Терри Пратчетт - Незримые Академики
Гленда выскочила за дверь с такой скоростью, что буквально дым заклубился. Стук башмаков по каменным плитам отзывался эхом. Ничего себе словечки! Да кем он себя возомнил? Более того, кем он возомнил ее? И… кем она возомнила его?
Подвалы и подземные переходы Незримого Университета сами по себе составляли целый город, и мясники и пекари оборачивались, когда Гленда пробегала мимо. Она не смела остановиться, ей было слишком стыдно.
Человек, изучивший все лестницы и коридоры – при условии, что они хотя бы пять минут оставались на месте, – мог добраться в любой уголок университета, не поднимаясь выше подвала. Возможно, университетских лабиринтов не знали и сами волшебники. Немногие из них, впрочем, удосуживались поинтересоваться скучными подробностями ведения домашнего хозяйства. Ха! Они думали, что обед появляется на столе по волшебству.
Небольшой каменный пролет вел к маленькой дверце. Мало кто ею пользовался. Другие девушки ни за что бы сюда не пошли. Но Гленда ходила – с того самого дня, когда, повинуясь звону колокольчика, принесла сюда банан в качестве полуночного перекуса или, точнее, не принесла, потому что убежала с воплем… после чего поняла, что придется предпринять еще одну попытку. В конце концов, никто не виноват в том, каким его создали. Так говорила ее мать. И тем более никто не виноват, если обрел странное обличье по волшебному стечению обстоятельств, а отнюдь не по собственной воле. Так сказала миссис Уитлоу, когда Гленда перестала визжать от ужаса. Поэтому она взяла банан и пошла обратно.
Теперь-то, разумеется, она удивлялась, что кому-то может казаться странным хранитель университетского знания, покрытый рыжевато-коричневой шерстью и висящий в воздухе в паре метров над столом. Гленда не сомневалась, что знает как минимум четырнадцать значений слова «уук».
Поскольку был день, в огромном помещении кипела суета, насколько это слово применимо к библиотеке. Гленда зашагала к ближайшему помощнику библиотекаря, который не успел вовремя отвести взгляд, и сказала:
– Мне нужен словарь странных слов на букву «Ч»!
Его высокомерный взгляд слегка смягчился, когда он понял, что перед ним стоит кухарка. Волшебники всегда питают слабость к кухаркам, потому что сердце у них расположено очень близко к желудку.
– Так. Думаю, нам поможет словарь Птицелова «Неприятные зловоупотребления», – добродушно ответил он и повел ее к нужному столику, где Гленда провела несколько познавательных минут, прежде чем отправиться обратно, став капельку мудрее и намного сконфуженней.
Натт стоял там, где ему было велено. Он с ужасом воззрился на нее.
– Прошу прощения, я не знала, что значит это слово, – сказала Гленда и подумала: «Деторождение, материнство, произведение потомства. Что ж, теперь я понимаю, как он сюда попал, бывало и хуже, но я-то тут ни при чем. Надеюсь».
– Э… спасибо, ты очень любезен, – произнесла она, – но впредь выражайся уместнее.
– Ах да, прошу прощения, – ответил Натт. – Мистер Трев меня уже предупредил, чтобы я не «выпендривался». Я должен был сказать, что у вас огромные си…
– Довольно, слышишь! Тревор Навроде обучает тебя куртуазии?
– Не объясняйте, я знаю… в смысле… как вежливо себя вести? – уточнил Натт. – Да. А еще он обещал сводить меня на футбол, – гордо добавил он.
Потребовались некоторые объяснения, и в результате Гленда помрачнела еще больше. Трев, разумеется, был прав. Люди, которые не знают длинных слов, склонны обижаться на тех, кто знает. Поэтому ее соседи мужеского пола, например мистер О’Столлоп и иже с ним, не доверяли буквально никому. Их жены, напротив, обладали куда более обширным, хотя и специфическим лексиконом, почерпнутым из дешевых любовных романов, которые на каждой улице контрабандой передавали из буфетной в прачечную. Именно оттуда Гленда узнала такие слова, как «куртуазия», «пылкий», «будуар» и «ридикюль». Она не была на все сто уверена, что означают последние два, а потому избегала их использовать, что, впрочем, при ее образе жизни не представляло особых трудностей. Она питала глубочайшие подозрения касательно того, что такое «дамский будуар», но не собиралась ни у кого спрашивать, даже в библиотеке. Вдруг бы они посмеялись над ней?
– И он собирается сводить вас на футбол? Мистер Натт, да вы же будете светить в толпе, как бриллиант в ухе трубочиста!
Не выделяйся из толпы. Так много всего нужно запомнить…
– Мистер Трев сказал, что присмотрит за мной, – Натт повесил голову. – Э… я тут подумал… а как зовут ту красивую молодую особу, которая заходила сюда вчера вечером? – отчаянно спросил он.
Гленда читала его, как открытую книгу.
– Это ведь он велел спросить, да?
Лги. Тогда будешь в безопасности.
Но ее светлости здесь не было! А эта любезная госпожа с яблочным пирогом стояла прямо перед ним! Он совсем запутался!
– Да, – кротко ответил Натт.
И тут Гленда совершила нечто неожиданное для себя самой.
– Ее зовут Джульетта, и она живет по соседству со мной, так что пускай даже не думает нанести визит, ясно? Передай, что ее зовут Джульетта О’Столлоп, и посмотри, как ему это понравится.
– Вы боитесь, что он будет, как говорится, гнуть свое?
– Джульеттин папаша сам загнет ему салазки, если узнает, что он болеет за «Колиглазов»!
Натт, судя по лицу, не понял, и тогда Гленда объяснила:
– Ты что, ничего не знаешь? «Пацаны с Колиглазной улицы». Футбольная команда. А «Долли» – это футбольный клуб Сестричек Долли! «Долли» ненавидят «Колиглазов», а «Колиглазы» ненавидят «Долли», и так было всегда!
– И в чем же заключается существенная разница?
– Что? Между ними нет вообще никакой разницы, не считая цветов! Это – две команды, одинаково жестокие! «Сестрички Долли» носят черное и белое, а «Колиглазы» – розовое и зеленое. Все дело в футболе! Мерзкой, кровавой, дурацкой игре, где люди лупят, пинают и душат друг друга! – в голосе Гленды было столько яда, что хватило бы на несколько гадюк.
– Но вы сами носите шарф «Сестричек Долли»!
– Если ты там живешь, так безопаснее. И потом, нужно поддерживать своих.
– Эта игра ведь совсем не похожа на бирюльки, нарды или «Шмяк»?
– Нет, она больше похожа на войну, только милосердия и взаимопонимания в ней ни на грош.
– О… но ведь на войне очень мало милосердия, – озадаченно произнес Натт.
– Вот именно!
– А. Я понял. Это была ирония.
Гленда искоса взглянула на него.
– Да, наверное, – согласилась она. – Вы какой-то странный, мистер Натт. Откуда вы вообще взялись?
Старый страх ожил. Никого не пугай. Будь полезен. Заводи друзей. Лги. Но разве можно лгать друзьям?
– Мне пора, – сказал Натт, поспешно сбегая по лестнице. – Мистер Трев, наверное, заждался.
«Милый, но странный, – подумала Гленда, глядя, как он прыгает по ступенькам. – И умный. А еще он заметил висящий на крючке шарф на расстоянии в десять метров».
Бренчание жестянки предупредило Натта о присутствии шефа, прежде чем он успел миновать старую арку, ведущую в свечной подвал. Остальные обитатели подвала оторвались от работы, хотя, учитывая их обычную черепашью скорость, ничего особо не изменилось. Они вяло наблюдали за ним. Но, по крайней мере, наблюдали. Даже Бетон как будто слегка оживился, но Натт заметил в уголке губ тролля коричневое пятнышко слюны – значит, кто-то снова дал Бетону железных опилок.
Трев наподдал банку башмаком, и та пролетела над головой Натта, после чего описала параболу и вернулась, словно катясь по невидимому склону, в протянутую руку. Наблюдатели издали восхищенное бормотание, а Бетон треснул кулаком по столу, что, как правило, означало одобрение.
– Ты где застрял, Гобби? Трепался с Глендой? Ну, у тебя шансов нет, можешь мне поверить. Был, пробовал… да-а. Обломись, старик.
Он сунул Натту какой-то грязный сверток.
– Живей переодевайся, иначе будешь светить в толпе, как бриллиант…
– …в ухе у трубочиста? – подсказал Натт.
– Ага. Ты, типа, въезжаешь. Давай, не копайся, иначе опоздаем.
Натт с сомнением посмотрел на длиннющий шарф в зеленую и розовую полоску и на огромную желтую шерстяную шапку с розовым помпоном.
– Натяни поглубже, чтобы уши прикрыть, – велел Трев. – Ну, шевелись!
– Э… он розовый? – нерешительно произнес Натт, держа шарф в руках.
– А в чем проблема?
– Если не ошибаюсь, в футбол играют грубые мужчины. Тогда как розовый, прошу прощения, это… женский цвет.
Трев ухмыльнулся.
– Да, это ты, типа, в точку. Ловко подметил. Ты ваще умный. Прям настоящий ученый, вот что я тебе скажу. Здесь, на наших улицах, тебя, типа, обязательно оценят.
– А, кажется, я понял. Розовый цвет в данном случае символизирует воинственную маскулинность. Его носитель как будто заявляет: я такой мужественный, что могу позволить себе заронить в вашу душу сомнения, и тогда у меня появится возможность подтвердить свои лучшие качества, применив в ответ силу. Не знаю, читали ли вы сочинение Офлебергера, которое называется «Die Wesentlichen Ungewissheiten Zugehorig der Offenkundigen Mannlichkeit»…
