Рональд Келли - Вечерний свет (сборник)
В то же мгновение он согнул ноги в коленях, спружинил и отпрыгнул к подорванному пикапу, на лету прижимая Лилли к своей груди.
Ударившись о боковую стойку пикапа, он рухнул в его полусгнивший кузов, накрыв Лилли собой.
Перед его глазами успела промелькнуть вся прожитая жизнь. Ожидание взрыва превратилось в вечность. Снова и снова в голове всплывали слова его отца о смерти. Теперь, на улице брошенного жителями городка, он осознал правоту отца: смерть принимает решение за нас, и никому из смертных не дано повлиять на исход. Смерть может прибрать любого, кого пожелает. Исключений не бывает.
Потом течение времени вернулось в нормальное русло. Три секунды давно истекли, а взрыва все не было. Растрепанный фотограф и девочка были еще живы.
Стивен немного отодвинулся и проверил, не зашиб ли он Лилли при падении. Она лежала, оглушенная, часто моргая. Грязные ноги и руки были расцарапаны до крови, но она была жива.
Стивен с кряхтением встал на колени и вывалился из пикапа.
Немного полежав, он поднялся, снова залез в кузов и взял Лилли на руки. Со всей доступной ему скоростью он понес ее на площадь, даже не смея оглядываться. Только оставив за спиной военный памятник, он остановился.
К этому моменту он уже трясся всем телом, был готов упасть от прилива адреналина. Он усадил Лилли на скамейку, на которой раньше оставил свою фотокамеру. Привалившись к железному постаменту, на котором был водружен солдат, он уставился на улицу, на металлическую вилку, торчавшую из земли в том месте, где только что стояла Лилли.
Подделка! Эта штуковина оказалась фальшивкой!
Стоило Стивену так подумать, как мина подпрыгнула в воздух и взорвалась.
От взрыва загромыхал пикап, шрапнель просвистела по площади, пронесшись внезапным ветром так близко от головы Стивена, что он почувствовал жар раскаленного металла. Грохот взрыва эхом отдался в долине.
– Господи!.. – прошептал он. У него подкосились ноги, и он шлепнулся в высокую траву. Острые травинки оцарапали ему лицо и руки, но стоило ли обращать на это внимание? Он не мог поверить, что остался цел.
– Мы живы? – спросила девочка, одной рукой прикрывая глаза от солнца. Другая ее рука безжизненно свисала со скамейки.
– Мы выжили, Ребекка, выжили! – Перевернувшись на спину, Стивен разглядывал памятник солдату, частично загораживавший его от немилосердного летнего солнца. Даже кусочек тени был сейчас счастьем. Стивен дотянулся до ладошки девочки и снова ее сжал.
– Кто такая Ребекка?
Стивен сообразил, что только что произнес.
– Моя дочка.
Он с трудом поднялся, ощущая боль во всем теле. Ему казалось, что он состарился на миллион лет. Он взял камеру и повесил ее себе на шею. Немного помедлив, он оглянулся на горящий пикап, а потом вынул из кармана недавно найденную серебряную цепочку.
Если бы он не остановился, чтобы ее подобрать, то Лилли так и осталась бы стоять на мине, пока у нее не подкосились бы ноги. Ее ждала бы верная гибель. Она чудом осталась в живых. Боже, а то, что выжил он, разве не чудо?
В этот момент вечности смерть отступилась от них, по неведомой причине отказалась их прибрать.
– Что это? – спросила Лилли.
– Талисман. Он будет тебя оберегать. – С этими словами он надел цепочку ей на шею.
– Спасибо… – успела пролепетать она, закрывая глаза. В следующую секунду она уже спала.
Стивен не удивился. Он сам был совершенно обессилен, жара норовила снова повалить его на землю. Но нельзя было терять ни минуты.
Он взял девочку на руки и понес ее прочь от смерти, от погибели и разрушения, прочь из ее родного города.
Он уже решил, что дойдет до старой дороги, а там станет искать человека с рацией. Это был единственный выход, и решение не требовало долгих размышлений.
По пути Стивен думал о жене и дочери, ждавших его в родном городе по другую сторону океана. От пекла у него гудели все мускулы и кружилась голова. Мысли метались и путались.
Не хотелось думать о предстоявшем девочке дальнем пути. Этот путь только начинался, у нее не было ни семьи, ни близких. Ее родину раздирала война.
Но сейчас все это не имело значения. Девочке требовались врачи, медицинская помощь, чистая вода, безопасное место, где можно будет отоспаться. Если поскорее не передать ее в руки врачей, то отсутствие у нее семьи и крыши над головой перестанут составлять проблему.
Стивен проследит, чтобы угроза ее жизни была устранена, а потом добудет место на первый же самолет и улетит домой, к семье, даже если это будет означать потерю работы. Чтобы не сойти с ума, он должен расстаться с этим проклятым местом. Он отчаянно надеялся, что его отпустят воспоминания о заброшенных полях, сожженных городах и реках, полных кровавых останков.
Смерть предоставила ему второй шанс, и он не собирался им пренебрегать.
Но до конца своей жизни, закрывая глаза, Стивен будет видеть маленькую девочку, стоящую под палящим солнцем посреди улицы, одну-одинешеньку в обезлюдевшем городке на холме, под боком у мертвой атомной станции. Он никогда не забудет Лилли в рваном белом платьице, замершую на месте, с широко распахнутыми глазами, молящими о помощи.
Этот образ будет преследовать Стивена до последнего дня его жизни, до того мгновения, когда вечность потребует вернуть ей долг.
пер. А. Кабалкин
Бентли Литтл
В комнате
«В комнате я исполняю танец».
Слова эти произнес шепотом мой отец, когда я спал.
А наутро он исчез.
Когда отец нас бросил, мне было десять лет. Он никому не говорил, что собирается уйти, и никогда потом не звонил, даже письмеца не прислал. Просто как-то утром мы встали, а его не было. Сначала мы не знали, убит он или похищен; вдруг его уволокли пришельцы или спрятали по программе защиты свидетелей? Но когда мама сказала нам, что он забрал свою одежду и любимые компакт-диски, когда через пару дней обнаружила, что он снял деньги с банковского счета (хотя и не все), когда узнала, что он уволился, уведомив работодателя за две недели, – то есть поняла, что он спланировал все заранее, – она усадила нас и сказала просто, серьезным тоном: «Ваш отец ушел из семьи».
Больше она никогда о нем не говорила, и если я или Клара о нем упоминали, она сразу меняла тему.
Несмотря на свою жгучую ненависть к нашему отцу, мама позволила моей сестре и мне держать по одной его фотографии в своих комнатах. Других его фотографий в доме не было – все совместные снимки моих родителей были убраны с глаз долой, зато у меня на комоде красовался отец со мной на плечах, перед муляжом швейцарской горы Маттерхорн в Диснейленде. На этом снимке мне было лет пять. В комнате Клары висела на стене фотография в рамке, на которой папа помогает ей строить на пляже песчаный замок. Не знаю, как Клара, мы с ней никогда этого не обсуждали, но я по прошествии лет стал забывать разные связанные с отцом мелочи: какую он носил обувь, как смеялся, какую еду предпочитал. Его образ в моем сознании осыпался, все больше утрачивая целостность.
Единственное, что четко врезалось мне в память, – это те его слова, произнесенные шепотом ночью и ставшие частью моего сна: «В комнате я исполняю танец».
Я был старшеклассником, когда Лиз Нгуен пригласила меня на танцы в «День Сэди Хокинс». Я был к ней неравнодушен и не сомневался, что тоже ей нравлюсь, подтверждением чему стало это приглашение. Единственная загвоздка состояла в моем неумении танцевать. Как ни стыдно мне было в этом сознаться, я сделал это, чтобы у Лиз была возможность сдать назад.
Но она рассмеялась.
– Думаешь, я сама великая танцовщица? Я тоже нечасто хожу на танцульки. Только взгляни на меня!
Я взглянул. Она, конечно, не была из тех любительниц узких джинсов и выпивки, предпочитающих танцы учебе, но, на мой взгляд, она была чудесной девушкой. Стройная, хорошенькая, педантичная, но не до занудства. По мне, она была гораздо привлекательнее всех остальных девчонок в моем классе.
Но танцевать она, конечно, умела, хотя бы чуть-чуть.
А я нет.
Я сказал ей об этом, и она опять прыснула. Казалось, моя неуклюжесть ее привлекает, а не отталкивает.
– Я тебе помогу, – говорит. – Мы можем практиковаться в моей комнате.
«В комнате я исполняю танец».
От этой мысли я поежился.
– Ты часто… разучиваешь танцы у себя в комнате? – спрашиваю.
– А как же, – ответила она. – Там я могу смотреться в зеркало. Сразу видишь, как выглядишь. – И поспешно добавила: – Чтобы исправлять недостатки, а не чтобы на себя любоваться.
Я улыбнулся.
– Я серьезно! – Она шлепнула меня по плечу.
– Хорошо, – согласился я, – давай попрактикуемся.
Напрасно Лиз скромничала: танцевала она совсем неплохо. Всю следующую неделю мы не меньше часа в день разучивали простейшие па. При всей моей неловкости она сумела научить меня одному медленному танцу, где я просто раскачивался из стороны в сторону, держа ее за руки, и одному быстрому, под песенки: в нем мне надо было стоять почти по стойке смирно.
