Скотт Линч - Красные моря под красными небесами
Едва Локк подступил к клетке, два шершня подлетели к проволочному заграждению и повисли в воздухе, трепеща крыльями и злобно поблескивая черными бусинами глаз. Невольно передернувшись, Локк опустился на колени напротив безжизненного тела на полу клетки. Чудовищные твари тут же метнулись ему навстречу и облепили проволочную сетку в футе от его лица. Локк выплеснул ром из бокала на труп. Зеваки одобрительно захохотали.
– Отлично придумано, дружище! – произнес заплетающийся голос. – Я пятьсот соларов из-за этого проклятого увальня потерял! Такого и обоссать не жалко.
– О Многохитрый Страж, – торопливо зашептал Локк, – прими дар, пролитый на землю ради чужака без друзей. О повелитель щеголей и глупцов, помоги этому несчастному найти дорогу к Повелительнице Долгого безмолвия. Он умер жуткой смертью. Исполни эту просьбу, и я попробую тебя больше ни о чем не просить, обещаю! Клянусь, на этот раз я намерен сдержать обещание.
Локк поцеловал тыльную сторону левой руки и поднялся на ноги: молитва вознесена, теперь пора отсюда уматывать.
– Куда теперь? – негромко спросил Жан.
– Куда угодно, лишь бы подальше от этих проклятых шершней.
5Небо над морем расчистилось; на востоке, под лунами, дымными клубами застыла жемчужная гряда облаков. Локк с Жаном брели вдоль причала с внутренней стороны, а резкие порывы ветра гнали им навстречу мелкий мусор. Над плещущими серебристыми волнами раздался звон судового колокола.
Слева отвесным утесом вздымалась, ярус за ярусом, темная стена Древнего стекла, кое-где пересеченная цепочками тусклых фонарей на шатких лесенках, по которым осторожно взбирались прохожие. На вершине утеса раскинулся Ночной базар и виднелся краешек огромного стеклянного навеса, что, спускаясь до самого моря, покрывал все ярусы на противоположной стороне острова.
– Превосходно! – сказал Жан. – Значит, Реквин поверил, что Страгос на него зуб точит? Какая прелесть! Выходит, с нашей подачи вооруженный мятеж вот-вот вспыхнет… То-то будет весело!
– А что было делать? – огрызнулся Локк. – Вот ты можешь с ходу придумать какую-нибудь убедительную причину, объясняющую внезапный интерес Страгоса к нашим скромным особам? А мне, между прочим, полет из окна светил яснее ясного.
– Ну а ты испугался, да? Подумаешь, приложился бы головой – и ничего страшного, за разбитые булыжники мы бы как-нибудь расплатились. Как по-твоему, надо Страгоса просветить, что Реквин его соглядатаев вычислил?
– Обойдется, гад!
– Так я и думал.
– Похоже, Страгос на самом деле на Реквина зуб точит. Они друг друга ненавидят, это сразу ясно, да и в городе неспокойно, – сказал Локк. – Кстати, на наш счет наконец-то можно занести кое-что ценное. По-моему, Селендри можно улестить, на болтовню она поведется – ну, если осторожно, не давить. А Реквин теперь всерьез полагает меня своей собственностью.
– Отлично. Как думаешь, пора ему кресла впаривать?
– Кстати, о креслах… Кресла, кресла… Да, пожалуй. Давай-ка этим сейчас и займемся, пока Страгос нас не загонял.
– Я немедленно велю их со склада доставить.
– Вот и славно. Значит, к концу недели я их к Реквину приволоку. А тебе пару дней в «Венце порока» лучше не появляться.
– Ладно. А почему?
– Пусть Дюренна с Корвальер без нас поскучают. У нас сейчас и без того дел невпроворот, нет времени напиваться и деньги на ветер швырять. Вдобавок второй раз фокус с бела-паранеллой не пройдет, да и лишних подозрений на себя навлекать не хочется.
– Друг мой, ваши пространные объяснения убедили меня в вашей незыблемой правоте. С вами невозможно не согласиться. Что ж, я тогда по другим местам пошарюсь, глядишь, вынюхаю чего интересного об архонте и приорах. По-моему, нам давно пора историю города получше изучить.
– Заметано. А это что еще за хренотень?
По причалу сновали редкие прохожие; у лодок, завернувшись в плащи, похрапывали лодочники, а под стенами домов нашли укрытие пьянчужки и попрошайки. Слева от Жана с Локком высилась груда ящиков, в тени которой сидела изможденная нищенка в лохмотьях, освещенная тусклым алым сиянием крошечного алхимического шарика. Тощая бледная рука сжимала холщовый мешочек для подаяний.
– Господа хорошие! – хрипло выкрикнула нищенка. – Сжальтесь, господа, да хранит вас Переландро! Не проходите мимо, подайте монетку… хоть медяк ломаный!
Локк сунул руку к кошельку за отворотом камзола. Жан нес свой камзол, перекинув через руку, и не стал удерживать приятеля от доброго деяния.
– За ваши молитвы Переландро посылает вам не центир, а гораздо больше, – с преувеличенной учтивостью заявил Локк, протягивая ей три серебряных волана.
Распираемый осознанием собственной щедрости, он не сразу заметил грозящую ему опасность: нищенка, громогласно просившая монетку, почему-то не приставала к другим прохожим и тянула к Локку не раскрытую ладонь, а холщовый мешочек для подаяний.
Жан оказался сообразительнее и левой рукой изо всех сил отпихнул Локка в сторону – на вежливое обращение времени не оставалось. Арбалетная стрела, пропоров в грубой холстине аккуратную темную дырочку, со свистом рассекла воздух между приятелями. В падении Локк ощутил, как стрела задела полу камзола, неуклюже повалился на ящики и неловко привстал.
От Жанова пинка голова нищенки запрокинулась, но женщина, опершись ладонями о землю, резким движением обеих ног подсекла Жана, как ножницами. Он упал и стремительно отшвырнул камзол, высвобождая руки. Нищенка, с силой махнув вытянутыми ногами вверх, гибко изогнулась, вскочила и сбросила лохмотья.
«Шоссон! Только ножного боя нам и не хватало! Жан его ненавидит…» – подумал Локк, лихорадочно нащупывая стилеты в рукавах камзола, и начал осторожно подбираться к нищенке; та деловито пинала Жана под ребра, а он безуспешно пытался откатиться в сторону. В трех шагах от шоссоньеры Локк услышал за спиной тихий шорох кожаных подошв по камням и, сообразив, что поблизости появился еще один враг, занес правую руку, якобы собираясь напасть на шоссоньеру, а потом неожиданно присел, крутанувшись на месте, и наобум ткнул стилетом, зажатым в левой руке.
Присел Локк очень вовремя – над ним со свистом пронеслась тяжелая железная цепь, способная расколоть череп, как яичную скорлупу. Противником Локка оказался еще один фальшивый попрошайка; в замахе он с силой подался вперед – и тут же охнул, напоровшись на Локков стилет, который по самую рукоять вонзился между ребер под правой подмышкой. Локк, не желая терять преимущества, мгновенно ударил вторым стилетом под левую ключицу противника, а потом безжалостно повернул оба клинка. Неизвестный застонал; цепь, выскользнув из разжавшихся пальцев, с лязгом упала на булыжники мостовой. Локк резко высвободил стилеты, будто выдернул шампуры из куска мяса, и незадачливый убийца безвольно повалился на землю. Локк занес для удара окровавленные клинки, резко повернулся и, охваченный безудержной отвагой, неосмотрительно бросился на шоссоньеру.
Она, не глядя, пнула Локка пяткой в грудь, и он отшатнулся, как будто с размаху налетел на каменную стену. Шоссоньера моментально воспользовалась представившейся возможностью и, отступив от изрядно помятого Жана, обернулась к Локку.
Без лохмотьев она выглядела моложе Локка – худенькая смуглолицая теринка в просторных темных одеждах и в жилете из тонкой, умело выделанной кожи; голову обвивал венок черных волос, заплетенных в тугую косу. В движениях девушки сквозила привычная грация убийцы.
«Ничего страшного, я тоже убивать умею», – подумал Локк, попятившись, и тут же споткнулся о труп заколотого попрошайки.
Шоссоньера не упустила своего преимущества: не успел Локк выпрямиться, как она замахнулась правой ногой, занося ее по широкой дуге. Ступня шоссоньеры кузнечным молотом обрушилась на левое предплечье Локка, и стилет выпал из внезапно онемевших пальцев. Разъяренный Локк сделал выпад правым клинком.
Девушка стремительно перехватила левой рукой правое запястье Локка, притянула противника к себе и изо всех сил саданула ему в подбородок основанием левой ладони. Стилет отлетел в темноту, как самоубийца, прыгнувший с высоченной башни; вместо темного неба перед глазами Локка мелькнули серые булыжники, и от близкого знакомства с ними зубы дробно застучали, будто игральные кости в чаше. Шоссоньера пинком перевернула его на спину, уперлась ступней в грудь, вдавила в мостовую и наклонилась за оброненным стилетом. Руки Локка, предательски не слушаясь, двигались вяло, а незащищенная шея отчаянно зудела в ожидании неминуемого прикосновения смертоносного клинка.
Локк не видел, как Жанов топорик вонзился в хребет шоссоньеры, однако моментально догадался, что произошло, едва она распрямилась и, выгнув спину дугой, выронила стилет, со звоном подскочивший по камням к са́мой щеке Локка. Он отдернул голову. Шоссоньера, часто дыша, опустилась на колени рядом с ним и завалилась набок, открыв взгляду Локка один из Жановых топориков – Злобных сестриц, – глубоко засевший в пояснице, чуть правее позвоночного столба; по темной рубахе расползалось черное пятно.
