Кендалл Калпер - Соль и шторм
И тогда я зашлась криком. Вопила страшно, не умолкая, как никогда в жизни. Во мне кипели злость и отчаяние, потому что я вдруг поняла: поздно, слишком поздно… Тэйн, которого я знала, никогда не сделал бы со мной ничего подобного. Проклятье Роу уже коснулось его, наша магия изменила моего любимого, превратила его в чудовище. Перед глазами все завертелось и смешалось, в ушах стояли рев мужчин, вопли женщин, топот ног на помостах и палубе, а над всей этой суматохой звучал твердый и злой голос Тэйна, который теперь управлял толпой.
– Говорит, что она не ведьма, – он повернулся и указал на меня длинным пальцем. Едва дыша от ужаса, я никак не могла примириться с тем, что вижу его милое лицо таким – жестким, искаженным от злобы. – Бросим ее в океан! Если она ведьма, то спасется!
– Но если она сказала правду, то утонет! – воскликнула одна из женщин, и я узнала Этель, служанку матери, но ее встревоженный голос потонул в людском гвалте.
– Ведьма спасется!
– Надо ее испытать!
– Мы не можем позволить, чтоб наши моряки и дальше гибли!
Тэйн сбежал по ступеням вниз и направился прямиком к докам. Вдруг он обернулся и бросил на меня взгляд, в котором не было ни капли любви – лишь ненависть и ледяное презрение. Я не узнавала его и не могла поверить – неужели он мог так сильно и так быстро измениться? Выходит, мать не лгала… Это правда! Магия изменила любимого, заставила причинять мне боль, что он и делал теперь, а я не знала, как это прекратить, как вернуть прежнего Тэйна!
– Нет! Нет! – снова закричала я, пытаясь вырваться, но меня схватили и на этот раз крепко связали, стянув все тело тугими грубыми петлями.
Меня спустили с ящиков и поволокли к докам. Я дергалась и выгибалась, выкрикивая имя Тэйна. Вскоре я перестала ощущать под ногами землю – это один из моряков подхватил меня и перекинул через плечо. Вытянув шею, я успела заметить, что меня несли в дальний конец пирса, к самому крайнему судну с золоченой носовой частью и белыми парусами, вот-вот готовому покинуть порт. Я узнала «Модену».
Они собирались отплыть подальше и сбросить меня в море! Получалось, что вот так я умру и скоро, совсем скоро! А Тэйн… неужели он так и останется с нашим семейным проклятием навечно? Как ему помочь? Что мне делать? Совсем нет времени!
– Тэйн, – отчаянно завопила я, но крик слился с голосами команды «Модены», которая вовсю готовилась к отплытию. Одни раскручивали канаты, стягивающие паруса, другие поднимали гарделем реи, еще двое – вытягивали якорную цепь. Человек, который нес меня, быстро взбежал по трапу и поставил на ноги. Я ошеломленно огляделась – вокруг меня царило оживление и шум, кипела работа, моряки торопливо заканчивали последние приготовления перед тем, как выйти в море. Внезапно меня пронзила мысль: они собирались куда-то меня везти! Я умру вдали от дома, покину остров навечно. Я готова была орать как резаная, не переставая, чтобы кто-нибудь убил меня прямо сейчас, пока я хотя бы вижу свою родную землю. Или лучше, чтобы корабль вообще не смог отплыть. Пусть у него ослабнет такелаж или порвутся паруса, пусть будет полный штиль – ни ветра, ни течения, лишь бы он не вышел из гавани! Но я надеялась напрасно. Почти молниеносно моряки отвязали все двести швартовых канатов – и корабль приготовился к отплытию. Моряки стояли на главной палубе в напряженном молчании, глядя на Уильяма Блисса.
– Для нее и шестерых достаточно, остальные пускай сойдут, – велел он, но я не поняла, о чем идет речь – о «Модене» или обо мне. – Давайте, парни, спускайтесь.
Матросы молча смотрели на него, а я вглядывалась в их лица, пытаясь понять, расстроены они тем, что придется покинуть судно или, наоборот, испытывают облегчение? Почему никто не скажет мне хоть слово? Почему никто не взглянет на меня? Но, увы, на их лицах не было и следа вины или хотя бы сомнения – одна лишь ярость. Они считали, что моя семья их предала. Я, Эвери Роу, подвела и обманула их, заставила поверить, что им ничто не угрожает, и теперь чьи-то отцы, друзья и братья погибли. Я хотела крикнуть, что тоже страдаю и злюсь, ведь и у меня погиб друг, и уж конечно я не желала его смерти…
Один за другим моряки стали спускаться по трапу в док, и лишь некоторые остались на палубе с канатами в руках. Каждого из них, кроме капитана «Модены», я знала давно. Одного звали Хорас Грин, однажды он купил у бабушки целых пять любовных талисманов, и все за одно лето. Другого, старика, – Джейк Килрейн, он угощал меня конфетами всякий раз, когда наведывался к бабушке. На фок-мачте сидел круглолицый Нили Кэмпбелл, а грот-мачту подпирал Фрэнк Лерой, всем известный балагур. Я всмотрелась в темноту, скрывающую шестого моряка и когда, наконец, узнала его, забилась в истерике, испустив дикий вопль:
– Нет! Только не ты! Кто угодно, только не ты!
Но Тэйн, не обращая внимания на мои крики, встал рядом с Нили Кэмпбеллом, держа в руках толстую веревку.
Я кричала и рвалась к нему. Мне хотелось спасти его, даже такого, испорченного магией. Пока я не умерла, жизнь Тэйна подвергалась опасности. Я кричала, чтобы он сошел на берег, но верзила-капитан грубо схватил меня и вновь швырнул на палубу.
Люди на борту и на пристани безмолвно наблюдали, как капитан встал у штурвала, а затем, словно песню, начали перекличку: все на местах, все готово к отплытию! От этого хора голосов, поднимающегося над доками, от их ритмичных выкриков и скрипа натянутых канатов кожа покрылась мурашками. Бывали случаи, когда кораблю не удавалось отчалить – ветер и течение словно замирали, и тогда капитан отдавал приказ тянуть судно буксиром, но сейчас им везло. Паруса раздувались, и «Модена», скрипя на ходу, двинулась из пристани в открытое море.
Сколько раз за все эти годы я приходила в доки! Сколько времени здесь провела! Как часто думала о морях и путешествиях! Но никогда не ступала на борт отплывающего судна, так что этот раз был первый – и последний. При этой мысли я содрогнулась.
Канаты скрипели, паруса трепетали и хлопали, команда дружно кричала: «Раз-два-взяли!», точно все отправились бить китов. Матросы привычно ворчали. Полные ветра паруса шелестели прямо надо мной, распростертые, словно крылья. Они раздувались, точно воздушные шары, и судно стало набирать ход, все больше отдаляясь от пристани. Волны бились о борт корабля и отступали. Я, как могла, приподнялась, вытянула шею, стараясь увидеть берег, когда неведомая сила пронзило мое сердце, словно лезвие ножа. Так вот что происходит, когда Роу покидает остров! Хотелось вскочить на ноги, перебросить тело через фальшборт, а там уж вплавь вернуться домой, но я не могла… Ведь я уже решила, кому из нас двоих сегодня суждено умереть.
– Прощай! – прошептала я, закрыв глаза, и позволила «Модене» нести меня в море.
Таким кораблям для резвого хода всего-то и нужно, что подбитые ветром паруса да крепкая рука на штурвале.
Моряки один за другим спустились на главную палубу, где я сидела в ожидании казни. В одном конце палубы стояли Хорас Грин и Фрэнк Лерой, опираясь о печь для вытапливания ворвани. Нили Кэмпбелл взобрался по вантам и разглядывал меня сверху. Свет ламп бил ему прямо в глаза, и он все время щурился. С верхней палубы раздались шаги, я обернулась и увидела Тэйна, который неспешно подходил к остальным, глядя на черную гладь океана.
– Тэйн, – шепотом позвала его я. – Тэйн, это все проклятье. Поэтому ты так себя ведешь.
– Тихо, – беззлобно одернул меня Хорас Грин.
– Пожалуйста, – прошептала я, и лицо Тэйна вытянулось и словно окаменело. – Это не ты – я знаю! Я люблю тебя!
Остальные моряки молча отвернулись – у китобоев не принято совать нос в чужие амурные дела. Но их безразличие было деланым – я всей кожей ощущала их напряженное внимание, как чувствуют дуновение ветра. Я не сводила глаз с лица Тэйна, выискивая хоть проблеск прежней любви, но увы… Он скользнул по мне безразличным взглядом и холодно произнес страшные слова:
– Я тебя не люблю.
Его слова льдинками повисли в воздухе, и я почувствовала, как болезненно сжалось мое тело. Казалось, ребра раскрошились и впились осколками в сердце, такая оглушительная боль меня захлестнула. Я проиграла и потеряла его. Я умру, но это теперь неважно. Что за жизнь будет у Тэйна?! Без счастья и любви, без семьи и детей, потому что проклятье и в самом деле его изменило, уничтожило все хорошее и превратило в чудовище. Увы, мать сказала правду. Он принес такую боль, о какой я и помыслить не могла. Я старалась не заплакать, не закричать, сжала губы и зажмурилась так сильно, что на шее и висках вздулись вены. Во мне вдруг разверзлась пропасть, в которую с дьявольской силой устремилось все мое существо. Казалось, прижав связанные руки к телу, я смогу нащупать ее края.
И вдруг – вспышка! Нестерпимо яркий свет разгорелся в темноте, я видела его сквозь сомкнутые веки, а затем боль стала пламенем. Огонь охватил меня, заставил открыть глаза и дышать полной грудью. Сокрушительная, дикая, обжигающая магия устремилась по моим венам. Я снова пылала в огне, как недавно в доме моей матери, когда ее ужасные слова причинили мне боль, породившую магию. Предательство Тэйна проникло в мою плоть, будто ножами пронзив ее, и теперь сила рвалась наружу из моих ран. Ведьма внутри меня завопила во весь голос – неистово, торжествующе. Магическая живая клокочущая сила растекалась лавиной и словно сетью опутывала все вокруг.
