Дети Хаоса - Дункан Дэйв
С тех самых пор, как Бенард появился в Косорде пятнадцать лет назад, Катрат стал для него настоящим наказанием. Он был на несколько лет младше Бенарда, но его защищали высокое происхождение и компания ярых последователей, твердо решивших сделать жизнь презренного заложника-флоренгианина невыносимой. Только поселившись в доме мастера Одока, Бенард избавился от обидчика — да и то относительно. Катрат и его дружки знали, что заложник обязан являться во дворец по меньшей мере раз в день, и частенько его там поджидали.
Катрата посвятили в культ Веру в исключительно юном возрасте, потому что его отец был сатрап, а дядя — лорд крови Стралг. Теперь он мог доставить Бенарду куда больше неприятностей. Его накидка была из более дорогой ткани, чем у его спутников; заплечные ремни, на которых висели ножны, украшали фаянсовые пластины, на ногах красовались кожаные ботинки до лодыжек вместо полагающихся сандалий. Он крепко держал девушку одной рукой, не обращая внимания на ее попытки вырваться. И был не настолько пьян, чтобы не узнать любимую жертву.
— Что ты сказал, флоренгианское дерьмо?
Бенард быстро, хотя и запоздало, протрезвел. Теперь его могла спасти только богиня. Но что могла леди искусства сделать против бога войны? Он мельком взглянул на девушку и поспешно затянул главную молитву — молча, разумеется, поскольку обращение к богам было частью таинства: «…могущественная Ее величество и в бесконечности царства Ее благословения… Она — звезда на горизонте и прямой путь средь бури…»
— Я сказал, это моя подруга, — заявил он вслух. — С тобой все в порядке, Хильда?
Он не имел ни малейшего понятия о том, как ее зовут — просто назвал прелестное имя для прелестной девушки. В предрассветном сиянии все вокруг горело красным, но уж он-то должен был разглядеть ее алое платье! Выходит, Нильс прав: ему предстоит умереть ради спасения шлюхи от разгулявшегося клиента. Впрочем, ее красота может вызвать жалость у Анзиэль, даже если богиня не оценит его собственные достоинства. Он поспешно произнес следующие слова молитвы: «…повесь на небе радугу и придай форму ветру… Она слышит его мольбу и открывает очи, подобно ястребу, парящему в утреннем небе…»
— Нет, — сказал Катрат, — с ней не все в порядке. И очень скоро будет хуже. А тебе намного хуже. Она не твоя подруга, и, когда я с тобой закончу, ты о девушках вообще забудешь.
— А он и так не знает, что с ними делать, — заявил один из дружков Катрата, и все дружно загоготали.
«Открой дверь, которую создал Твой слуга, глазами змеи, опереньем зимородка…»
— На колени, селебрианский слизняк!
Катрат был на голову выше Бенарда, однако не шире в плечах. Его волосы и пушок на подбородке, заменявший бороду, горели огненным цветом; в детстве, до того, как его нос и уши пострадали в бесконечных драках, он был красивым ребенком.
— Беги, парень! — крикнула девушка. — Ты мне не поможешь!
Бежать от веристов не имело смысла. Священная Анзиэль всегда одаривала Бенарда своей благосклонностью; поможет ли она сейчас? Имеет ли он право обращаться к Ней в таком положении, да еще после пьянки? Если не имеет, его превратят в отбивную. Сосредоточившись, Бенард составил в уме обращение к своей богине.
— Говорю же, это моя подруга, — громко заявил он. — Решил со мной сразиться?
— Чего?
Громилы разразились громким злобным гоготом. Они привалились к стене и колотили друга по плечам, от их смеха мгновенно умолкли даже сверчки; однако они не сводили глаз со своего пленника, а Катрат не выпустил девушку. Разумеется, все знали, что Герой скорее умрет, чем потерпит поражение, поэтому честность считалась святотатством. Бенард бросил вызов всем троим, и должен был драться с каждым по очереди или со всеми одновременно — как они пожелают.
— Бейся со мной за нее.
Погрузив часть своего сознания в спокойное молчание и наполнив его нужными образами, Бенард послал богине безмолвную молитву: висящие ремни, колыхающиеся на ветру полоски кожи, прекрасный танец. Его сокровенная молитва была написана картинами. Он не осмеливался бросить взгляд на реальность, но ему не требовались глаза, чтобы найти фигуры в камне или увидеть лицо, которое он создаст из глины и глазури. Все превратилось в форму, симметрию, четкий рисунок. Красоту.
— Скажи своим друзьям, чтобы не вмешивались, — проговорил он, — и я выбью из тебя дерьмо, недоносок. Давно пора. Слишком каша… Я хочу сказать, слишком много каши у тебя в мозгах.
Катрат не поверил своим ушам.
— Ты с кем так разговариваешь, южанин? Мазилка! Ты же вечно копаешься в грязи, посмотри на свои поганые руки, трусливый последователь богини! Вздумал сразитьсясо мной?
К счастью, сыну сатрапа нужно было хорошенько распалиться перед дракой, и Бенарду хватило этих секунд, чтобы начать движение, создать форму и рисунок. Он почувствовал благословение, наполнившее его священным огнем; в то же время он понимал, что должен вести себя неприметно и не провоцировать врага. Иначе тот превратится в какого-нибудь жуткого хищника, злоупотребив могуществом Веру — впрочем, Катрату не было дела до честности. «Честность есть красота… узел есть красота, изгибы и петли… двойной узел, тройной узел… все это красота…»
— Трус, говоришь? Вообще-то, это я вызвал тебя на поединок, забыл? Ты только и умеешь, что болтать попусту да вонять. Не дрейфь, вонючка!
— Чего ты ждешь, Герой? — спросил его один из дружков. — Может, тебе помочь?
— Подержите эту дрянь! — крикнул Катрат и толкнул девушку в руки спутников. — А я прикончу ублюдка.
Он демонстративно поплевал на руки. Девушка закричала громче и снова принялась вырываться, пока третий дружок Катрата не зажал ей рот рукой.
— Приготовься, дерьмо, сейчас я тебя покалечу! — Глаза Катрата горели предвкушением.
— Давай попробуй! — Бенард поднял сжатые кулаки, не очень представляя, что с ними делать.
Ветеран бессчетного количества драк, Катрат совершенно точно знал, что следует делать, и, несомненно, использовал бы свое умение с изяществом и убийственным мастерством, если бы полностью понимал, что происходит. Он выбрал весьма сомнительное начало боя, решив нанести Бенарду удар в колено, а затем растоптать. На этом сражение и закончилось бы, не окажись шнурки его роскошных ботинок связанными между собой. Катрат потерял равновесие и замолотил руками по воздуху. Бенард воспользовался случаем и дважды врезал ему с такой силой, что чуть не сломал пальцы. Живот Катрата был жестким, точно кусок мрамора, а подбородок и того крепче, поэтому Бенард ударил его еще два раза, и верист упал. Будь переулок пошире, он бы тяжело плюхнулся, а потом вскочил, скинув ботинки и дико вопя, но, к счастью, Катрат ударился головой о стену здания и сполз по ней на землю, словно куча тряпья: ступни соединены, колени расставлены в стороны, рот открыт.
Бенард произнес еще одну молитву и, не глядя на шнурки, развязал их. Сердце стучало у него в груди, заглушая пение сверчков, руки дрожали. Проделать то же самое с дружками Катрата он не мог, оставалось только блефовать.
— Моя! — уверенно заявил он и оттащил от них девушку. — Я победил. Мой приз. Идем, милая, пора в постельку. А вы, ребятишки, доставьте своего приятеля домой, пока его кто-нибудь не увидел.
К несказанному изумлению Бенарда, они не только не стали удерживать девушку, но и позволили ему уйти. Неслыханное поведение для веристов. Когда Герой Катрат придет в себя, он не будет так добр.
Единственной настоящей улицей в Косорде был берег реки. Прочие — всего лишь щели между домами, заполненные густой пылью летом и жидкой грязью зимой. Они становились то шире, то уже, петляли, поднимались и уходили вниз, заканчиваясь в самых неожиданных местах. Кое-где приходилось сворачивать в сторону, чтобы пройти. За редкими исключениями дома здесь строили из высушенных на солнце глиняных кирпичей, летом в них было прохладно, а зимой они вполне сносно защищали от ветра. На внешних стенах не делали окон, потому что даже в самых бедных домах имелся дворик, где росли виноград, бобы, овощи, разгуливали свиньи и утки, а также находился туалет. Крыши были из тростника.
