Роберт М. Вегнер - Сказания Меекханского пограничья. Север – Юг
Кеннет оглянулся через плечо, на носилки, на которых лежало тело, обернутое в военный плащ. Его они забрали с собой. Некоторые дела – важнее прочих.
* * *Бургомистра Арбердена пробудил стук в дверь. Он тут же вскочил с постели. В такое время стук – недобрый знак. Если слуга будит его за пару часов до рассвета – значит, что-то наверняка стряслось.
– Войдите.
Слуга скользнул в спальню на цыпочках.
– Господин, прибыл офицер.
– Какой офицер?
– Стражник. Из той роты, что пошла в Винде’канн…
Под бургомистром подогнулись ноги. Посольство. Неудачные переговоры. Война.
– Веди его! Сейчас же! И пошли кого-нибудь за советниками. Разбудить и прислать ко мне.
Слуга исчез за дверью, едва не столкнувшись с поднимающимся по лестнице солдатом. Помнил его: рыжий, с короткой бородой. Неразговорчивый.
– Что с послами? – спросил бургомистр, прежде чем стражник переступил порог.
– Целы и невредимы. – В голосе пришельца была слышна безбрежная усталость. – Будет мир и торговля. Не война. По крайней мере это готовилось, когда мы в полночь покидали замок.
Некоторое время он пытался уразуметь последнюю фразу. В полночь? Четыре часа назад? Прошли двадцать миль ночью, горами – за четыре часа? Кто такие эти солдаты? И что их так гнало?
Открыл рот, чтобы спросить.
– Сюда идет Навер Та’Клав. Со всей своей бандой, – опередил его офицер.
Когда он это произносил, в голосе его появилась некая странная нотка. Что-то вроде мрачной решимости. Служащий взглянул ему в глаза. Милостивая Госпожа! Нынче наверняка кто-то умрет.
– Скажи мне, – лейтенант опустил уважительное обращение, но бургомистр ни за что на свете не стал бы возражать, – Старый Вол уже рычал?
– На Траурном проходе? Да где там. Путь все еще опасен, потому я послал за чаровником, чтобы его встряхнуть, пусть и пришлось оплатить золотом. Без купцов с юга мы слишком много потеряем…
– Где ваши трембиты?
– В подвале. Господин лейтенант, вы думаете, мы не пытались сами? Стоит – и не шелохнется.
– А пытались сделать это на рассвете? – Офицер искривил губы в странной гримасе. – И еще одно: где живет парнишка, которого коснулась Госпожа Удачи? Светлые волосы, на глаз лет тринадцать?
– Дурачок Носах? С ним одни хлопоты, пропал вчера и…
Скрежет острия и внезапное давление на шею. Клинок меча, видный с подобной перспективы, показался бесконечно длинным. Взгляд бургомистра двинулся вдоль острия – и в конце его встретил взгляд солдата. На горле словно сжалась ледяная петля.
– Я не спрашивал о твоем мнении, бургомистр, – только о том, где живет его мать. А когда мне ответишь – огласишь тревогу и удвоишь стражу на стенах. И выдашь мне все трембиты, кроме одной. А потом сделаешь, что я тебе скажу. Поспеши.
Бургомистр сглотнул и согласно склонил голову.
* * *Приметили их перед самым рассветом. Солнце уже окрасило горизонт, на востоке вершины темными клыками вгрызались в светлеющее небо. Было холодно, люди и звери выдыхали пар. Ждали, укрывшись на западном конце перевала, перед ними открывался отчетливый вид на Траурный проход.
Кеннет знал, откуда взялось это название. Никакой другой перевал в горах не поглотил столько жертв. Нынче через него шла – ярдах в трехстах – имперская дорога, тракт шириной в двадцать футов из гладких, ровно отесанных камней. Дорогу уже очистили от снега, это было признаком того, что купцы начали свои рискованные путешествия в таящуюся на Старом Воле опасность. Что ж, тот, кто рисковал отправиться в путь при таких обстоятельствах, мог потом требовать любую цену за свой товар. Хотя, чтобы выйти нынче на дорогу, нужно быть безумцем или отчаянным человеком.
Восточная сторона перевала, с широкими и высокими склонами, была создана для лавин. Сперва поднималась полого, чтобы потом резко вздернуться вверх, закончившись отвесной стеной, по форме напоминающей бычью башку. Именно поэтому скалу называли Старый Вол. Здешние говорили, что, когда Старый Вол зарычит – то есть когда сбросит с лавиной зимние покровы – дорога на юг сделается свободна. Однако Вол часто запаздывал с рыком, и тогда купцы, особенно те, кто вез скоропортящиеся товары – масло или рыбу, – решались на риск. И многих из них обнаруживали, лишь когда сходил снег.
Порой лавину пытались сбить, дудя в трембиты – длинные, в пятнадцать – двадцать футов трубы, которые в горах использовали, чтобы передавать простые сообщения на далекие расстояния. Когда же и это не помогало, заинтересованным купцам оставалось только нанять чародея, кого-нибудь владеющего Тропой Земли, Воды или Льда, чтобы тот заставил Вола зареветь. Открытие торгового пути стоило любых денег. Хотя порой казалось, что природа специально смеется над людьми, устраивая невозможные фокусы. Нынче также было неясно, каким чудом многолоктевой слой снега, нагромождавшийся всю зиму, удерживается на скале.
Лейтенант глядел на близящуюся колонну. Триста людей, может и больше, как минимум тридцать конных, на сильных, выносливых горных лошадках, а еще десяток легких повозок. Знал, что они его не видят: обернутый в серый плащ, скрытый в тени, он не выделялся на фоне скал, как и прочие из шестой роты. Взглянул на север: там, откуда шла банда, предрассветную темноту рассеивало зарево пары пожаров. Не слишком больших. Может, наткнулись на пастуший шалаш или хуторок. Как видно, Навер не сумел сдержаться и не заявить о своем присутствии.
Кеннет перевел взгляд вправо, где, укрытые в расщелинах, замаскированные ветками, лежали трембиты. Он долго советовался с десятниками, куда какую направить и когда начать гудеть. От этого зависела их жизнь. И, ясное дело, от того, сойдет ли лавина так, как они планировали, чуть по откосу, ударив в разлом, по которому шла дорога, а не покатив снежный вал прямо. Однако не было другого места, откуда удалось бы загудеть в трембиты как нужно, а потому приходилось рассчитывать на удачу.
Он взглянул на восток, где вот-вот должно было показаться солнце. Это тот самый миг, время, когда горы чаще всего и сбрасывали лежащий на склонах снег. Час грома, как некогда называли первый час после рассвета, хотя мало кто в те поры думал о лавинах. Время, когда температура воздуха поднималась каждую минуту, когда мороз, часто сопутствующий весенним ночам, едва ли не за несколько мгновений бежал от теплых лучей солнца. Зеркала льда, сковавшего лужи, таяли на глазах, промерзшая земля превращалась в грязь. А еще подтаивал толстый, в несколько футов, слой снега на горных вершинах. В свое время Кеннету это показал один капитан, с которым ему довелось служить. Отвел его на склон и приказал смотреть. Слой снега там обрывался, как обрезанный ножом, а в месте, откуда недавно оторвалась и сошла часть снежных покровов, виднелась голая земля – промерзшая и покрытая пожелтевшей травой, схваченной изморозью. И внезапно, через четверть часа после того, как солнце встало, земля принялась таять, иней исчез, а из-под слежавшегося снега потекли струйки воды.
– Он начинает подтаивать снизу из-за своей тяжести, – шепотом пояснил капитан. – Но всю ночь вода не могла течь, ее схватывал мороз. А теперь она потекла, и весь склон сейчас стал скользким, словно кто его маслом смазал. Хватит пернуть погромче – и все сойдет. Через час солнце подсушит землю, а большинство плененной под снегом воды уйдет – и тогда станет безопасней. По крайней мере до следующего утра. Помни: никогда не проводи своих людей такими местами, когда солнце встает после морозной ночи. А если не уверен – следи за псами. Они всегда знают.
Лейтенант улыбнулся, услышав тихий скулеж. Псы знали. Чувствовали, что место – опасное. Это было хорошее время для засады.
Кони бандитов тоже что-то чувствовали. Когда отряд приблизился к перевалу, те, что шли впереди, запрядали ушами, принялись фыркать и идти боком. Отряд остановился. Кеннет ждал: внезапно над долиной раздался глубокий, гудящий звук. Сигнал трембиты, играющей тревогу. Бургомистр сделал, что должен. Лейтенант взглянул в сторону города, как и большинство людей Навера. Солнце как раз взошло, и Арберден, хотя и лежащий в четырех милях, был виден как на ладони. Кеннет рассмотрел движение на стенах, открывающиеся ворота и выходящих людей. Бургомистр наверняка поставил на ноги большинство городских гридней и половину горожан, но выходящая из ворот колонна выглядела внушительно. Офицер смотрел, ожидая последней детали представления. Как он и приказал, в голове выходящего из ворот отряда появилось древко с красным флажком. Он хмуро усмехнулся. Все дело в дальнем расстоянии, фокусах и уверенности Навера в своей важности.
Лардосс с красным медведем, стоящим на задних лапах, – символ Пятого пехотного полка; молодому бандиту должно показаться, что империя поставила на него ловушку, которой он избежал, обойдя город, но быстро марширующая тяжелая пехота в течение часа могла бы настигнуть его на перевале. С этого расстояния он не мог заметить, что все войско – лишь толпа перепуганных купчишек и ремесленников, а лардосс – просто кусок окрашенного красным дерева.
