Кендалл Калпер - Соль и шторм
Прежде мне казалось, что в своей жизни сильнее боли я не испытывала, пока Тэйн не принялся раз за разом вонзать в мою плоть зазубренный кончик палочки для тату. Уже после первых уколов я еле дышала, но их были сотни, и с каждым из них я страдала все больше! Крепко стиснув зубы, я старалась не кричать, но несколько минут спустя уже стонала, а вскоре не смогла удержаться от крика. Казалось, что не только бедро, но и все мое тело горит огнем, болели даже кости.
Тэйн на миг остановился, снял с себя кожаный ремень и протянул мне. Зубы стиснули соленую кожу, но это лишь слегка заглушило крик. По щекам струились слезы. И все равно я продолжала ощущать магию Тэйна, которая вливалась в меня с каждым уколом и распространялась по всему телу с той же силой, что и боль. Мне хотелось, чтобы все немедленно прекратилось. Хотелось даже умереть. Изо всех сил я боролась с нарастающей тошнотой и головокружением. Голова раскалывалась от пульсирующей боли. Но Тэйн методично, четко, без остановок продолжал свое дело. Сперва он колол, затем брал вторую палочку и надавливал ею на ранку от зубцов, оставляя за собой месиво из крови и сажи.
Время от времени он останавливался, чтобы обтереть кожу и каждый раз взглядывал на меня, тихо повторяя:
– Ты молодец, Эвери. Продержись еще немного.
В очередной раз он промокнул кровь и присел на корточки.
– Сейчас будет больно, – предупредил он.
Меня чуть не разобрал смех – если все, что я вытерпела, не было болью, тогда то, что он собирался сделать дальше, меня точно прикончит. Он взял бутылку с ромом. Я выплюнула ремень и затрясла головой.
– Нет, нет, – запротестовала я, отодвигаясь от него, но Тэйн одной рукой ухватил меня за талию и притянул к себе. Другой поднес ко рту бутылку и вытянул зубами пробку.
– Тэйн, не надо!
– Надо, – твердо сказал он. – Потерпи.
– Нет! Не… – слова буквально застряли у меня в глотке, когда невыносимая боль обожгла мое истерзанное бедро, словно его ошпарили кипятком. Я взвыла, извиваясь и катаясь по полу. Тело покрылось холодным потом.
– Эвери, все! – крикнул Тэйн. – Все закончилось! Ты справилась, Эвери!
Сквозь оглушительную боль я почувствовала, как Тэйн обнял меня и тесно прижал к себе, кожа к коже. Его магия ослепила меня, но я была слишком слаба, чтобы сопротивляться, и позволила ей окутать мое разбитое, измученное тело огненным коконом. Моя магия в ответ устремилась навстречу Тэйну, опутывая его своими нитями. Удары его сердца отдавались в моей груди. Я рыдала, уткнувшись в его плечо, а он ласково гладил мои волосы, и его горячее дыхание обжигало щеку. Тэйн приподнял мое лицо и прижался к моим губам своими.
Жгучая боль ушла. Всю ее вытеснило неистовое желание, о котором я прежде не подозревала. Оно охватило меня без остатка, от корней волос до кончиков пальцев. Я целовала его губы, но этого было мало. Я прижала ладони к его лицу, распахнула воротник его рубашки, ощущая под рукой его шею и ключицы, но проснувшаяся страсть требовала большего…
Почему никто и никогда не рассказывал мне об этом? Где всю мою жизнь был этот скрытый мир? На глазах закипали слезы, а Тэйн встревоженно спрашивал, не слишком ли больно мне было, но я отвечала: «Нет, нет». Я шептала его имя, а он целовал мокрые дорожки на моих щеках.
– Ты сделала это, – выдохнул он, расслабленно и гордо. В его голосе сквозило восхищение. Я рассмеялась и вновь поцеловала его.
– Подожди, – остановил он меня. – Я должен знать, сработает это или нет.
Мы расцепили объятья. Я взглянула на вспухшее, кровоточащее пятно на бедре – ничего общего с аккуратными треугольниками на коже Тэйна. Однако я чувствовала магию, которую оно излучало. Я привстала на колени, и Тэйн помог мне подняться. Одернув юбки, я прикрыла свежую наколку.
«Думай», – велела я себе. Бабушкин дом, побег… Я закрыла глаза и постаралась отвлечься от недавней боли, от близости Тэйна. Сделала шаг. Другой. Сосредоточься! Дом бабушки! Побег! Ну же! Ни темной пелены, ни обморока. Только трепет и покалывание на месте моего тату, нашептывающее о том, что я наконец свободна.
Часть 2
Рисунки и сны
Глава 13
Если бы не Тэйн, я бы прямиком помчалась к бабушке, не обращая внимание ни на боль в ноге, ни на жар, охвативший тело. И, скорее всего, где-нибудь на пути к ее дому потеряла бы сознание.
Тэйн же поймал меня за руку, едва я ступила на лестницу, и сказал именно то, что мне так не хотелось слышать: мне не пройти семь миль с израненной ногой; скоро рассвет, мать обнаружит, что я не ночевала дома, и отправится на поиски; она догонит меня, вернет в Нью-Бишоп и уж тогда обойдется без всяких магических уловок – просто запрет меня на замок в комнате без окон, а то и на цепь посадит.
Но главное, я была свободна!
Ночная прохлада обвевала взмокшее от пота тело. Мелко дрожа, я долго смотрела на Тэйна, потом выдохнула и коротко кивнула.
– Поправишься, наберешься сил, и тогда мы уйдем вместе, – пообещал он, положив руки мне на плечи.
– Вместе? – В моих мечтах я всегда убегала к бабушке одна. Что бы она сказала, если бы увидела меня с парнем в татуировках? Кроме того, Тэйн не знал о другом заклятье матери, из-за которого Томми чуть не погиб в трясине.
– Но ты…
Тэйн покачал головой.
– У меня есть точно такая же защита, помнишь? Колдовство твоей матери не причинит мне никакого вреда.
Я растерянно заморгала. Ну конечно, он был прав. Хотела спросить его, как он узнал мои мысли, как вдруг приступ головокружения едва не опрокинул меня, так что я еле устояла на ногах. Согнувшись пополам, я прижала руки к животу. «Будь осторожна с чужой магией!» – предупреждала бабушка. Я чувствовала в себе эту странную, чужую магию, которая будто вступила в схватку с моей собственной. Однако это было желанное вторжение. Тэйн подхватил меня, помог спуститься и повел вдоль берега. Я сжала зубы, ощутив, как к горлу подступает тошнота.
– Мне плохо, – простонала я, имея в виду отнюдь не рану на бедре, и прижала руки к груди, пытаясь унять бушующий внутри меня огонь.
– Все будет в порядке, – прошептал Тэйн. – Ты молодец.
В его голосе я вновь уловила удивление и восхищение, потому, невзирая на жар и дурноту, улыбнулась ему. Я его поразила!
– Мы на месте, – сообщил он.
Сквозь полуопущенные веки я различила дом матери.
– Обойди его, – шепнула я. – Через сад…
По боковой дорожке Тэйну пришлось меня буквально тащить. Низко в небе мерцала полная луна. Хотя до рассвета оставался еще час или два, стоять вдвоем в саду было опасно – в любой момент кто-нибудь мог выглянуть в окно и заметить нас. Но я все равно крепко прижалась к груди Тэйна, не желая с ним расставаться.
– Оставишь мне записку вот здесь, на клумбе, когда будешь готова к побегу, – сказал он чуть хрипло. Я уткнулась головой в мягкую ложбинку на его шее, чувствуя лбом мягкое биение его пульса.
– Не уходи, – прошептала я.
Знаю, было чистым безумием просить об этом, но мне так хотелось, чтобы он меня не отпускал. К тому же мне нездоровилось. Пальцы Тэйна скользнули к моему подбородку, приподняли лицо.
– Я вернусь. Будь сильной. И поправляйся скорее.
Всего один быстрый поцелуй – и он ушел.
Мне показалось, что вместе с ним ушло и приятное тепло, согревавшее мое тело. Провожая его взглядом, я следила, как он нырнул в тень сада, оставил там мой фонарь, на мгновенье показался у калитки, а затем растворился в темноте улицы. Меня тотчас охватила острая, щемящая тоска. Я оглядела дом, тщетно пытаясь унять дрожь. Хотелось упасть прямо на холодную землю и будь, что будет, но увы… надо было пересечь кухню, подняться на два пролета по лестнице и войти в свою комнату так, чтобы никто меня не увидел и не услышал.
Я осторожно ступила, морщась и втягивая воздух сквозь стиснутые зубы. Меня тяготила не столько боль от татуировки, сколько недомогание, вызванное магией Тэйна. Волнами накатывали дурнота и головокружение, подкашивались ноги. Я едва различала дорогу – перед глазами все плыло. Одновременно знобило и бросало в жар. С трудом передвигаясь, держась за стены и спотыкаясь на каждом шагу, я шла как пьяная. К горлу подкатывала тошнота, но приходилось терпеть. Нельзя допустить, чтобы меня вырвало в кухне или на лестнице.
«Сделаешь это у себя, – приказала я и продолжала медленно подниматься по лестнице, обливаясь потом. – Если это случится в любом другом месте, то ты сдашь себя с потрохами. Так что надо, прежде всего, добраться до своей комнаты».
Этот внутренний диалог худо-бедно помогал идти. Но только я переступила порог комнаты, как меня стошнило. Доползти до раковины в углу не хватило сил. Мысли затуманились. Мне было так плохо, я едва ли могла думать о бедной горничной, которой завтра придется за мной убирать. В глазах потемнело. Однако прежде чем улечься в постель, я все же сумела стянуть с себя платье, обмотать опухшее бедро шарфом и спрятать ботинки Люси. Наконец в изнеможении рухнула в постель и отдалась во власть сна, больше похожего на тяжкое, лихорадочное забытье.
