Нефритовый трон - Новик Наоми
– Я, конечно, мог ошибиться, – признался он Отчаянному и Грэнби, когда принц удалился. – Я теперь уже не помню подробностей, да и тогда плохо соображал от усталости. Быть может, бедняга просто хотел мне помочь, а я вообразил себе невесть что. С каждой минутой мне это кажется все более фантастическим. Чтобы брат императора подсылал ко мне убийц, как будто я что-то для него значу? В конце концов я соглашусь с Хэммондом, признав себя пьяницей и глупцом.
– Вы ни то и ни другое, – заявил Грэнби. – Я и сам тут мало что понимаю, но то, что Фен Ли вдруг вздумалось бить вас по голове – сущий бред. Будем хорошенько вас охранять и надеяться, что принц не поставит правоту Хэммонда под сомнение.
Глава 10
Через три недели, прошедших совершенно спокойно, вдали показался остров Амстердам. Отчаянного привели в восторг тюлени, лениво гревшиеся на берегу. Некоторые из них поплыли к кораблю, чтобы порезвиться в кильватере. Матросов и даже морских пехотинцев, которые вознамерились поупражняться на них в стрельбе, тюлени не боялись – но когда Отчаянный прыгнул в воду, тут же уплыли; даже те, что остались на берегу, начали отползать подальше.
Разочарованный дракон описал в море круг и залез обратно. Теперь он проделывал это гораздо ловчее и раскачивал судно самую малость. Тюлени постепенно вернулись и были как будто не против того, чтобы он рассмотрел их поближе – но уходили в глубину всякий раз, как он свешивал голову за борт.
Шторм унес «Верность» на юг почти до сороковых широт; она сбилась с восточного курса и потеряла напрасно больше недели.
– Одно хорошо: муссон, кажется, наконец-то установился, – сказал Райли, размышляя над картами вместе с Лоуренсом. – Отсюда мы двинемся прямо к Голландской Ост-Индии и месяца полтора не увидим земли. Но я уже отправил шлюпки на остров. Несколько дней тюленьего промысла помогут нам продержаться.
Бочки с засоленным тюленьим мясом воняли немилосердно. Еще пару дюжин туш в проволочных клетках подвесили на кат-балках, чтобы сохранить свежими. Назавтра, когда «Верность» вышла в открытое море, китайские повара разделали половину из них на палубе. Головы, хвосты и внутренности, вопреки экономии, полетели за борт, и Отчаянному подали слегка обжаренные бифштексы.
– Неплохо, – сказал он, сняв пробу. – Только перца и этого… жареного лука надо побольше. – За последнее время он стал настоящим гурманом.
Повара, всячески ему угождавшие, тут же выполнили заказ. Отчаянный съел все подчистую и улегся вздремнуть, ничего не ведая о недовольстве кока, квартирмейстеров и прочей команды. Китайцы, залив верхнюю палубу кровью, даже не подумали прибрать за собой. Время между тем перевалило за полдень, и Райли никак не мог требовать, чтобы палубу вымыли снова. Когда Лоуренс сел обедать вместе с ним и старшими офицерами, запах сделался нестерпимым – а окна приходилось держать закрытыми, чтобы уберечься от еще более крепкого запаха висящих снаружи туш.
Кок Райли, к несчастью, мыслил сходно с китайскими кулинарами: на стол подали прекрасный золотистый пирог, вобравший в себя недельную порцию масла и остатки зеленого кейптаунского горошка, и к нему миску горячей подливы – но внутри обнаружилось все то же тюленье мясо, и обедающие уныло ковыряли в своих тарелках.
– Быть по сему, – вздохнул Райли, скидывая содержимое своей тарелки обратно на блюдо. – Отнесите это мичманам, Джетсон, – не пропадать же добру. – Остальные последовали примеру капитана. Прочие кушанья смели подчистую, но отсутствие главного блюда создавало грустную пустоту. Слышно было, как стюард, уходя, сетует на «косоглазых дикарей, которые только аппетит людям портят».
В целях утешения по кругу пустили бутылку, и тут корабль как будто выпрыгнул из воды – Лоуренс впервые испытал подобное ощущение. Райли устремился к двери, но Парбек показал за окно и сказал:
– Смотрите. – Одна из мясных клеток пропала бесследно – лишь обрывок цепи болтался на балке.
С палубы донеслись громкие вопли. Корабль резко присел на правый борт, и что-то сломалось с таким звуком, будто выпалили из пушки. Райли выбежал вон, остальные за ним. Когда Лоуренс поднимался по трапу, судно дрогнуло снова. Он слетел на четыре перекладины вниз и чуть не сшиб с трапа Грэнби.
Из люка они выскочили разом, словно чертик из табакерки. Поперек планшира лежала нога в шелковом чулке и башмаке с пряжкой – все, что осталось от вахтенного мичмана Рейнольдса; еще двух человек утащили через пролом в фальшборте. Отчаянный наверху принял сидячее положение и недоуменно оглядывался. Люди лезли на ванты или неслись к носовому трапу, не слушая мичманов.
– Флаг поднять! – Выкрикнув это, Райли бросился к рулевому колесу, призвав себе на помощь еще несколько человек. Бессон, рулевой, куда-то пропал. Судно сбилось с курса, но продолжало двигаться – стало быть, они не напоролись на риф, и никаких других кораблей не было видно до самого горизонта. – Бей сбор!
Барабан похоронил всякую надежду понять, что же, в сущности, происходит, но зато привел в чувство охваченных паникой моряков.
– Мистер Гарнетт, готовьте шлюпки, – скомандовал Парбек, поправив шляпу. К обеду он, как всегда, переоделся в парадный мундир, и его высокая фигура производила должное впечатление. – Григгс, Мастерсон, в чем дело? – обратился он к двум матросам, глядевшим на него с марса. – Неделю без грога! Слезайте и бегите к своим орудиям.
Матросы, спеша по местам, едва не сшибли с ног Лоуренса. Один пехотинец, прыгая на одной ноге, натягивал блестящий от ваксы сапог, расчеты кормовых орудий натыкались друг на друга.
– Лоуренс, Лоуренс! – закричал Отчаянный, увидев его. – Я спал, что случилось?
«Верность» снова дала сильный крен, Лоуренса швырнуло на поручни. Из воды, поднявшейся фонтаном с другого борта, появилась громадная змеиная голова. На круглой морде, увешанной черными водорослями, светились оранжевые глаза. Из пасти все еще торчала чья-то рука. Чудовище тряхнуло головой и проглотило ее, показав омытые кровью зубы.
Райли приказал дать залп с правого борта. Парбек собрал три расчета у одной карронады, намереваясь выстрелить по зверю прямой наводкой. Крепежные тали отцепили, самые сильные из канониров держали колеса. Все работали молча, обливаясь потом, бледные до зелени: справиться с сорокадвухфунтовым орудием было не так-то просто.
– Огонь, чертово племя! Огонь! – заорал Макриди с марса, перезаряжая ружье. Пехотинцы с запозданием выпалили, но пули отскакивали от шеи, одетой в толстую голубовато-серебристую чешую. Морской змей, заклекотав, сшиб на палубу двух человек и схватил третьего. Дойл продолжал кричать даже из пасти, дрыгая торчащими наружу ногами.
– Стой! – крикнул Отчаянный. – Arrкtez![17] – За этими призывами последовала китайская фраза.
Змей посмотрел на него, не понимая, и сомкнул зубы. Ноги Дойла, разбрызгивая кровь, упали обратно на палубу.
Отчаянный замер в ужасе, жабо у него опало. Но Лоуренс окликнул его, и он снова ожил. Фок и грот-мачты преграждали ему прямой путь к морскому чудовищу, поэтому он взлетел с носа и по кругу помчался назад.
Змей высунулся из воды еще больше, положив передние лапы на поручни «Верности». Перепонки натянулись между его когтями, неестественно длинными. Туловище у него было намного уже, чем у Отчаянного, но голова крупнее. Немигающие глаза величиной с суповую тарелку смотрели со страшной тупой свирепостью.
Отчаянный спикировал. Его когти лишь скользнули по серебристой шкуре, но он почти без труда обхватил врага лапами. Змей снова заклекотал, шевеля обвисшей кожей на горле. Он держал корабль мертвой хваткой, и Отчаянный, бешено хлопая крыльями, пытался его оторвать. «Верность» накренилась еще сильнее; в нижние орудийные люки струилась вода.
– Пусти его, Отчаянный! – крикнул Лоуренс. – Ты опрокинешь корабль.
Отчаянный повиновался, и морской змей, спасаясь, пополз на борт. Он сбил грота-рей, порвал снасти. Лоуренс видел в его черном зрачке собственное удлиненное отражение. В следующий миг оранжевый глаз прикрылся толстым прозрачным веком, а Грэнби оттащил капитана к трапу.
