Диана Джонс - Корона Дейлмарка
Митт с ревом бросился на Морила:
– А ну возьми эти слова назад, маленький слизняк!
Морил резко повернулся, немного не дойдя до повозки. Несомненно, он был готов к тому, что должно было случиться. Квиддеру мальчик держал перед собой, словно щит.
– Что я должен взять назад? – холодно ответил он. – Разве ты не получил приказ подлизаться к ней?
В этих словах было слишком много правды, что еще сильнее разозлило Митта. Квиддера представляла собой хрупкий и ненадежный щит. Но за год, проведенный в Аберате, Митт хорошо усвоил, насколько ценным может быть такой красивый старый инструмент. Он знал, что свернуть Морилу шею было бы меньшим грехом, чем сломать квиддеру.
– Ты, поганый трусишка! – рявкнул он, протягивая руку, чтобы схватить юного менестреля.
Морил метнулся в сторону, пытаясь одновременно взять аккорд на квиддере. В тот же самый миг рука Митта задела струны. Квиддера загудела. Прозвучал глубокий звук, который, как ни странно, не стихал, а, напротив, нарастал, заполняя всю округу. Волосы на протянутой руке Митта встали дыбом. Конечно, он не имел ни малейшего понятия о том, что почувствовал Морил, но что-то менестрель точно почувствовал. На его белокожем лице явственно выразилось потрясение. Самому Митту показалось, будто он ударил не по хрупкому деревянному инструменту, а по копии квиддеры, сделанной из несокрушимого гранита.
А в следующее мгновение они оба очутились по плечи в стремительно несущейся холодной воде.
Остальные четверо путешественников кинулись к перепуганным насмерть животным. Венд и Хестеван вцепились в вожжи. Они вдвоем потащили мула и телегу через пенившуюся на отмели воду к изумрудно-зеленой полосе травы возле скал. Лошади оказались на более глубоком месте. Маевен мгновенно промокла до нитки, но, когда конь Митта тяжелым галопом пронесся мимо нее к берегу, она не растерялась и успела ухватить его поводья. А еще изловчилась поймать свою лошадь, прежде чем та последовала за Графиней. Навис мгновенно оказался рядом с ней; он заботливо вел свою кобылу через могучий поток, кативший по дну крупные камни, при этом успокаивая животное. Они с Маевен почти одновременно выбрались на сушу к гряде утесов, потом обернулись и уставились на стремнину, неожиданно возникшую там, где только что зеленела трава.
Перед ними простерлась река шириной в добрых полмили; она представляла собой один из тех хитрых, злобных потоков, в которых всегда на дне полно камней. Такие реки изобилуют коварными водоворотами и мчатся с невероятной скоростью – даже на ногах не устоишь. Митт и Морил барахтались очень далеко от берега. Маевен видела, как они метались взад-вперед и, невзирая ни на что, продолжали осыпать друг друга оскорблениями. Когда девочка выбралась на берег и оглянулась, Морил стоял в воде по плечи, а Митт по грудь. Ученик музыканта обеими руками держал квиддеру, поднимая ее как можно выше над головой. Пытаясь добраться до ближайшей скалы, он качнулся в сторону, подняв волну, которая чуть не захлестнула его, и едва не упал, ступив в невидимую под водой яму. Даже сквозь оглушительный шум воды Маевен могла уловить голос Митта, который яростно выкрикивал что-то в адрес Морила.
– Кто-нибудь, остановите их! – потребовала она.
Митт кинулся вслед за Морилом, сердито размахивая руками, оступился, попав в ту же самую яму, и скрылся под водой. Впрочем, он вынырнул почти сразу же, взметнув фонтан брызг и яростно вопя что-то нечленораздельное.
– Трудновато что-то предпринять, когда до них так далеко, – заметил Навис.
Морил тем временем добрался до скалы. Он аккуратно пристроил квиддеру на сухое место и, с трудом цепляясь пальцами, умудрился сам взобраться на камень. Издали мальчик казался бурым и тощим, как утонувшая ласка. Южанин все еще брел по прибывающей воде, и вокруг его шеи белел воротник из пены. Морил опустился на колени и что-то насмешливо кричал в его сторону.
Хестеван подошел к Навису.
– Если хотите прекратить все это, – сказал он, – то кому-то необходимо пробраться туда и забрать квиддеру. Этот инструмент обладает великой мощью. Нельзя было доверять ее Морилу.
Навис пожал плечами:
– Да что вы говорите! Я и предположить ничего подобного не мог. Но как, по-вашему, мы сможем забрать эту квиддеру? И как бы вас ни тревожил этот вопрос, не стоит недооценивать Митта. У меня есть основания считать, что он и сам может призвать могущественные силы.
Маевен подумала, что эти двое абсолютно бесчувственны, и оглянулась на Венда, молчаливо призывая его на помощь. Тот был бледен, подавлен и, совершенно очевидно, сильно испуган.
– Госпожа, тут все мы бессильны, – проговорил он в ответ на ее невысказанную мольбу. – Они вверили свои судьбы в руки Единого.
– Да неужели?! – недоверчиво воскликнула Маевен, беспомощно глядя на окруженную водой скалу. – Чепуха!
– И что, по-твоему, я заставил тебя сделать? – неожиданно спокойно сказал Митт, стоявший по шею в воде. – Валяй, выдумай что-нибудь похлеще. Ведь все это сотворила твоя горелая квиддера!
К его удивлению, Морил казался слегка пристыженным. Но на его лице, которое сделалось даже белее обычного, сохранилось упрямое выражение.
– Почти все то, что я хотел, – огрызнулся он. – А если ты попробуешь влезть на этот камень, я спихну тебя в воду!
– Ну и хороши мы будем, сидя орлами каждый на своем камне! – рявкнул на него Митт. – Мы угодили в эту реку вместе. Поэтому стоит подумать, что мы оба можем сделать, чтобы выбраться на сушу.
Морил обвел взглядом невероятную реку от берега до берега. А Митт уже успел осмотреться. Он отлично знал воду. Парень вырос на берегу, и от него не могло быть тайн ни у соленой, ни у пресной воды. Он понимал воду даже не умом, а сердцем. Вот только с этой рекой все обстояло не так. Сейчас Митт надеялся, что окружающий пейзаж приведет юного певца в чувство. Клочья тумана тут и там висели над бурлящими водами, частично закрывая вид, но все же можно было разглядеть крутые темные утесы, спускающиеся к реке с обеих сторон. Кое-где за уступы цеплялись тощие деревья, но и они росли настолько высоко, что с первого взгляда их можно было принять за кустарники. И кроме этих деревьев, вокруг не было ничего живого. Ни следа присутствия Нависа, Хестевана, Венда или лошадей и мула. Когда это дошло до Морила, на его лице отразилась неподдельная тревога.
Вот и замечательно. Митт уже стучал зубами, причем не только от холода, но и от страха. Как ни странно, этой реки он до ужаса боялся. Он уже видел ее однажды, когда оказался с Норет возле путеводного камня, перед тем как начать спуск к Аденмауту. Эта река имела точно такой же запах, вызывала то же самое чувство, а больше всего Митта пугало то, что она, судя по всему, не могла существовать в реальности.
– Послушай, – окликнул Митт менестреля, – я могу рассказать историю моей жизни, если от этого тебе станет легче. Я знаю, что ты ненавидишь нас, южан, – я слышал, как ты говорил об этом Норет, – но клянусь Амметом, у тебя нет никакого повода ненавидеть меня!
Морил опустился на четвереньки, высунулся за край камня и взглянул на него. Вообще-то, Митт втайне надеялся, что вредный парень поможет ему выбраться из воды, но Морил лишь кивнул:
– Да, я так и думал, что ты нас слышал. Я нарочно злил тебя.
Эта откровенность огорошила Митта так, что тот взвыл:
– Горелый Аммет! Что с тобой случилось? Ты умом повредился, не иначе! Ты ведешь себя так, будто за тобой охотится весь мир!
Его слова, похоже, отрезвили Морила. Он съежился и посмотрел на противника так, словно ему сделалось больно, но тут же перевел дух и снова обрел спокойствие.
– А ты ревнуешь, – неожиданно бросил он. – Я в этом уверен.
«Я ревную?» После этого слова Митту показалось, что все оставшееся тепло разом покинуло его тело. Он чувствовал себя таким же холодным, как вода, пытавшаяся сбить его с ног. Но спустя мгновение тепло вернулось десятикратно усиленным. Митт явственно ощутил, как вспыхнуло лицо, и даже удивился, что пена вокруг шеи не начала шипеть и испаряться. Парень поспешно сказал себе, что не имеет представления о том, почему какое-то одно слово может так сильно задеть его, но если какое-то из его собственных слов смогло так же больно задеть Морила, то почему же и с ним не могло случиться того же самого? У Морила действительно ум зашел за разум. А что касается его собственных чувств, то причин для них множество: веселое веснушчатое лицо Рита, их мужские разговоры наедине, а затем Норет, молодая леди в роскошном платье, донельзя взволнованная тем, что ей предстоит сделать. И вот перед ним уже девушка, которая пытается сплотить народ. Мысленно перечисляя все это, Митт вглядывался в сморщенное от напряжения и позеленевшее лицо Морила и видел, что путаница в мозгах менестреля во многом порождена теми же самыми причинами. Да, теми же самыми! Они оба чувствовали себя глубоко несчастными. И оба стремились повергнуть свою жизнь и судьбу к стопам одной и той же молодой леди. «Оба! – горько сказал себе Митт. – Что за горелая глупостъ!»
