Питер Бретт - Копье Пустыни
– Будет исполнено, Избавитель, – кивнул Ашан.
Он отправился инструктировать других Дамаджи.
Всю следующую неделю племена обшаривали древний город, ломали стены, грабили могилы и извлекали целые куски меченых стен и колонн. Когда они прибыли, следов Пар’чина не было видно, но красийцы, в отличие от него, не старались сохранить город нетронутым. Повсюду громоздились груды камней, и в раскопанные тоннели обрушились целые улицы и здания.
Каждый день Дамаджи являлись к Джардиру с богатой добычей. Сотни новых меток, многие из которых были предназначены для борьбы с демонами или иного волшебства. Расписное оружие и доспехи, мозаики и картины древних битв, в том числе с участием самого Каджи.
Каждую ночь они сражались. Демоны по-прежнему осаждали город, и на закате Джардир и его люди оставляли работу и брали копья и щиты. Благодаря могущественным меткам на копьях даже слабейших ха’шарумов алагай гибли тысячами, и вскоре твари перестали рыскать по священным пескам. Шарумы продолжали патрулировать город, но похоже, что Анох-Сан был очищен, словно сам Эверам дал знак: они выбрали правильный путь.
– Избавитель! – Ашан вошел в шатер вместе с Асомом и Асукаджи. – Мы нашли ее.
Джардиру незачем было спрашивать, что именно. Он отшвырнул карты зеленых земель и набросил белое одеяние. Не успел он откинуть полог шатра, как появилась Инэвера во главе его жен-дама’тинг. Само их присутствие подтвердило слова Ашана. Женщины молча пошли за Джардиром по городу.
– Какому племени выпала честь? – спросил Джардир.
– Мехндинг, отец, – ответил Асом. Ему уже исполнилось шестнадцать, он был совсем взрослым мужчиной и двигался с изяществом, присущим мастерам шарусака. Его бархатный голос казался особенно опасным из-за высокого роста и худобы. В своем белом одеянии Асом напоминал копье, обернутое шелком.
– Ну разумеется, – пробормотал Джардир. Как назло, гробницу Каджи отыскал наименее верный из Дамаджи!
Энкаджи ожидал их вместе с сыном Джардира из племени Мехндинг – Савасом, еще не снявшим бидо най’дама.
– Шар’Дама Ка! – воскликнул Дамаджи и простерся на пыльном полу погребальной камеры. – Мне выпала честь открыть тебе гробницу Каджи.
Джардир кивнул:
– Она нетронута?
Энкаджи встал и повел рукой в сторону огромного саркофага, каменная крышка которого была снята.
– Боюсь, Пар’чин вынес все подчистую. Копья, разумеется, нет, но ты вернул его.
Он указал на пыльные лохмотья на скелете.
– Возможно, когда-то это был священный плащ Каджи.
– А корона? – небрежно спросил Джардир, хотя все знали, что это главное.
Энкаджи пожал плечами:
– Исчезла. Пар’чин…
– Не принес ее с собой в Копье Пустыни, – перебил Джардир.
– Наверное, припрятал.
– Он лжет, – прошептал Аббан на ухо Джардиру.
– Откуда ты знаешь?
– Рыбак рыбака видит издалека.
Джардир повернулся к Хасику:
– Запечатать гробницу!
Хасик дал сигнал шарумам в коридоре, и те вернули каменную глыбу на место.
– Что такое? – спросил Энкаджи, когда свет факелов из коридора померк. Осталось всего несколько тлеющих, которые едва мерцали.
– Погасить, – велел Джардир. – Дамаджах бросит кости и узнает, кто украл корону Каджи.
Энкаджи побледнел, и Джардир понял, что Аббан не ошибся. Он бросился на Дамаджи и прижал его к стене гробницы.
– За каждую минуту без короны, – пригрозил он, – я буду оскоплять твоего сына или внука. Начну со старшего.
Через мгновение в руках Джардира оказалась корона Каджи, найденная в погребальной камере одного из правнуков Избавителя.
Тонкий золотой венец был украшен драгоценными камнями и узором из незнакомых меток, которые сплетались в сеть вокруг чела. Корона выглядела хрупкой, но Джардир не смог даже погнуть золото, несмотря на всю свою силу.
Инэвера поклонилась, взяла корону и надела ее поверх тюрбана Джардира. Венец был невесомым, как перышко, но лег на чело Джардира тяжким бременем.
– Теперь можно выступить к зеленым землям, – произнес он.
Часть II
Внешние силы
Глава 12
Ведьмы
333 П. В., зима
Вдали показался дом родителей Лиши. Ее отец мог позволить себе и получше, но его вполне устраивал этот, пристроенный к задней стене бумажной мастерской. К передней двери вела меченая дорожка.
Впрочем, дом не сильно интересовал Рожера. Он шел чуть позади Лиши, чтобы украдкой за ней наблюдать. Ее белоснежная кожа резко контрастировала с черными как смоль волосами, а глаза соперничали синевой с небом в погожий день. Рожер ласкал взглядом ее пышные округлости.
Лиша резко повернулась к нему. Рожер вздрогнул и вскинул глаза.
– Рожер, еще раз спасибо, – поблагодарила Лиша.
Как будто Рожер мог в чем-то ей отказать!
– Невелик труд посидеть за накрытым столом, даже если от стряпни твоей матушки и у подземника заболит брюхо.
– Тебе, может, и невелик. Если я приду одна, она будет до посинения выпытывать, скоро ли я выйду замуж. С тобой, быть может, хоть прикусит свой ядовитый язык. Может, даже примет нас за любовников и придержит коней.
Сердце Рожера замерло. Он взглянул на Лишу, нацепил маску жонглера, ни голосом, ни видом не выдавая своих чувств, и спросил:
– Ты не против, если твоя мать примет нас за любовников?
Лиша засмеялась:
– Я буду только рада. Большинство горожан тоже поверят. Лишь мы с тобой да Арлен будем знать, какая это глупость.
Для Рожера это было сродни пощечине, но его сердце снова начало биться, а Лиша благодаря маске ничего не заметила.
– Лучше не называй его так, – сменил тему Рожер.
– Арленом?
Рожер вздрогнул.
– Арлен, Арлен, Арлен! – засмеялась Лиша. – Рожер, это просто его имя. Я не собираюсь притворяться, будто он безымянный, каким бы загадочным ни пытался казаться.
– Пусть кажется, каким хочет. Аррик всегда говорил: не репетируй роль, которая не предназначена для чужих глаз, если не хочешь, чтобы тебя увидели. Достаточно сболтнуть всего раз, и его имя окажется у всех на устах.
– И что с того? – спросила Лиша. – Меченому в городе не по себе, потому что его сторонятся. Может, у Арлена дела пойдут на лад.
– Ты не знаешь его прошлого, – возразил Рожер. – Что, если кто-нибудь огорчится, когда его имя всплывет, или явится забрать должок? Лиша, я знаю, каково так жить. Меченый спас мне жизнь, и если он хочет сохранить свое имя в тайне, я забуду его, даже если мне придется задушить песню века.
– Нельзя забыть то, что знаешь, – заметила Лиша.
– Не у всех так много места на чердаке, как у тебя. – Рожер постучал себя по виску. – Некоторым приходится забывать старое и ненужное, чтобы хватило места для нового.
– Чепуха!
Рожер пожал плечами.
– В любом случае еще раз спасибо, – сказала Лиша. – Полно мужчин, которые готовы заслонить меня грудью от демонов, но никто не рвется защищать меня от матери.
– Даже Гаред Лесоруб?
Лиша фыркнула:
– Он ставленник моей матери. Гаред разрушил мою жизнь, но мать хочет, чтобы я простила его и рожала ему детей, как будто умение рубить демонов сделало его ценной добычей. Она беспринципная ведьма, которая манипулирует людьми и отравляет все вокруг.
– Пфф! Она не так уж и плоха. Надо просто понять ее, и на ней получится играть, как на скрипке.
– Ты ее недооцениваешь, – предостерегла Лиша. – Мужчины ничего не видят, ослепленные ее красотой. Ты мнишь себя неотразимым кавалером, но она соблазнит тебя, как соблазнила всех мужчин, обратив их против меня.
– Маревниковый бред! Можно подумать, Элону извергли сами Недра, чтобы разрушить твою жизнь.
– Просто ты ее плохо знаешь.
Рожер покачал головой:
– Аррик научил меня всему, что нужно знать о женщинах, и он говорил, что стареющих красоток вроде твоей матери совсем не сложно приручить. В молодости Элона всегда была в центре внимания и привыкла, что мир вращается вокруг нее. Вы с отцом ведете долгие беседы о метках, которые ей неинтересны, и она из кожи вон лезет, чтобы ее заметили. Сделай вид, будто не сводишь с нее глаз, и она растает.
Лиша посмотрела на него и хохотнула:
– Твой учитель ни подземника не знал о женщинах.
– Еще как знал, – возразил Рожер, – учитывая, как ловко он укладывал их в постель.
Лиша выгнула бровь:
– А сколько женщин уложил его подмастерье с помощью столь блистательных методов?
Рожер улыбнулся:
– Я не рассказываю байки о своих победах, но ставлю милнское солнце, что твоя мать не устоит.
– По рукам!
– И купец говорит Аррику: «Я заплатил, чтобы ты научил мою жену танцевать!» А безмятежный, как рассвет, Аррик смотрит на него и отвечает: «Я научил. Не моя вина, что она предпочитает танцевать лежа».
Элона расхохоталась, стуча кубком по столу и расплескивая вино. Рожер тоже рассмеялся, они чокнулись и выпили.
Лиша хмурилась, глядя с другого конца стола, где они с отцом беседовали. Она искренне не знала, чего больше страшится: выиграть спор или проиграть. Может, зря она его привела? Мало того что он рассказывает непристойные истории, так еще и поглядывает на грудь ее матери. Впрочем, вырез такой, что Рожера трудно винить.
