Поцелуй теней - Гамильтон Лорел Кей
Янтарное и лунное сияние нашей кожи расширилось, и мы двигались в коконе света, тепла, силы. Каждый удар его тела поднимал силу. Каждая моя судорога под ним вызывала вокруг нас магию удушающим щитом, плотным и обволакивающим. Я знала, что пытаюсь затащить в себя его – его самого, будто моя магия пыталась выпить его до дна. Я вонзила пальцы в металлические стержни спинки так, что металл впился в кожу и заставил меня снова думать. Магия пылала между нами, когда мы соприкасались почти всей кожей. Наши тела сплавились, как раньше руки, и он тонул в моей спине, пока наши сердца не соприкоснулись, затрепетали вместе в танце интимнее всего, что бывало у нас раньше.
Сердца забились в унисон, ближе и ближе, пока не слились в едином ритме, в одном теле, в одном существе, и я уже не знала, где кончаюсь я и начинается Роан. И в этот момент совершенного унисона я впервые услышала море. Тихий, лепечущий плеск волн о берег. Я парила бестелесно, бесформенно в сияющем свете, и только биение наших сердец еще говорило мне, что я все же плоть, а не чистая магия. И в этом бесформенном сиянии, где не было тел, заключающих нас, слышался шум спешащей, текущей, разливающейся воды. Шум океана шел за биением наших сердец, заполняя свет. Сердцебиение тонуло в волнах. Мы погружались глубже и глубже в ослепительном круге света, под водой, и страха не было. Мы вернулись домой. Нас окружала со всех сторон вода, и я ощущала давление глубины на наших сердцах, будто она собиралась раздавить нас, но я знала, что не раздавит. Роан знал. Мысль, отдельная мысль послала нас вверх и вверх к поверхности невидимого океана, который нас держал. Я знала, как он страшно холоден, и боялась, а Роан – нет. Он радовался. Мы вынырнули, и хотя я знала, что мы по-прежнему на кровати у него дома, на лице я ощутила воздух. Я вдохнула его жадно и тут внезапно поняла, что море теплое. Вода была теплее крови, почти горячая, а не просто теплая.
Вдруг я снова осознала собственное тело. И ощущала внутри себя тело Роана. Но через нас перекатывался, клубясь, теплый океан. Глаза говорили мне, что я по-прежнему в кровати, держусь руками за спинку, но я ощущала эту теплую-теплую волну. Невидимый океан наполнил сияние наших слитых тел, как вода – аквариум с золотыми рыбками, и океан содержал нашу силу, как метафизическое стекло. Наши тела были как фитили какой-то плавающей свечи, заключенной в воду и стекло, – огонь, вода и плоть. Они начали становиться более реальными, более сплошными. Ощущение невидимого океана стало спадать. Свет нашей кожи стал уходить обратно в нее. Тут наслаждение настигло нас, и на нас обрушились теплота воды, света. Мы вскрикнули. Тепло стало жаром, и он наполнил меня, хлынул из кожи, из ладоней. Изо рта рвались звуки слишком примитивные, чтобы назвать их воплями. Тело Роана билось о мое, и магия держала нас обоих, извлекая оргазм, пока я не почувствовала, как тает металл у меня под руками. Роан вскрикнул – и это не был вопль наслаждения. Наконец-то, наконец стали мы свободными. Он скатился с меня, и я услышала, как он упал на пол. И повернулась, все еще лежа на животе.
Он лежал на боку, протягивая ко мне руку. Я глянула на его лицо с вытаращенными в ужасе глазами, и тут лицо залил мех, и Роан свалился клубом блестящей шерсти.
Я села в кровати, протянув к нему руку, но зная, что сделать ничего не могу. На полу лежал тюлень. Большой, с рыжеватым мехом, он смотрел на меня карими глазами Роана. Я только могла смотреть – слов не было.
Тюлень неуклюже пододвинулся к кровати, потом открылся спереди шов, которого не было, и выполз Роан. Он встал, держа в руках новую свою шкуру. Роан смотрел на меня в упор с удивленным лицом. Он плакал, но вряд ли осознавал это.
Я подошла к нему, коснулась шкуры, коснулась его, будто ни та, ни другой не были настоящими. Я обняла его и руками нащупала, что спина его целая, невредимая, кожа гладкая и безупречная, как он сам. Ожоговые шрамы исчезли.
Он снова натянул шкуру раньше, чем я успела найти слова. Тюлень смотрел на меня, обходя комнату неуклюжими, почти змеиными движениями, потом Роан снова вышел из шкуры. Повернулся ко мне и стал смеяться.
Он обхватил меня за бедра и поднял над головой, обернув шкурой нас обоих. Он танцевал со мной по комнате, смеясь, хотя слезы еще не высохли у него на лице. Я тоже плакала и тоже смеялась.
Роан свалился на кровать, положив меня поперек, сам лег на собственную тюленью шкуру. Вдруг я ощутила усталость, страшную усталость. Мне нужно было под душ – и уходить. Я уже не светилась. И была почти уверена, что снова могу создавать гламор. Но держать глаза открытыми я не могла. Только один раз в жизни я напилась так, что отключилась. Вот именно это сейчас и происходило. Я готова была отключиться из-за Слез Бранвэйн или избытка магии.
Мы заснули, свернувшись в объятиях друг друга, завернувшись в шкуру. Последней мыслью у меня перед тем, как заснуть сном глубже любого естественного, была мысль о безопасности. Шкура была теплой, как руки Роана, обнимающие меня, и я знала, что она такая же живая, такая же часть его самого. Я провалилась в темноту, окруженная теплотой Роана, его магией, его любовью.
Глава 8
Чей-то голос повторял: "Мерри, Мерри!" Чья-то рука гладила по щеке, отводя волосы с лица. Я повернулась, потерлась об эту руку, открывая глаза. Но горел верхний свет, и я на секунду ослепла. Взметнув руку к глазам, я повернулась на бок и сунулась лицом в подушку.
– Выключи свет, – сумела сказать я.
Кровать шевельнулась, и через секунду светлая щель между подушкой и лицом погасла. Я подняла голову – в комнате было почти совершенно темно. Мы с Роаном уснули перед самым рассветом. На улице должно быть светло. Я села и огляделась. Почему-то я не удивилась, что возле выключателя стоит Джереми. Роана я не искала. Я знала, где он: в океане в своей новой шкуре. Он не бросил меня без защиты, но покинул меня. Наверное, это должно было ранить мои чувства, однако не ранило. Я вернула Роану его первую любовь – море.
Есть старая пословица: не становись между фейри и его магией. Роан был в объятиях возлюбленной, и это была не я. Может быть, мы никогда не свидимся, а он не попрощался. Если бы мне было нужно что-то, что он мог бы дать, мне достаточно было бы пойти к морю и позвать его – он придет. Но любви он дать мне не сможет. Я любила Роана, но не была в него влюблена. Тем лучше для меня.
Я лежала одна на смятых простынях, глядя в черные окна.
– Сколько мы спали?
– Сейчас восемь вечера, пятница.
Я соскочила с кровати:
– Боже мой!
– Я так понял, это нехорошо – тебе оставаться п городе после темноты.
Я посмотрела на него.
Он стоял у двери, возле выключателя. В темноте не очень было видно, но, кажется, он был в одном из обычных своих костюмов – безупречно сшитом, изящно сидящем и элегантном. Но ощущалось в нем какое-то напряжение, будто он хотел сказать что-то другое, более прямо, или, быть может, он что-то знал. Что-то не слишком хорошее.
– Что случилось?
– Пока ничего, – ответил он.
Я уставилась на него:
– А почему ты думаешь, будто что-то должно случиться?
Вопреки моим усилиям голос мой прозвучал подозрительно.
Джереми рассмеялся:
– Ты не волнуйся, я никому не звонил, но полиция уже наверняка всем позвонила. Не знаю, от кого ты скрывалась все это время, но если от слуа – Воинства, – то ты в серьезной беде.
Слуа – грубое название низших фейри Неблагого Двора. Вежливое название – Воинство. Грубое название первым пришло на ум. Ну ладно. Только другой неблагой может сказать "слуа", чтобы это не прозвучало смертельным оскорблением.
– Я – принцесса Неблагого Двора. Чего бы мне от них прятаться?
Он прислонился спиной к стене:
– Да, в этом и весь вопрос, не правда ли?
Даже сквозь темноту комнаты я ощущала тяжесть его взгляда, его напряженность. Среди фейри невежливо задавать прямые вопросы, но он – он очень хотел задать. Этот непроизнесенный вопрос завис между нами в воздухе, как нечто осязаемое.
