Рик Янси - Монстролог
Как я уже говорил, для своего роста я бегал весьма быстро, но ноги Доктора были длиннее, и сейчас он обогнал меня. Он дотянулся до бортика подпрыгивающей на камнях телеги, запрыгнул в нее, приземлившись прямо на труп девушки, и протянул мне руку.
Может, у меня воображение разыгралось, но мне показалось, именно в этот момент я ощутил что-то позади себя, почувствовал его горячее дыхание на шее и быстрые тяжелые шаги по вязкой грязи – шаги, настигающие меня. Хрюканье и шипение их голосов теперь стало громче, в этих звуках слышались разочарование и нарастающая ярость.
Доктор лег на живот рядом с телом Элизы, протягивая мне левую руку. Я сделал еще рывок вперед и наши пальцы уже переплелись. Но тут телега страшно качнулась в сторону. Старушка Бесс бросалась то вправо, то влево, прокладывая себе дорогу между надгробиями, без определенной траектории и цели, ослепленная лишь инстинктом – бежать. Доктор прокричал что-то, и, хотя я был всего в нескольких ярдах от него, я не смог различить слов. Его правая рука взметнулась в направлении меня, в ней блеснул револьвер. Дуло его целилось куда-то чуть выше моего плеча. Доктор закричал во второй раз, грянул выстрел, и рубашка на моей спине треснула, зацепленная лапой монстра. Значит, это был не плод моего воображения – за мной гналось чудовище!
Левой рукой доктор ухватил меня за запястье. Так же, как Эразмус у могилы, он потянул меня на себя, хотя на этот раз потянул в сторону жизни, а не смерти. Он втащил меня в телегу, и я упал рядом с ним. В это было трудно поверить, но он почти тут же бросил меня, сунув револьвер в мою дрожащую руку, лишь крикнув мне в ухо:
– Я перебираюсь вперед!
Что он и сделал, перебравшись на четвереньках к сиденью впереди, к вожжам, которые были сейчас нашей единственной надеждой на спасение. Раньше я никогда в жизни не стрелял из пистолета, но сейчас я стрелял до тех пор, пока не кончился порох и не задымился ствол – потому что я палил по огромным фигурам, несущимся следом за нами в ночи. Они слезали с деревьев, они лезли из могилы Элизы – дюжины, десятки дюжин. Они гнались за нами гигантскими прыжками: руки вытянуты вперед, пасти раскрыты, бесцветная кожа мерцает в свете звезд. Как будто каждая могила и склеп изрыгнули из себя гниющее содержимое.
Было ясно, что нас догоняют. Я смотрел в беспомощном ужасе, как все больше и больше сокращается расстояние между нами и стаей монстров. Возраст старушки Бесс оказался сильнее инстинкта выживания, и ее ноги стали слабеть.
Позади меня Доктор выругался так, что ему позавидовал бы любой моряк с торгового судна. С ужасающим треском ломающегося дерева телега вдруг остановилась. Меня отбросило на спину, и голова только потому не разбилась от удара о доски, что я шмякнулся о мягкое тело Элизы Бантон. Я сел и огляделся. Старая кляча проскакала между двух огромных кленов; она-то проскакала, а вот телега не пролезла. Мы крепко застряли.
Доктор Уортроп отреагировал мгновенно. Он перепрыгнул через сиденье на скамью рядом со мной. Монстры были теперь уже в сотне футов от нас, и я чувствовал их запах – не сравнимый ни с чем, что я знал до сих пор, нездоровый запах, похожий разве что на гнилые фрукты, едкий и терпкий.
– Прочь с дороги, Уилл Генри! – крикнул Доктор.
Я откатился в глубину телеги, а Доктор просунул руки под плечи мертвой девушки и с рычанием не менее первобытным, чем наши преследователи, сбросил ее вниз с телеги. Мертвое тело ударилось о землю с тошнотворным глухим стуком.
– Сбруя! – крикнул Доктор. – Отпрягай лошадь от телеги, Уилл Генри!
Я понял его намерение, перелез через сиденье и спрыгнул на землю рядом с выбившейся из сил лошадью. Несчастное животное обезумело от страха, ее глаза вылезали из орбит, ноздри трепетали, изо рта шла пена. Метнулась тень, что-то прыгнуло к лошади, и я невольно вскрикнул. Но это был всего лишь Доктор, распрягающий ее с другой стороны.
– Уилл Генри! – крикнул он.
– Готово! – крикнул я в ответ.
Доктор вскочил верхом на Бесс, подхватил меня за протянутую руку и поднял на лошадь, посадив позади себя. Бесс не потребовалось торопить – она рванула вперед, направляемая теперь уверенной рукой Доктора, к воротам кладбища, к дороге. Один лишь раз я обернулся – всего один – и тут же отвернулся, прижавшись щекой к спине Доктора, закрыв глаза, вцепившись обеими руками в его пальто. Я хотел одного – никогда не видеть того, что открылось моему взору, когда я обернулся.
Отчаянная уловка Доктора удалась: монстры бросили преследовать нас и накинулись на труп. Они рвали его на части в ненасытном бешенстве, подбрасывали куски белого савана в воздух, отрывали руки от туловища, отрывали ноги и голову – и отправляли куски плоти в свои глотки, поглощая их с хрустом. Последнее, что я увидел, прежде чем зарыться лицом в пальто Доктора, были роскошные темные кудри, свисающие каскадом с челюсти Антропофага.
К главным воротам… и через них. Прямо на Олд Хилл Семетри Роуд… и потом в направлении Нового Иерусалима. Бесс перешла с галопа на рысь, потом – на усталый шаг. Она шла, тяжело стуча копытами, с низко опущенной головой и слипшейся от пота темной гривой. Мы отдыхали вместе с ней, и тишина оглушала после нашей бешеной гонки. И единственное, что, как я помню, сказал Доктор за всю долгую дорогу домой, было:
– Что ж, Уилл Генри. Кажется, я должен пересмотреть свою первоначальную гипотезу.
Часть четвертая
«Время работает против нас»
По возвращении в дом на Харрингтон Лейн Доктор отправил меня наверх, чтобы я мог помыться и переодеться. Одежда у меня была очень грязная: с ног до головы я был покрыт землей и ошметками человеческой плоти. На правой стороне лица татуировкой запеклась кровь, тут и там пристали осколки черепа и серые кусочки мозга – того мозга, что развлекал Эразмуса Грея на протяжении шестидесяти с лишним лет. В раковину посыпался гравий с моих спутанных волос и обломки веток, тут же засорив водосток. Раковина наполнилась водой, быстро окрасившейся кровью в нежно-розовый цвет. Сморщившись, я погрузил руку в грязную воду, чтобы прочистить отверстие водостока, но тут взгляд моих детских глаз с нездоровым любопытством остановился на серых ошметках плоти, плавающих на поверхности засорившейся раковины. Не столько ужас переполнял меня, сколь изумление: шестьдесят лет надежд и стремлений, голода, любви и тоски выбиты одним молниеносным выстрелом – и нет больше ни сознания, ни мозга. Лишь остатки серого вещества плавают на поверхности воды – почти нематериальные и невесомые, как попкорн. Какой из этих ошметков отвечал за твои устремления, Эразмус Грей? Какая частица – за твою гордость? О, как же род человеческий жеманно гордится собой, как нравится себе! Ну, не самонадеянность ли полагать, что мы – нечто большее, чем содержится в нашей биологии? Какой контраргумент можно найти, какое веское возражение подобрать к утверждению Экклезиаста: «Суета, суета, все суета сует»?
– Уилл Генри! – донесся снизу голос Доктора. – Уилл Генри, где тебя носит? Пошевеливайся, Уилл Генри!
Я нашел Доктора в библиотеке. Приставная лестница высотой от пола до потолка шла вдоль высоких книжных полок. Доктор стоял на середине ее, все еще в пальто и сапогах, покрытых грязью. Очевидно, он не мог позволить себе роскошь тратить время на такие пустяки, как ванна и свежая рубашка. Не говоря ни слова, он указал на полки справа; я подкатил туда приставную лестницу. Позади нас, на длинном столе, занимающем бо́льшую часть комнаты, была разложена огромная карта Нового Иерусалима и его окрестностей. На четырех углах карты стояли четыре стопки книг.
– Так, где это? – пробормотал Доктор, пробегая тонкими пальцами по потрескавшимся корешкам старинных томов. – Да где же?! А, вот. Лови, Уилл Генри!
Он снял с полки толстенный том и бросил его с десятифутовой высоты, книга приземлилась на ковер с глухим стуком, прямо рядом со мной. Я посмотрел вверх на Доктора, он посмотрел вниз на меня. Половина его лица была заляпана грязью; волосы, скатавшиеся и слипшиеся, как шерсть у дворняжки, падали на лоб.
– Я же сказал, лови, – прозвучал спокойный ровный голос.
– Простите, сэр, – промямлил я, подбирая книгу с пола и перетаскивая ее на стол. Я посмотрел на название: Геродот «История». Пролистнул несколько тонких страниц. Текст был на греческом, значит – оригинал. Я перевел взгляд с книги на монстролога.
Доктор резво соскочил с лестницы:
– Что ты так уставился на меня?
– Мистер Эразмус Грей… – начал я, но Доктор меня перебил.
– Мы – рабы, все мы – рабы, Уилл Генри, – сказал он, вынул книгу у меня из рук и положил сверху ближайшей стопки. – Некоторые из нас – рабы страха, другие – рабы разума, третьи – основного инстинкта. Но все – рабы, Уилл Генри, и все чему-то служим. Вопрос должен быть поставлен так: чему мы служим? Чему посвящаем себя? Выберешь ты служение правде или лжи, надежде или отчаянию, свету или тьме? Я выбираю служение свету, даже несмотря на то, что служба эта подчас проходит во мраке. Не отчаяние побудило меня нажать на курок, Уилл Генри. Моею рукой двигало милосердие.
