Дуглас Хьюлик - Клятва на стали
– Тебя предупредили, – не моргнул тот глазом. – Ты проигнорировал предостережение моего повелителя, отказался выдать магию, которую принес в Эль-Куаддис, и продолжаешь лезть в наши дела. Ты оскорбляешь его самим своим присутствием.
– Знай я, что твоего пахана так легко оскорбить, сделал бы это раньше.
Резун ударил лезвием плашмя по щиту, распространив по улице унылый звон.
– Сейчас ты узнаешь, как перечить Закур-Мулааду!
Он пригнулся и выставил руки, прикрыв щитом гарду так, чтобы те слились в единое целое. У него получилось очень легко и непринужденно.
Я не стал дожидаться ни пока подтянутся остальные, ни команд, ни его наступления. Я просто развернулся и побежал на Резунов, которые стояли позади.
Резонно было предположить, что человек, передавший послание, был лучшим бойцом в бригаде. Именно так действуют Резуны, а главное, так мыслит большинство паханов: приказать самому крутому, а остальные пусть строятся под него. Для дел посложнее Резунов усиливали кем-то еще – Рукой или, может быть, Загибщиком.
Итак, бал правил Меч и Щит. Это означало, что мне следовало, мать его, всячески избегать столкновения с ним в честном и даже нечестном поединке.
Резуны, которые караулили сзади, не сильно удивились моему решению пойти на них буром. Однако они распахнули глаза, когда я метнул сапожный нож с нескольких шагов.
Я целил в того, что был с топорами, – в голову. Я не рассчитывал попасть даже при удачном броске. Мне было нужно только, чтобы они отследили угрозу при свете луны и отреагировали. Они не подвели.
Топоры отступили и уклонились, чтобы нож пролетел мимо, тогда как напарник пригнулся. К несчастью для Топоров, движение вынудило их опустить оружие в попытке урезать профиль. Это открыло брешь, на которую я надеялся.
Я сделал выпад, метя Топорам в корпус, и быстро, на середине движения, перенаправил клинок на Резуна с булавой, который вздумал воспользоваться моей атакой и подойти с незащищенной стороны.
Рапира проехалась по плечу и груди Булавы, после чего инерция насадила его на лезвие кадыком. Сталь на мгновение застряла в хряще, затем я выдернул клинок и чирканул им, распарывая шею и в то же время заполошно пятясь от топора, который уже летел в мой череп.
Человек с топорами был проворнее, чем я ожидал. Первый пролетел так близко, что при дневном свете я бы увидел свое отражение. Что до второго, тот не заставил себя ждать и описал дугу слева.
Я вскинул рапиру, но знал, что этого будет мало: стойка слаба, клинок наставлен не туда. Не думая, я поднял пустую левую руку. При удаче лишусь пары пальцев; большим везунчиком я себе не казался.
Затем топор дрогнул и замер на полпути.
Ликование на лице нападавшего мгновенно сменилось растерянностью. Почти сразу на нем нарисовалась гримаса боли, когда рука пошла назад, а на боку расцвели кровавые пятна – в одном, двух, трех местах.
Он взвыл. Топор выпал.
В тот самый момент я заметил клок тени, стремительно обогнувший его локоть, как будто кто-то невидимый перехватил сустав и лишил Топоров точки опоры, чтобы зарезать без труда.
«Не советую расслабляться, – сказала она в погребе. – Ты помечен».
Проклятье! Нейяджинка!
Я отпрянул, едва Топоры завалились, и стал высматривать маслянистые сполохи смазанного движения. Там, откуда я снялся, главный закуреец уже стоял на коленях: рука с мечом безвольно повисла, окровавленный меч прикрывал дыру в груди. Его напарник взлетел на половину высоты противоположной стены и сучил ногами, вцепившись в веревку, которая тянулась от его шеи к крыше. Я не увидел никого с другого ее конца, но это не помешало человеку рывками подниматься все выше.
Значит, убийца не одна. Замечательно. И вот он я, помеченный, что бы это ни значило.
Я выставил рапиру, помедлил и резко развернулся, рассудив, что ассасину не найти лучше места, чем за спиной. Должно быть, им тоже был известен этот трюк, потому что с участка, к которому я только что стоял передом, мне набросили на голову мешок.
Я спешно завел рапиру под левую мышку и ударил за спину. Острие встретило пустоту. Я вертанулся вправо и двинул локтем руки, в которой держал клинок. Попал во что-то мягкое. Я улыбнулся, услышав над ухом удивленный выдох.
Затем острая кромка стали нашла мое горло, и я застыл.
– Я же сказала, что ты помечен, джеффер ани, – прошипел знакомый голос, лишь чуть осипший после встречи с моим локтем. – Бросай свое железо.
Я разжал руку, и рапира звякнула о мостовую.
Клинок убрался и в следующий миг сменился чем-то тяжелым, соприкоснувшимся с затылком. Я пошатнулся, рухнул и притих. Мне не хотелось торопить события. Я лишь надеялся не блевануть с мешком на голове.
– Вяжите, и понесли, – раздался откуда-то сверху мужской голос. Тонкий, но привыкший командовать.
Я не смог бы сопротивляться, даже если бы захотел; все вокруг пошло кувырком. В памяти отложилось, что мне связали запястья и щиколотки, а также четкое ощущение того, что меня несли. Похоже, что недалеко, но световых сполохов в голове хватало, чтобы я не был в ладах со временем.
Чуть позже звуки приблизились, и стало ясно, что мы в помещении. Закрылась дверь. Меня положили на пол. По мне зашарили руки, извлекая сталь, расстегивая перевязь и ощупывая кисет. Я замер, когда пальцы добрались до участка дублета, где был зашит пакет Джелема, но те без задержки двинулись дальше. От мешка пахло яблоками.
Мои путы перерезали.
Я подождал, пока угаснут огни в голове, после чего потянулся и снял мешок.
В комнате было темно и пусто: только я посреди и мое оружие, сваленное в углу. И Ангелы знают сколько убийц, которых я не мог различить ночным зрением.
Я медленно сел и потер затылок. Ладонь осталась сухой – уже спасибо. Я пару раз глубоко вздохнул и снова огляделся. Вон там как будто контуры ступни, а там – еле видный изгиб… ножны? Согнутая нога? Трудно сказать.
Я рассматривал то ножны, то ступню. Потом швырнул в ноги пустой мешок.
Налет движения, намек на смазанный янтарный блик – и ступня убралась. Важнее было то, что мешок изменил направление на полпути, будучи либо блокирован, либо срезан. В любом случае я понял, чего ожидать.
Я посмотрел на мое оружие. Да, откровенная приманка.
Положил руки на бедра и молвил:
– Я не дурак.
– Вижу, – отозвался тонкий мужской голос. Он прозвучал сзади, где прежде не было ничего, кроме голой стены, которая и осталась, когда я обернулся. – Но лучше удостовериться.
– Будь уверен, я не схвачусь за клинки.
– Это я тоже вижу.
Молчание.
– Ну? – спросил я.
И они приступили ко мне.
Не все сразу, но быстро, один за другим. Янтарные мазки, промельки движений – кисти, ступни, колени, локти. Я вертелся как уж на сковородке, опрокидываясь и уворачиваясь от ударов реальных и мнимых. Пригнуться под рукой тут, уклониться от корпуса там, отшатнуться из-под замаха скорее наудачу, чем обдуманно, и на закуску врезать разок-другой. Однажды даже попал, пускай и по касательной. Меня вознаградили удивленным хмыком.
Все это время я старался как мог, напрягая ночное зрение. Не может же быть, чтобы я засекал только движение, – увидел же ногу, когда еще было тихо; приметил же эти ножны или хрен их знает что там было такое. Ведь должен быть способ вычленить их и выудить из ночи, в которую они облеклись. Неужто нет?
Я все еще всматривался, когда стопа впечаталась мне точнехонько в грудь. На краткий миг между ударом и реакцией тела я различил силуэт нейяджинки: нога выставлена, корпус отведен, рука направлена в пол для усиления толчка. Затем она исчезла, а я завалился навзничь. Приземление вышло жестким, и я не столько покатился, сколько скорчился.
– Джеффер ани, – сказали из темноты ледяным тоном.
– Ариба… – произнес мужчина, назвав мою противницу по имени. В его голосе было поровну предупреждения и гнева.
Девица фыркнула и даже не потрудилась приглушить шаги, отходя от меня.
Значит, проверка. Но для меня или для них?
Я прерывисто вздохнул, не ведая, как много выдержу еще, зато доподлинно зная, сколько хочу.
Затем сел и упокоил руки на коленях.
– Довольно, – проговорил я, заставляя себя расслабиться и не нарываться опять. – Я не собираюсь развлекать вас танцами в темноте. Хотите отметелить – давайте, но я отказываюсь быть учебной мишенью.
– Будь это «танцем», имперец, ты был бы покойник, – возразил мужчина, теперь уже справа. Он обходил меня. – Я просто хотел проверить то, что слышал о тебе.
– Например?
Молчание во тьме. Затем:
– Зажгите фонарь.
Я закрыл глаза и пригнул голову. Мигом позже звякнул кремень. Вскоре я уловил огонь свечи сквозь сомкнутые веки. Медленно разлепив их, я вбирал свет, сменивший ночное зрение, пока жжение не прошло.
Их было трое. В темноте мерещилось, что больше. Они обступили меня плотным треугольником.
Я почему-то ожидал, что нейяджинка окажется в черном, но все они были в одеждах насыщенного, чуть не мерцавшего цвета индиго. Двое носили куфии, а женщина, судя по контурам одеяния, предпочитала тугой тюрбан. Все прикрывали нижнюю часть лица свободными концами своих головных уборов. Ступни и кисти были обнажены, но обладали тем же глубоким, полуночно-лиловым оттенком, что и наряды. Краска или что-то другое?
