кровать, то что-то почувствовала, будто прошла сквозь привидение. В ту первую ночь я не знала, что это, но потом я однажды приподняла ковер, а под ним в дереве пола по кругу шла вереница символов. А кровать была в центре круга. Символы я не узнала, но мне хватило знаний понять, что это – круг силы. Место, чтобы творить магию.
– Он когда-нибудь что-нибудь делал в этой кровати, что казалось магическим ритуалом? – спросила я.
– Если да, то я этого не поняла. Мы просто занимались там сексом, и много.
– Было что-нибудь, что было всегда одинаково? – спросил Джереми.
Она покачала головой:
– Нет.
– Секс всегда был на этой квартире? – спросил Джереми.
– Нет, иногда мы встречались в отеле.
Это меня удивило.
– А было что-нибудь, что он делал только на квартире, в круге, и никогда в других местах?
Она густо покраснела:
– Только туда он приводил других мужчин.
– Других мужчин, чтобы заниматься с ними сексом? – уточнила я.
Она мотнула головой.
– Нет, чтобы я с ними... – Она подняла на нас глаза, будто ожидая воплей ужаса или возмущения.
То, что она увидела, ее успокоило. Мы все умели делать непроницаемые лица, когда нужно. Кроме того, небольшой группенсекс казался игрушкой теперь, когда мы знали, что он показывал жене фотографии любовниц со всеми деталями. Это действительно ново, а групповой секс существует в мире куда дольше "Поляроида".
