Вольфганг Хольбайн - Заклятие нибелунгов
Ауда рассмеялась. Она и сама уже выпила немало.
– Боги посылают мне слова прямо… ик!.. в камни!
Подбросив в воздух пригоршню небольших дисков с вырезанными на них рунами, она затем разложила их на песке в соответствии со сторонами света.
– Страсть, – провидица хихикнула, как маленькая девочка, – бушующая страсть! Твое сердце бьется лишь для одного!
Бруния покраснела, хотя в глубине души понимала, что все это глупости.
– Свое сердце я и так чувствую. Но какова наша судьба? Что нас ждет?
Ауда подвигала руны туда-сюда.
– Он не просто мужчина, милый твоему сердцу. Он – твоя судьба. Ты будешь принадлежать ему и примешь в себя его жизнь.
Сердце принцессы забилось быстрее.
– А он чувствует то же, что и я?
Провидица опять подбросила камни.
– Он тебя почти не знает, но знает лучше всех остальных. Он видит то, чего не увидит ни один другой мужчина.
Бруния, обеспокоившись, заерзала. Как-то это не было похоже на того мужчину, ради которого билось ее сердце.
Запнувшись, Ауда подвинула один камень в сторону, а затем внимательно посмотрела на другой. В ее лице что-то изменилось.
– Что случилось? Чем все завершится?
Лицемерная Ауда попыталась придать своему голосу беспечность.
– Все будет хорошо. Вы будете счастливы. Потому что это угодно богам. А теперь возвращайся на праздник. Жаркое уже покрылось румяной корочкой, а музыка звучит все громче.
Бруния удивилась тому, что Ауда так быстро прервала свои предсказания, но, тем не менее, вежливо поблагодарила ее и присоединилась к своим новым друзьям.
Кальдер будто невзначай вышел из-за хижины Ауды. Он посмотрел Брунии вслед и поцеловал предсказательницу в макушку.
– Молодец. Лучшая судьба – это та, которую человек выбирает сам.
Ауда промолчала. Провидице не нравилось то, что она сделала. И уж совсем ей не нравилось то, что она увидела в камнях.
Зигфинн не был озабочен тем, где сейчас Бруния. Он с наслаждением ел кусок жареного мяса, которым его угостили, и думал о том, как приятно ужинать на празднике и хотя бы на мгновение забыть о мертвых землях. Повстанцы, жившие в Солнечной долине, были веселыми людьми, и почти у каждого имелся какой-нибудь музыкальный инструмент, на котором он умел играть. Главный музыкант селения Откер, старый бард, не только создавал музыку, но и рассказывал легенды и разные истории. Его рассказы не отличались разнообразием и были в основном посвящены событиям в стране: как людей уводили в рабство, как несправедливо поступил король, как где-то опять не осталось камня на камне.
Зигфинн заметил, что Откер знает об истории королевства больше, чем все те, с кем ему приходилось раньше встречаться, поэтому в перерыве между двумя песнями он отвел барда в сторону. Принц притворился человеком, чья семья якобы много поколений назад уехала в Персию, и поэтому он ничего не знает о происшедших событиях.
Откера не нужно было просить дважды.
– С чего начать историю, господин? С римлян? С греков?
– С Вормса.
Лицо этого худощавого, напоминавшего птицу человека помрачнело.
– Мне непонятно, почему это королевство превратилось в такой кошмар. Ведь так было не всегда.
– Не всегда, – согласился бард, перебирая тонкими пальцами струны лютни. – Но это началось довольно давно, еще до Драконьей Скалы.
– Драконьей Скалы?
– До того, как построили замок, который теперь возвышается над городом, словно паук с кожистыми лапами, – объяснил Откер. – Дворец Хургана.
– Давай начнем чуть раньше, – попросил Зигфинн. – Еще до Драконьей Скалы. Со времен короля Гундомара.
Бард горько рассмеялся.
– Гундомар? Дурак и трус. Спрятался от Фафнира и предложил руку своей дочери Кримгильды любому, кто спасет его от чудовища. Да он бы отдал свою кровинушку даже римлянам, если бы те согласились помочь. Когда он в конце концов взял в руки меч, дракон поджарил его, как мы жарим свиней. После него на трон взошел его сын Гунтер.
Зигфинн задрожал. Вот оно! Именно такой и была история! История его мира и его времени! Знакомые имена и события согревали принцу душу.
– И что же произошло потом?
Откер отмахнулся.
– Гунтер был не лучше отца. Нерешительный и трусливый, он не готов был сразиться с чудовищем. Послал вместо себя кузнеца. Кузнеца, ты только представь!
Принц радостно закивал.
– Ну да, Зигфрида, убийцу дракона и победителя.
Бард удивленно поднял брови.
– Его имя не вошло в историю, но если ты так говоришь, то пусть будет Зигфрид. Вот только победителем он не был и уж дракона точно не убил.
– Как это?! – возмутился Зигфинн. В конце концов, это была история его предка, которую все рассказывали с гордостью. Драконий амулет на его шее стал теплее. – Взяв свой меч Нотунг, Зигфрид отправился в лес и вернулся с головой Фафнира.
– Если бы все было так, – мягко заметил Откер, – то сейчас мы бы пели более радостные песни, мой юный друг.
– Что ты хочешь сказать?
– Зигфрид проиграл в сражении с драконом. Пал Вормс, затем Бургундия, а в завершение и весь континент.
6
Век дракона
Бруния искала Зигфинна. Слова Ауды растревожили ее сердце. Как мужчина, уготованный ей судьбой, мог едва ее знать? Никто не знал ее лучше принца Исландии. От выпитого пива, гулявшего по ее телу, чувства девушки обострились. Принцессу пошатывало из стороны в сторону. В какой-то момент ей показалось, что она увидела Зигфинна, говорившего то ли со старым бродячим комедиантом, то ли музыкантом, но тут ее решительно схватили за руку.
– Танец, милая дама? – Не дожидаясь ответа, Кальдер потащил ее к большому костру, где кружили пары.
Предводитель повстанцев был очень силен. Он поднял Брунию на руки, словно та была легкой как перышко. Принцесса не касалась ногами земли, но чувствовала, что Кальдер держит ее крепко. Они кружились под музыку, ступая влево и вправо, взад и вперед.
Впервые с тех пор, как она покинула Исландию, Бруния ощутила что-то вроде радости и веселья. Она слилась с танцем и, закрыв глаза, следовала движениям Кальдера.
Музыка незаметно стала медленнее, осторожнее, мягче. Кальдер прижался к Брунии плотнее. От него пахло не так, как от Зигфинна. Более пряно. Но приятно.
Бруния заметила, что его дыхание овеяло ее губы. Она открыла глаза, не зная, как реагировать. Может быть, поцелуй? Простой, нежный, никем не запрещенный поцелуй на празднике дружбы? Что может быть против этого? Кто может быть против этого?
Но это был не просто поцелуй. Прижав ее к себе, Кальдер впился губами в ее рот, опустив правую ладонь на ее спину, а левой рукой грубо схватив ее за волосы. Его язык казался опытным и ловким. Затем он наклонил ее торс в сторону, так что принцесса упала бы, если бы он ее не удерживал.
Бруния сейчас была слишком занята взрывом чувств в своей душе и не успевала сопротивляться – да и хотела ли она этого? Ей казалось, что ее руки одновременно и притягивают, и отталкивают Кальдера.
Похабно причмокнув, повстанец наконец отпустил ее, а все окружающие зааплодировали. Кальдер шутливо поклонился.
Принцессе было не до этих аплодисментов, и она, пытаясь взять себя в руки, посмотрела на хижины.
Вместо темноты между домами она увидела Зигфинна. Он стоял по другую сторону костра. Бруния понятия не имела, сколько он уже там стоит, но, судя по выражению его глаз, он увидел больше, чем ему хотелось бы.
Зигфинн знал, что у него нет прав на Брунию, а значит, нет прав и на ревность – чувство, которое было для него столь новым и неприятным. И все же в сердце принца закипала ярость, способная сжечь целый мир.
Он хотел ей все рассказать. О Вормсе! О Зигфриде! В конце концов, хоть что-то стало понятно, появилась возможность осознать, что же случилось и почему все пошло не так.
Зигфинн очутился у колодца, из которого повстанцы брали воду. Он ударил кулаком по каменной кладке, потом еще раз и еще раз, пока не потекла кровь. От боли стало немного легче.
– Зигфинн! – воскликнула Бруния, обнаружив его там, и ее глаза в ужасе расширились при виде разбитых костяшек.
– Убирайся прочь! – грубо рявкнул он, сам того не желая.
– Я хочу тебе объяснить… – беспомощно начала она. – Дело не в том…
Она не могла подобрать слов, потому что таких слов просто не было. Она поцеловала Кальдера, и в этом не было ничего неприятного. По крайней мере, для нее самой. От этого поцелуя у нее до сих пор кровь бурлила в жилах.
И принцесса ушла, собираясь выспаться, чтобы избавиться от опьянения и смущения. А Зигфинн решил завтра рассказать ей все о Вормсе. Или послезавтра.
На ночь его пустил к себе Данаин – после того, как его жена сбежала, в хижине было много места. Зигфинн перевязал костяшки пальцев и улегся на кожаные ремни, натянутые между двумя деревянными перекладинами. Под голову он подложил свернутую меховую накидку. Снаружи у костра стало тише, и догорающее пламя постепенно слилось с первыми лучами солнца.
