Королевские милости - Лю Кен
Пэн, одиннадцатый месяц двадцать третьего года Единых Сияющих Небес
Принц Лоши, мальчик двенадцати лет, взошел на трон под именем императора Ириши – классическое слово ано, которое означает «продолжение». Премьер-министр Крупо стал регентом, а кастелян Пира – новым главным предсказателем.
Пира провозгласил благоприятное имя для нового правления: Праведная Сила, – и календарь был изменен. Пэн праздновал ровно десять дней, однако многие министры перешептывались, что в такой преемственности есть нечто неправильное и смерть императора сопровождалась странными обстоятельствами. Крупо и Пира показали документы, из которых следовало, что наследный принц Пуло и генерал Тоньети вступили в заговор с пиратами и мятежниками, чтобы захватить остров Руи и основать там независимое королевство, а когда заговор был раскрыт, испугались и совершили самоубийство, но улики показались некоторым министрам не слишком убедительными.
Регент Крупо решил выяснить имена сомневающихся.
Однажды утром, примерно через месяц после смерти императора Мапидэрэ, министры и генералы собрались в Большом зале для аудиенций, чтобы обсудить последние сообщения о разбойниках и голоде, регент Крупо опоздал, а когда пришел, привел с собой оленя-самца из имперского зоопарка, одного из любимых мест императора Ириши. У оленя были огромные рога, и министры с генералами отступили назад, подальше от животного.
– Ренга, – приветствовал императора Крупо, отвесив низкий поклон, – я привел тебе чудесного скакуна. Что ты и собравшиеся здесь министры о нем думаете?
Крошечная фигурка мальчика-императора терялась на огромном троне. Он не понимал, в чем состоит шутка регента. Мальчик всегда с трудом усваивал сложные уроки своего старого наставника и никогда не был с ним близок: принцу казалось, что учитель считает его плохим учеником. Кроме того, у Крупо были некие странности – пришел среди ночи и заявил, что ему предстоит быть императором, однако потом сказал, что можно играть с Пирой, наблюдать за бесконечными представлениями танцовщиц и акробатов, дрессировщиков и фокусников и получать удовольствие от жизни. Император пытался убедить себя, что ему нравится регент, но на самом деле мальчик его боялся.
– Я не понимаю, – сказал император Ириши. – Это же не конь, а олень…
Крупо снова низко поклонился.
– Сир, вы ошибаетесь, но этого следовало ожидать, ведь вы еще очень молоды и вам нужно многому научиться. Быть может, другие министры и генералы вас просветят.
Крупо медленно оглядел комнату, правой рукой слегка поглаживая оленя, однако его взгляд стал холодным и суровым и никто не осмеливался посмотреть регенту в глаза.
– Скажите мне, господа, видите ли вы то, что вижу я? Это замечательная лошадь или олень?
Те, кто сумел быстро уловить, откуда дует ветер, сразу все поняли.
– Поразительная лошадь, регент.
– Очень хороша.
– Я вижу красивую лошадь.
– Ренга, вам следует слушать мудрого регента: это лошадь.
– Всякий, кто скажет, что это олень, познакомится с моим мечом!
Но не все оказались столь сговорчивыми: некоторые министры, и в особенности генералы, недоуменно трясли головой.
– Это позор! – возмутился генерал Туми Юма, который служил в армии Ксаны более пятидесяти лет, в том числе деду и отцу императора Мапидэрэ. – Перед нами олень. Крупо, ты могущественный человек, но ты не в силах убедить людей, что им не следует верить своим глазам.
– Что есть правда? – спросил регент, тщательно выговаривая каждое слово. – Что случилось в Великих туннелях? Что произошло на острове Экофи? Все это необходимо занести в исторические книги, и кто-то должен решить, что там будет написано.
Слова генерала Юмы многим придали смелости: несколько министров выступили вперед и заявили, что регент привел в зал для аудиенций оленя, – однако сторонники лошади отказались отступить, и между ними начался шумный спор. Крупо улыбался и задумчиво поглаживал подбородок. Император Ириши переводил взгляд с одной стороны на другую и смеялся, решив, что это еще одна из странных шуток Крупо.
После этого случая прошло время, и тех, кто выступал против Крупо, становилось все меньше. Многие из них оказались заговорщиками, соратниками опозоренного принца Пуло, и из тюрьмы писали – правда, сначала их пришлось убеждать – слезные признания о преступлениях против трона, после чего были казнены вместе со своими семьями. Здесь закон Ксаны оставался неизменным: предательство таилось в крови преступников – значит платить за него должны были пять поколений.
Даже генерал Юма оказался одним из лидеров неудавшегося заговора – и действительно, появились улики, указывавшие на то, что он пытался вступить в союз с оставшимися в живых братьями императора. Все остальные принцы приняли яд, чтобы не попасть в руки имперской страже, но не Юма: в отличие от многих других генерал отказался признать свою вину даже после того, как ему предъявили неопровержимые доказательства его предательства.
– Если бы он признал вину, – сказал император, – я бы сохранил ему жизнь за прошлые заслуги перед Ксаной!
– Увы, – возразил регент, – мы пытались ему помочь вернуть совесть посредством благоразумного применения физической боли, которая очищает душу, однако он очень упрям.
– Но как можно кому-то верить, если даже великий Юма стал мятежником?
Регент поклонился, но ничего не ответил.
Когда регент в следующий раз привел свою «лошадь» в Большой зал для аудиенций, все согласились, что это действительно лошадь, причем замечательная.
Юный император Ириши пришел в недоумение и пробормотал:
– Но я вижу рога… Как это может быть лошадью?
– Не тревожься, Ренга, – прошептал ему на ухо Пира. – Тебе еще многому предстоит научиться.
Глава 6
Принудительные работы
Кьеза, восьмой месяц третьего года Праведной Силы
Хуно Крима и Дзапа Шигин были самыми высокими в группе мужчин, отправленных из деревни Кьеза, чтобы выполнить квоту на принудительные работы, – именно по этой причине их сделали двумя капитанами. Крима был худой и лысый, как отполированный водой валун, а Шигин получил свои волосы цвета соломы от рожденной в Риме матери. Широкие плечи и мощная шея делали его похожим на спокойного буйвола. У обоих была бронзовая кожа крестьян Кокру, от рассвета до заката гнувших спину в полях.
Начальник принудительных работ объяснил капитанам их обязанности.
– У вас десять дней, чтобы доставить команду рабочих к Мавзолею императора Мапидэрэ – да упокоится его душа. Регент и император очень недовольны, что строительство вечного дома для отца императора идет медленно. Если опоздаете на один день, каждый из вас потеряет одно ухо; если на два – глаз; если задержка составит три дня, вы умрете, ну а если больше трех дней, ваши жены и матери будут проданы в бордели, а отцы и дети приговорены к вечной каторге.
Хуно Крима и Дзапа Ширин содрогнулись, посмотрели на небо и вознесли молитву: пусть погода остается спокойной, пока они ведут свою группу рабочих, и сразу отправились на запад, в портовый город Канфин, где должны были сесть в лодку, которая проплывет вдоль побережья и доставит их на север, а затем двинется вверх по реке Лиру к Мавзолею, находящемуся возле Пэна. Шторм будет означить задержку.
Тридцать мужчин, приговоренных к принудительным работам, на рассвете усадили в три повозки, запряженные лошадьми, и заперли двери на замок, чтобы осужденные не сбежали. Два имперских солдата должны были сопровождать караван до следующего города, где местный гарнизон отправит двух своих стражников до следующей остановки.
Сидевшие внутри повозок рабочие смотрели в окна, пока караван двигался по дороге на запад.
Хоть лето уже приближалось к концу, поля не золотились от созревшей пшеницы, да и людей там работало совсем немного. Таких жестоких тайфунов, как в этом году, не помнили очень давно, и посевы на многих полях погибли из-за дождей. Женщины, чьи сыновья и мужья ушли, чтобы претворить в жизнь великие мечты императора, старались сами ухаживать за полями. То зерно, которое им удавалось собрать, приходилось отдавать сборщикам налогов. И хотя голодные крестьяне снова и снова просили отсрочек в платежах, из Пэна неизменно приходил отрицательный ответ.
