Робин Хобб - Город Драконов

Большеносый задумался. Его помощник принялся чистить под ногтями кончиком ножа.

– Двадцать серебряных, – потребовал он. – И до того, как мы начнем его резать.

Калсидиец пожевал нижнюю губу.

– За кусок плоти с чешуей размером с мою ладонь.

– Стойте! – Сельден собирался взреветь, но получился визгливый вскрик. – Вы не можете такое делать! Не можете!

– Размером с два моих пальца, – выдвинул свое предложение Большеносый. – И деньги мне в руки до того, как мы начнем.

– Договорились! – поспешно сказал покупатель.

Большеносый сплюнул на солому и протянул руку. Монеты со звоном ложились ему на ладонь.

Сельден отступил назад на всю длину своих цепей.

– Я буду сопротивляться! – крикнул он. – Я не собираюсь стоять и позволять вам меня резать.

– Как хочешь, – ответил Большеносый. Он развязал кошель и бросил туда деньги. – Давай мне нож, Ривер. Вам придется его придавить, пока я буду вырезать кусок из его плеча.

Четырнадцатый день месяца Надежды – седьмой год Вольного союза торговцев

От Кима, смотрителя голубятни в Кассарике, – Торговцу Финбоку в Удачном

Отправлено в почтовом футляре под двумя печатями из зеленого, а затем синего сургуча. Если одной из печатей нет или она повреждена, известите меня немедленно!

Приветствую Торговца Финбока.

Как вы и просили, я продолжил проверять отправления со своей станции. Вы знаете, какой риск это для меня представляет, и, думаю, вам следовало бы щедрее вознаграждать мои труды. Мои сведения были несколько запутанными, но мы оба понимаем, что там, где присутствует секретность, можно получить прибыль. Хотя прямых известий о супруге вашего сына или успехе или неудаче экспедиции «Смоляного» не было, полагаю, что те сведения, которые я вам отправлял, могут оказаться ценными, хоть мы и не можем пока определить, каким именно образом их можно использовать. И я напоминаю вам, что мы договорились, что вы платите мне не только за полученную мной информацию, но и за риск. Говоря прямо и с немалым риском для меня, если это послание попадет в чужие руки, если мой шпионаж обнаружат, я потеряю место смотрителя голубятни. Если это со мной случится, все захотят узнать, на кого я работал. Думаю, что мое обещание сохранить это в тайне независимо от того, что со мной случится, должно чего-то стоить. Подумайте хорошенько, прежде чем снова укорять меня за то, как скудны мои сведения. Человек не может поймать рыбу, если река пуста.

По этой причине вам следует поговорить с неким продавцом птиц в вашем городе, человеком по имени Ширап на улице мясников. Он может устроить мне поставку голубей, которые будут возвращаться к нему, а не в клетки гильдии, обеспечивая приватность нашей переписки. Затем он будет передавать мои послания вам. Это будет недешево, но удача всегда приходит к тем, кто ее ловит.

Передайте мои приветствия вашей супруге Силии. Я уверен, что в сохранении ее покоя и благополучия в качестве жены богатого торговца заинтересованы вы оба.

Глава 4

Кельсингра

Она шла по пустынным улицам в одиночестве. Сверкающее одеяние Старших из медной ткани облекало ее тело. Странным контрастом к нему были стоптанные ботинки и покрытый пятнами от долгой носки плащ, полы которого постоянно хлопали. Непокрытую голову она наклоняла, пряча лицо от ветра, который выдергивал пряди ее волос из сколотых кос. Элис щурила глаза от выбивающих слезы потоков холодного воздуха и упрямо шла дальше. Руки у нее почти онемели, но она сжимала в них обвисающий рулон выгоревшей ткани. Дверной проем ближайшего дома зиял пустотой: деревянные створки давно сгнили.

Войдя внутрь, она испустила дрожащий вздох облегчения. Тут было не теплее, но хотя бы ветер больше не вырывал тепло из ее тела. Благодаря одеянию Старших, которое подарил ей Лефтрин, тело у нее не мерзло, но платье не защищало ее голову и шею, а также кисти рук и ступни. Шелест, наполнявший ветер и отвлекавший ее внимание, стих. Она обхватила себя руками, согревая пальцы под мышками, и оглядела заброшенное жилище. Смотреть было почти не на что. Силуэты на плиточном полу рассказывали о деревянной мебели, которая давно сгнила до крошащихся щепок. Она пошаркала ногой по полу. Оказалось, что покрытые пылью плитки имели сочный темно-красный цвет.

Прямоугольное отверстие в потолке и куча древних обломков под ним говорили о лестнице, превратившейся в прах. Сам потолок был прочным. Длинные «балки» из тесаного камня поддерживали сцепленные блоки. До того как попасть в Кельсингру, она никогда не видела ничего подобного, но, похоже, здесь в основном использовались точно подогнанные друг к другу камни, даже в небольших зданиях.

Камин в углу комнаты сохранился хорошо. Он выдавался в помещение и был украшен плитками. Элис ухватилась за край своего плаща, протерла им ровно выложенную облицовку камина и восторженно вскрикнула. То, что она поначалу приняла за следы грязи на красных плитках, оказалось черной гравировкой. Всмотревшись в нее, она поняла, что узоры объединяет общая тема: готовка и продукты. Вот рыбина на блюде, а рядом – миска, полная округлых корневищ, на которых остались листья. Еще на одной плитке она обнаружила дымящийся горшок какой-то еды, а на четвертой была изображена свинья, жарящаяся на вертеле.

– Вот как. Оказывается, Старшим нравилась такая же еда, как и нам.

Элис произнесла это тихо, словно опасаясь кого-то разбудить. Это ощущение не оставляло ее с того момента, когда драконица Рапскаля впервые перенесла ее в этот разрушенный город. Он казался пустым, брошенным и мертвым. И тем не менее она не могла избавиться от чувства, будто за углом может столкнуться с его жителями, занятыми своими делами. Она была уверена в том, что в более внушительных зданиях, сложенных из черных камней с серебряными прожилками, слышала перешептывания, а один раз – даже пение. Однако оклики и поиски ничего не дали: кругом были только покинутые комнаты, остатки мебели и другое имущество, превращающееся в пыль. Ее крики не заставили пуститься в бегство белок или заполошно взлететь птиц. Здесь никто не поселился – ни мышь, ни муравей, и даже немногочисленные растения, встреченные ею, выглядели нездоровыми. Порой ей казалось, что она стала первой за многие годы гостьей этих мест.

Глупая мысль. Конечно же, зимние ветры просто уносили все признаки предыдущих посещений, потому что диких животных в округе было множество, и не только здесь, но и на противоположном берегу реки. Многочисленные холмы, окружавшие город, заросли густым лесом, и весьма успешная охота Хеби свидетельствовала о процветающей популяции зверей. Только накануне Хеби нашла и загнала целое стадо каких-то коренастых копытных, названия которых Элис не знала. Красная драконица запугала их, кружа над их головами, заставила в страхе ринуться вниз по склону, пронестись по лесу и выскочить на берег, где на них накинулись все драконы, которые пировали, временно насытившись. Значит, места по обе стороны реки кишели жизнью. Однако никто из животных не осмеливался зайти в город.

Это было всего одной из множества тайн Кельсингры. Немалая часть города осталась стоять совершенно нетронутой, словно все его обитатели просто исчезли. Немногочисленные разрушения казались случайными – за одним исключением. Огромный провал – словно кто-то взял гигантский топор и вырубил из города клин – разрывал улицы. Течение реки наполнило его водой. Элис стояла на краю этого глубокого синего разреза и смотрела вниз, в глубины, казавшиеся бездонными. Не это ли и погубило город? Или это произошло уже спустя много лет? И почему в этом городе Старших здания стоят на большом расстоянии друг от друга, тогда как похороненные строения Трехога и Кассарика представляли собой один сплошной городской улей? На ее вопросы ответов не было.

Она закончила расчищать камин. Один ряд плиток оказался расшатанным, и они отвалились под ее рукой. Она поймала одну из них и бережно положила на пол. Сколько лет этот скромный камин оставался цел, чтобы развалиться просто из-за того, что она стерла с него пыль? Ну что ж: она видела его неиспорченным, так что изображение того, каким он был, будет сохранено. Оно не потеряется безвозвратно, как столь многое уже потеряно в Трехоге и будет потеряно в Кассарике. Хотя бы этот город Старшин будет описан.

Элис опустилась на колени перед камином и развернула ткань. Когда-то эта тряпка была частью белой рубашки. Из-за стирки в речной воде материя пожелтела, а швы разъела речная кислота. В результате оставшаяся тряпица послужит ей пергаментом. Он не слишком хорош. Имевшиеся у нее чернила она разводила уже не один раз, и при попытке писать на ткани строки расплывались и разъезжались. Однако это было лучше, чем ничего, а когда у нее снова появятся нормальные чернила и бумага, она сможет переписать все свои заметки. А пока она не станет рисковать тем, что забудет свои первые впечатления от этих мест. Она будет регистрировать все, что сейчас видит, чтобы позже все должным образом подтвердить. Ее записи о нетронутом городе Старших переживут все, что может случиться с ней самой.