Сара Брэннан - Хроники Бейна (сборник)
Сперва внимание Магнуса привлекла музыка, а потом он услышал смех. Он обернулся и увидел сверкающие черные глаза и бегающие по струнам тонкие пальцы. У Магнуса был свой список черт, которые ему хотелось бы видеть в партнере: черные волосы, голубые глаза, честность, – но на этот раз его привлекла индивидуальность. Что-то такое, чего он раньше никогда не видел и хотел бы видеть чаще.
Он подошел поближе и смог привлечь внимание Имасу Теперь они оба поймали друг друга на крючок, и можно было начинать игру. Он спросил музыканта, не преподает ли он. Он хотел больше времени проводить с новым знакомым. Но научиться играть он тоже хотел – чтобы узнать, сможет ли он так же увлечься.
Уже после нескольких уроков Магнус понимал, что звуки, которые он извлекал из чаранго, отличаются от тех, что извлекал Имасу. Довольно сильно отличаются. Катарина и Рагнор умоляли его бросить инструмент. Незнакомые люди на улице просили его о том же. Даже кошки убегали от него. Но…
– У тебя большой потенциал, – сказал Имасу серьезно, и глаза его рассмеялись.
Магнус старался слушать добрых, вдохновляющих и необыкновенно красивых людей. Поэтому он продолжил заниматься чаранго, хотя дома ему играть запретили. В общественных местах ему тоже были не рады – один ребенок заплакал, газетчик отчитал его за нарушение общественного порядка, а группа слушателей даже устроила небольшой протест.
Последнее, что ему оставалось, – уйти в горы и играть там, что он и сделал. Он был уверен, что бросившееся в бегство стадо лам – простое совпадение. Ламы не могли его осудить. И кроме того, теперь чаранго явно звучало лучше. Либо он уже немного с ним освоился, либо стал жертвой слуховых галлюцинаций. Магнус предпочитал верить в первое.
– Мне кажется, я действительно нашел свою дорогу. В горах. В метафорическом, музыкальном смысле. Настоящих дорог там могло бы быть и побольше, – признался он однажды Имасу.
– Превосходно, – с горящими глазами произнес Имасу. – Мне не терпится тебя послушать.
Беседовали они в доме Имасу – нигде больше в Пуно Магнусу играть не дозволялось. Мать и сестра Имасу, к сожалению, страдали от мигреней, поэтому многие занятия с Магнусом ограничивались теорией музыки. Но сегодня Магнус и Имасу остались дома одни.
– Когда вернутся твои матушка и сестра? – беспечно спросил Магнус.
– Через несколько недель. Они отправились навестить тетушку. Э-э-э… не думай, что они сбежали… то есть покинули дом из-за какого-то неудобства.
– Такие прекрасные дамы. Жаль, что они так болеют, – заметил Магнус.
Имасу моргнул.
– Я о головных болях, – напомнил ему Магнус.
– Ах, ну да, – сказал Имасу. Он замолчал, а потом хлопнул в ладоши: – Ты собирался мне что-то сыграть.
Магнус просиял.
– Готовься. Сейчас ты будешь изумлен, – торжественно произнес он.
Он поднял инструмент, чувствуя, что теперь они с чаранго научились понимать друг друга. Ему стоило только захотеть, и музыка заструилась бы из самого воздуха, от речных вод и даже от занавесок, но с чаранго все было по-другому. Человечно и удивительно трогательно. Скрежет и колебания струн сливались, рождая мелодию, подумал Магнус. Он держал музыку в своих руках.
Магнус посмотрел на Имасу и увидел, что тот опустил голову на руки.
– Эй, – взволнованно воскликнул Магнус, – тебе плохо?
– Я просто поражен, – слабым голосом сказал Имасу.
Магнус почувствовал легкую гордость:
– А! Ну, хорошо.
– Поражен тем, как плохо это звучало.
Магнус моргнул:
– Прости?
– Я больше не могу врать! – выпалил Имасу. – Уважаемые лица города просили меня, чтобы я уговорил тебя прекратить. Моя собственная матушка, святой человек, умоляла меня со слезами на глазах…
– Ну не настолько же я плох…
– Настолько! – Плотину недовольства музыкой словно бы прорвало. Имасу повернулся к Магнусу, и его глаза уже не сияли, а лишь только сверкнули. – Хуже, чем ты можешь себе представить. При звуках твоего чаранго цветы моей матушки теряют всякую волю к жизни и вянут на глазах. Семена киноа теряют вкус. Ламы нервничают из-за твоей музыки. Дети уверены, что у озера живет от вратительное чудовище, наполовину лошадь, наполовину жалкий цыпленок-переросток, которое криками молит о том, чтобы ему наконец была дарована смерть. Горожане поговаривают, что ты совершаешь магические ритуалы…
– Что ж, они угадали… – заметил Магнус.
– …с помощью слоновьего черепа, огромного гриба и одной из своих странных шляп.
– …или нет, – продолжил Магнус. – Шляпы у меня, кстати, восхитительные.
– С этим я спорить не стану. – Имасу провел рукой по густым темным волосам, которые вились вокруг его пальцев и льнули к ним, как чернильно-черные лианы. – Послушай, я понимаю, что ошибся. Я увидел красивого юношу, подумал, что было бы неплохо поговорить о музыке и найти общие интересы, но я не заслужил этого. Тебя побьют камнями на площади, а я, если мне придется еще хоть раз слушать, как ты играешь, утоплюсь в озере.
– Не надо, – сказал Магнус с ухмылкой, – я слыхал, там живет ужасное чудовище.
Имасу по-прежнему кипятился из-за игры Магнуса, но сам колдун быстро потерял к этой теме интерес.
– Когда настанет конец света, раздастся звук, как две капли воды похожий на тот, что издаешь ты!
– Любопытно! – сказал Магнус и выкинул чаранго из окна.
– Магнус!
– Думаю, дальше нам с музыкой не по пути. Настоящий артист знает, когда нужно уйти на покой.
– Не могу поверить, что ты это сделал.
Магнус беспечно махнул рукой:
– Знаю, это разбивает твое сердце, но иногда нужно оставаться глухим к мольбам музы.
– Я о чем – инструмент дорогой, а я слышал, как что-то треснуло.
Имасу был по-настоящему обеспокоен, но все же улыбался. Лицо его напоминало открытую книгу, сияющую яркими цветами, увлекательную и легко читающуюся. Магнус отошел от окна, приблизился к Имасу, обвил пальцами одной руки его мозолистые пальцы, а другой легко обхватив его запястье. Он увидел, как по всему телу Имасу прошла волна дрожи, словно бы он был инструментом, из которого Магнус мог извлечь любой звук, какой бы ни пожелал.
– Я опустошен тем, что мне придется бросить музыку, – прошептал Магнус, – но думаю, ты еще узнаешь, что я обладаю множеством талантов.
Когда тем вечером Магнус вернулся домой и сообщил Рагнору и Катарине, что бросил музыку, Рагнор сказал:
– Лет пятьсот у меня не было желания прикоснуться к другому мужчине, но теперь мною овладело желание поцеловать этого юношу.
– Отойди! – сказал Магнус.
Наутро жители Пуно собрались вместе на фестивале. Время проведения фестиваля – простое совпадение, сказал Имасу Магнусу. Колдун рассмеялся. Солнце осветило лицо Имасу, оставив золотые полосы на его загорелой коже, он прижал свои губы к губам Магнуса. Из дома они вышли поздно, и парад посмотреть уже не смогли.
Магнус спросил друзей, не против ли они того, чтобы ненадолго задержаться в Пуно, и был не удивлен, когда они согласились. Катарина и Рагнор были колдунами. Для них, как и для Магнуса, время было подобно сверкающему дождю, меняющему мир. Колдуны не слишком ценили время до тех пор, пока им не случалось полюбить смертного. Тогда время становилось золотом в руках скряги, бесценным, утекающим сквозь пальцы; каждый год – наперечет.
Имасу рассказал Магнусу о смерти отца и увлечении сестры танцами, которое вдохновило его на то, чтобы аккомпанировать ей, и о том, что он – вторая любовь в его жизни. В Имасу текла кровь как испанцев, так и индейцев, и смешивалась она даже сильнее, чем у большинства метисов. Для кого-то он был слишком похож на испанца, для других – наоборот. Магнус рассказал Имасу о том, что в нем самом течет как голландская, так и батавская кровь. О крови демонов, своем отце и волшебстве он пока упоминать не стал. Магнус научился быть осторожным, доверяя людям свои воспоминания. Когда люди умирали, казалось, что вместе с ними умирали и все частички его самого, которые он им доверил. На то, чтобы раны затянулись, требовалось много времени, и он уже не был прежним. Жизнь преподала ему долгий, болезненный урок. Но Магнус, судя по всему, еще не очень хорошо его усвоил – ему хотелось о многом рассказать Имасу: не только о своем происхождении, но и о прошлом, о дорогих ему людях – о Камилле, об Эдмунде Эрондейле и его сыне Уилле; даже о Тессе и о том, как познакомился с ней в Испании. В итоге он не выдержал и рассказал ему последнюю из этих историй, умолчав, впрочем, о Безмолвных братьях и о том, что Катарину чуть не сожгли на костре как ведьму. Но времена года сменяли друг друга, и Магнусу стало казаться, что, может быть, стоит рассказать о волшебстве, а потом предложить Имасу покинуть матушку и сестру. Они свили бы гнездышко, которое Имасу наполнил бы музыкой, а он, Магнус, – волшебством. Магнус решил, что настало время осесть – по крайней мере, на время.
Он был поражен, когда Имасу тихо предложил:
