Энтони Райан - Песнь крови

– Но шанс его остановить у нас есть?

– Один – есть, да. Последний брат, который изрек пророчество на эту тему, жил больше ста лет тому назад. Говорят, он впадал в транс и записывал свои видения куда более четким и изысканным почерком, чем самый искусный писец в стране, хотя вне транса он вообще не умел ни читать, ни писать. И вот незадолго до смерти он еще раз взялся за перо и оставил короткий отрывок: «Война разоблачит Ожидающего, когда король отправит свое войско сражаться под солнцем пустыни. Он будет искать смерти своего брата и, может статься, обретет свою собственную».

«Смерти своего брата…»

– Ты пережил два покушения на свою жизнь еще во время обучения, – продолжал аспект. – Мы полагаем, что оба были совершены теми, кто служит злой силе, обитающей Вовне. Она почему-то жаждет твоей смерти.

– Но если Ожидающий таится в ордене, отчего бы ему просто не убить меня?

– То ли еще не представилась возможность, то ли он при этом рискует выдать себя, а ему еще многое нужно сделать. Но среди хаоса войны, среди стольких смертей, он может попытаться воспользоваться случаем.

Ваэлина пробрала дрожь, не имеющая никакого отношения к ледяным ветрам, выметающим тренировочное поле.

– Королевская война – это и есть наш шанс?

– Наш единственный шанс.

– Предсказанный человеком, который что-то такое написал в трансе больше ста лет тому назад. То есть вы готовы заставить орден ввязаться в войну на основании одного этого?

– После всего, что ты видел, всего, что тебе стало известно, ты все еще сомневаешься в этом? Эта война все равно будет, поддержим мы ее или нет. Король принял решение, и его уже не переубедишь.

– Если это произойдет, Королевство может пасть в любом случае.

– А если нет, оно падет обязательно. И не просто распадется на враждующие фьефы, как прежде – оно будет лежать в руинах, земля будет выжжена, леса сгорят дотла и все люди: и народ Королевства, и сеорда, и лонаки, – все погибнут. Что еще нам остается?

– Я не мог придумать, что ответить, – говорил Ваэлин Шерин, водя пальцем по гладкой коже ее руки. – Он был прав. Это было ужасно, кошмарно, но он был прав. Он сказал мне, что это будет война, какой мы еще не знали. Будут принесены великие жертвы. Но я должен вернуться. Независимо от того, сколько моих солдат и братьев погибнут, я должен вернуться в Королевство, когда выполню свою задачу. Перед тем как расстаться, он сказал, что я напоминаю ему мою мать. Я часто гадал, как они познакомились, а теперь, наверно, так и не узнаю.

Ее голова лежала на столе, глаза были закрыты, губы полураскрыты, рука все еще сжимала бокал, который дал ей Ваэлин.

– Две части валерианы, одна часть царского корня и щепотка ромашки, чтобы забить вкус, – сказал он, поглаживая ее по голове. – Постарайся не возненавидеть меня.

Он одел ее в ее плащ, спрятал в складках платок и дощечки и отнес ее в гавань. Нести ее было легко, она была такая хрупкая. Ам Лин ждал на причале возле большого купеческого корабля, его жена, Шоала, крепко держала его за руку, и лицо у нее кривилось от сдерживаемых слез: она с тоской смотрела на город, которого, по всей вероятности, никогда более не увидит. Губернатор Аруан сговаривался с капитаном корабля, коренастым человеком с Дальнего Запада, который заметно встревожился при виде Ваэлина. Возможно, то был один из капитанов, которых принудили смотреть на сожжение кораблей после того, как моряки попытались бежать. Ваэлин его не помнил. Но, как бы то ни было, капитан быстро перестал торговаться с губернатором и поднялся по трапу.

– О цене договорились, – сказал губернатор Ам Лину. – Они поплывут прямиком на Дальний Запад, и первый порт, в котором…

– Мне лучше не знать, – вмешался Ваэлин.

Ам Лин подошел, забрал у него Шерин, легко подняв ее на своих мускулистых руках каменщика.

– Скажите ей, что меня убили, – попросил Ваэлин. – Что, когда корабль отходил от пристани, явилась императорская гвардия и убила меня.

Каменотес нехотя кивнул.

– Как песнь подскажет, брат.

– Она могла бы остаться здесь, – предложил губернатор Аруан. – В конце концов, город ей многим обязан. Ей не будет грозить большая опасность.

– Губернатор, вы в самом деле думаете, будто лорд Вельсус разделяет вашу благодарность? – осведомился Ваэлин.

Губернатор вздохнул.

– Пожалуй, нет.

Он снял с пояса кожаный кошелек и протянул его Шоале.

– Это ей, когда она очнется. И передайте ей от меня спасибо.

Ваэлин провел пальцами по волосам Шерин, пытаясь навеки запечатлеть в памяти ее спящее лицо.

– Берегите ее, – сказал он Ам Лину.

Ам Лин улыбнулся.

– Моя песнь не позволила бы мне поступить иначе.

Он повернулся, чтобы уйти, потом остановился.

– В моей песни не слышно прощальных нот, брат. Мне невольно думается, что в один прекрасный день мы еще споем вместе.

Ваэлин кивнул, отступил назад, Ам Лин поднялся на борт с Шерин на руках. Ваэлин стоял рядом с губернатором, глядя, как корабль отходит от пристани, несомый отливом к выходу из гавани, разворачивая паруса, ловя дующий к северу ветер, увозя ее прочь. Он стоял и ждал, пока парус не сделался лишь крохотным пятнышком на горизонте, пока он не исчез совсем и не остались лишь море да ветер.

Ваэлин отстегнул меч и протянул его Аруану:

– Губернатор, город ваш. Мне приказано ждать лорда Вельсуса за стенами.

Аруан посмотрел на меч, но даже не попытался его взять.

– Я замолвлю за вас словечко, у меня есть связи при дворе. Император славится своим милосердием…

Он запнулся и остановился, видимо, осознав, насколько все это пустые слова. Помолчав, он заговорил снова:

– Спасибо, что спасли мою дочь, милорд.

– Возьмите, – настойчиво повторил Ваэлин, протягивая меч. – Пусть лучше вы, чем лорд Вельсус.

– Как вам угодно.

Губернатор взял меч своими пухлыми руками.

– Я могу что-то сделать для вас?

– Я хотел попросить насчет моей собаки…

Часть V

«В длительных партиях, когда «атака лжеца» или один из других вышеописанных дебютов оказываются безуспешными, раскрывается вся истинная сложность кешета. В следующих главах будут рассмотрены наиболее эффективные стратегические ходы, которые можно использовать в длительных партиях, начиная с «маневра лучника», который называется так в честь приема, используемого альпиранскими конными лучниками. Подобно «атаке лжеца», «маневр лучника» использует введение противника в заблуждение, но в то же время оставляет простор для использования непредвиденных возможностей. Искусный игрок может атаковать одновременно две цели, оставляя противника в неведении относительно своей конечной цели до тех пор, пока не откроется наиболее выгодная возможность».

– И?

Изложив свои последние слова губернатору, Аль-Сорна умолк.

– Что – «и»? – осведомился он.

Я скрыл свое раздражение. Становилось все более очевидно, что северянин получает немалое удовольствие, изводя меня.

– И что было потом?

– Ну это вы знаете. Я вышел за ворота и стал ждать, поутру подъехал лорд Вельсус с отрядом императорской гвардии и взял меня под стражу. Принца Мальция целым и невредимым доставили в Королевство. Янус умер вскоре после этого. История суда надо мной подробно изложена в вашем труде. Что еще я могу вам рассказать?

Я осознал, что он прав. Он поведал мне свою историю целиком – настолько, насколько она может быть изложена в письменном виде, – сообщил значительное количество прежде неизвестных подробностей, прояснил причины начала войны и природу породившего ее Королевства. Однако я испытывал неотступное ощущение, что там есть что-то еще, что история, рассказанная мне, не полна. Я помнил моменты, когда он запинался – совсем ненадолго, однако достаточно, чтобы убедить меня, что он о чем-то умалчивает, быть может, скрывает то, чего не желает сообщать. И, глядя на множество слов, испещрявших листы бумаги, которые теперь лежали на палубе вокруг моего тюфяка, я помрачнел, представляя, сколько трудов потребуется, чтобы перепроверить рассказанное им, какие изыскания придется провести, чтобы подкрепить эту историю фактами… «Где же среди всего этого истина?» – спросил я себя.

– Итак, – сказал я, собирая листы и старательно складывая их по порядку, – вот и ответ на вопрос о причинах войны? Просто глупость безрассудного старика?

Аль-Сорна улегся на своем тюфяке, заложив сцепленные руки за голову и глядя в потолок. Лицо его было мрачным и отстраненным. Он зевнул.

– Это все, что я могу вам поведать, милорд. А теперь не позволите ли отдохнуть? Завтра меня ждет верная смерть, и я предпочел бы встретить ее свежим и бодрым.

Я проглядывал страницы, выделяя пером те отрывки, где он, как я подозревал, был не особенно откровенен. К своему разочарованию, я обнаружил, что таких мест куда больше, чем хотелось бы. Я нашел даже несколько противоречий.