Н. Джемисин - Держава богов
Я смотрел ей вслед, пока не сделалось ясно – она не остановится. Тогда я вздохнул и трусцой побежал следом.
Я почти догнал ее, когда Гимн услышала за спиной мои шаги. Она остановилась и повернулась:
– Чего еще?
Я тоже остановился. Сунул руки в карманы и попытался не сутулиться.
– Я должен тебе это возместить, – сказал я, жалея, что не могу просто уйти. – Может, ты что-нибудь хочешь? Ногу я тебе вылечить не могу, но… Не знаю. Скажи, и я сделаю.
Я почти услышал, как она заскрипела зубами. Некоторое время она молчала. Наверное, ей требовалось совладать со злостью, пока она не наорала на бога.
– Не надо мне ногу поправлять, – на удивление спокойно проговорила она затем. – Мне вообще ничего от тебя не надо. Но если услужение настолько в твоей природе и ты нипочем меня не отпустишь, пока что-нибудь не сделаешь, так вот: мне кое-что нужно. Денег!
Я моргнул:
– Денег? Но…
– Ты же бог. Тебе положено уметь их делать.
Я задумался о какой-нибудь игре или игрушке, которая дала бы мне возможность добыть денег. Азартные игры были уделом взрослых и в мою природу не вписывались. Может, я сумел бы материализовать какую-нибудь детскую сказку или колыбельную вроде той, где пелось о золотых веревках и жемчужных фонариках. Я спросил:
– Может, драгоценными камнями возьмешь?
Она с отвращением фыркнула, развернулась и пошла.
Я застонал и потрусил следом.
– Слушай, я лишь сказал, что могу сотворить довольно ценные вещи, а ты их продашь. Что не так?
– Не могу я их продавать, – буркнула она на ходу, и мне пришлось поторапливаться, чтобы не отстать. – Попробуй я продать что-нибудь дорогостоящее, меня сразу убьют! Если отправлюсь к ростовщику, то еще из лавки выйти не успею, как весь Южный Корень будет знать, что у меня завелись деньги! То есть у меня сразу или ограбят дом, или похитят родственников, или еще что-нибудь произойдет. Я не знаю никого в торговых картелях, кто стал бы у меня что-нибудь покупать, а если и стал бы, так они больше половины сдерут в качестве «вознаграждения». А поскольку я недостаточно высокопоставленна, чтобы впечатлить орден Итемпаса, остальное заберет священство в качестве десятины. Я могла бы пойти к кому-нибудь из городских богорожденных, но это значит опять иметь дело с кем-то из ваших! – Она бросила на меня испепеляющий взгляд. – Мои родители уже немолоды, а я их единственный ребенок. Мне нужны деньги на еду и чтобы платить за жилье, и крышу починить, и, может, отцу бутылочку вина изредка прикупить, чтобы он не так изводился, думая, как мы дальше жить будем. Можешь ты мне что-нибудь из этого дать?
Выслушав такую отповедь, я даже начал спотыкаться. Меня словно по голове треснули.
– Я… Нет.
Гимн долго смотрела на меня, а потом вздохнула и остановилась. Потерла лоб, как будто у нее голова разболелась.
– Слушай, а ты кто из них?
– Сиэй.
Она удивилась. Приятная перемена: все лучше, чем разочарование и презрение.
– Не припоминаю такого имени.
– Когда-то я жил здесь… – Я замялся. – Давным-давно. Я вернулся в царство смертных всего несколько дней назад.
– Боги благие! Ну, тогда ясно, почему ты такое ходячее бедствие. Новенький в городе! – Казалось, ее гнев стал утихать. Она смерила меня взглядом. – Ладно, а ты бог чего?
– Всяких штучек, шуток, проказ… – Так мне всегда было легче объяснять смертным. Слово «детство» почему-то всегда ставило их в тупик. Гимн кивнула, и я наудачу добавил: – И еще невинности.
Она задумалась.
– Значит, ты из старшего поколения. Младшие, они как-то попроще.
– Не то чтобы попроще. Их природа больше настроена на земную жизнь, ведь они родились уже после создания смертных, и…
– Да знаю я, – с вернувшимся раздражением перебила она. – Слушай, люди в этом городе давно уже живут с твоими собратьями бок о бок. Мы знаем, что у вас к чему, так что не надо меня просвещать. – Она опять вздохнула и покачала головой. – Я знаю, ты должен действовать, как велит твоя природа. Верно? Но мне-то проказы и шуточки не нужны, мне денег надо. Если хочешь сотворить что-нибудь ценное, продавай это сам, потом мне деньги отдашь, всего-то делов. Главное, постарайся не высовываться, хорошо? И отвяжись от меня до тех пор. Пожалуйста!
С этими словами Гимн повернулась и зашагала прочь. Не так быстро, как прежде, – успела поуспокоиться. Я провожал ее взглядом, чувствуя себя несколько не в своей тарелке и пытаясь сообразить, каким способом, во имя всех преисподних, я собирался добыть для нее деньги. Ибо она была права: честная игра есть такая же основа моей природы, как и бытие ребенком. И если я ничего не сделаю с тем, что невольно ей причинил, это сотрет еще толику того детства, что ей еще осталась. Если бы я поступил нечестно до своего преображения, я бы заболел. А если поступлю теперь? Я понятия не имел, чем такое кончится, и выяснять не собирался.
Стало быть, деньги придется добывать какими-то способами, принятыми у смертных. Но будь здесь так просто найти работу, стала бы та же Гимн рыться в мусорных кучах и вытачивать ножи из осколков стекла и битых тарелок? Что хуже, я совершенно не знал города в его, так сказать, нынешнем воплощении. И не имел никакого понятия, где начать поиски заработка.
Поэтому я снова потащился следом за Гимн.
Утренние улицы были тихими и пустыми. Я шел вперед, приняв смутный, сумеречный облик. Пока я баловался с мусорщиками, миновал рассвет, и я чувствовал, как вокруг меня просыпается город: начало дня ускоряло биение его жизни. Призрачно-белые здания, давно не видевшие свежей краски, но выстроенные добротно и прочно и по-прежнему красивые даже в запущенном состоянии, проступали из темноты по сторонам улицы. Я видел лица в окнах – люди выглядывали из-за занавесок. В промежутках между строениями черным силуэтом просматривалось нечто вроде горного хребта: это был один из чудовищных корней Древа. Корни окружали эту часть города, тогда как само Древо высилось севернее. Каким бы ярким ни был погожий день, сюда солнечный свет не проникал ни при каких обстоятельствах.
Потом я завернул за очередной угол и остановился, натолкнувшись на сердитый взгляд Гимн.
Я вздохнул:
– Прости, пожалуйста. Мне очень жаль, честно! Но мне нужна твоя помощь…
Мы сидели в небольшой общей комнате дома, где жила ее семья. Гимн объяснила, что когда-то этот дом был гостиницей. Теперь путешественники здесь не останавливались, и заведение кое-как выживало, время от времени принимая квартирантов на длительный постой. В настоящее время таковых не имелось.
– Это единственный способ, – сказал я, придя к этому выводу за второй чашкой чая. Подавала его мать Гимн, и ее рука с чайником отчаянно дрожала, хотя я изо всех сил старался расположить и успокоить ее. Когда Гимн ей что-то шепнула, она удалилась в другую комнату, но я слышал, как она топчется возле двери и подслушивает. Ее сердце билось очень громко.
Гимн пожала плечами, вертя тарелочку с засохшим сыром и черствым хлебом, которую ее мать, настояв, поставила перед нами. Гимн съела очень немного, а я и вовсе не притронулся к угощению, поняв, что эта еда в доме была почти последней. По счастью, такое поведение укладывалось в понятия о вежливости богорожденных, ведь большинство из нас не нуждается в пище.
– Выбор в любом случае за тобой, – сказала она.
Вообще-то, мне не понравился тот выбор, который она мне предоставила. Гимн подтвердила мою догадку о том, что нынче на работу наняться непросто. Деловая жизнь города последнее время совсем увяла в свете нововведений, благодарить за которые следовало Север. (В былые времена Арамери соорудили бы парочку эпидемий, чтобы повыморить простонародье и создать нужду в работниках. Что ж, безработица, конечно, скверная штука, но в данном случае ее следовало считать признаком прогресса.) Деньги по-прежнему можно было заработать, прислуживая смертным, прибывавшим в город ради паломничества и молитв о благословении от любого из дюжины богов. Вот только немногим захотелось бы нанимать на работу богорожденного.
– Дела могут пошатнуться, – объяснила Гимн. – Твое существование того и гляди кого-нибудь оскорбит.
– Ну да, конечно, – вздохнул я.
Итак, в законную деятельность дорога мне была заказана. Значит, оставалась только незаконная. И туда я, пожалуй, мог проникнуть. Неммер… Согласно нашей договоренности, я должен был встретиться с ней через три дня. Мне больше не было дела до выяснений, кто из наших нацелился вредить Арамери. Да пускай они все сдохнут, ну, может быть, за исключением Деки. Этого я бы кастрировал и держал на коротком поводке, чтобы оставался милым и ласковым. Однако наличие заговора против наших родителей означало, что мне все-таки следует переговорить с Неммер. Вот заодно и попрошу ее подыскать мне работу.
Если смогу вынести стыд. А такого я вынести не смогу. Поэтому решил воспользоваться иными путями проникновения в теневые области города. А именно способом, предложенным Гимн: поработать в «Гербе ночи». Это было веселое заведение, в которое она уже уговаривала меня поступить.
