Том Поллок - Сын города
Юноша поднял взгляд, и серые глаза расширились, когда он увидел Бет, спускающуюся с моста, перепрыгивая через три ступеньки. Он встал на ноги.
– Что ты здесь делаешь? – спросил парень.
Бет усмехнулась:
– Ты сказал искать тебя в преломленном свете.
Девушку накрыла эйфория: она нашла его, убедилась, что он настоящий.
Дома-башни внушительно возвышались на фоне пропитанных натриевым светом облаков, и то, какой крошечной она казалась на их фоне, внезапно показалось ей ужасно волнующим.
– Это твой дом? – поинтересовалась Бет.
Усмешка, смахивающая на ее собственную, тронула лицо парня.
– Дом? Часть его, полагаю: я могу устроиться на ночлег на любом квадратном дюйме Лондона. Добро пожаловать в мой кабинет. – Он распростер руки, словно обнимая весь город. – Располагайся.
Парень рассмеялся, а потом, казалось, вспомнил, с кем говорит.
Сложив руки, он окинул Бет подозрительным взглядом:
– Кто ты? И почему меня преследуешь?
Бет тоже скрестила руки. Стойка получилась воинственной, и она чувствовала, как дрожит от накатывающего волнами адреналина.
– А ты кто? – парировала девушка. – И почему спас меня?
– Меня зовут Фил нус Виэ[1], – ответил он. – Это значит – Сын Улиц. Моя мать – их божество. – Парень шагнул к Бет, его тень скользнула по ее лицу. – Она заложила улицы, по которым ты ходишь, и дороги, чьи кости похоронены под ними. Она затопила паровые двигатели и даровала первые искры фонарям. Она выковала цепи, что держат Отца Темзу на привязи. – Филиус ухмыльнулся. – И я спас тебя, потому что любой, кому достает безумия ехать на одной Рельсовой химере и кричать на другую, встав на ее пути, нуждается во всей помощи, которую только может получить.
– Окей, – пробормотала Бет, делая глубокий вдох. – Меня зовут Бет Брэдли, – начала она. – Это значит… это значит – Бет Брэдли. Мой папа – журналист… уволенный. Меня вышибли из школы, но ему наплевать. Меня сдала лучшая подруга. Полагаю, я преследую тебя потому, что твои ответы мне нравятся больше. – Девушка попыталась улыбнуться и добавила: – Кроме имени, разумеется. Мне и в голову не приходило, что тебя могут звать «Филлис», так что не виню, что ты не признался в этом раньше.
На сей раз рассмеялся парень.
– Я бы не был так уверен, что мои ответы лучше; земля подо мной так горит, что обжигает задницу.
– Кто-то пытается убить тебя, – кивнула Бет. – Я помню.
– О, как мило с твоей стороны, – заметил он насмешливо, крутя прядь волос на лбу. – Пасиб. – И Филиус снова уселся на мокрый асфальт.
Джинсы Бет в любом случае уже промокли, так что она плюхнулась рядом с ним. Ветер размывал по-лувидимые тела в потоках дождя.
– Но если ты сын зашибенной Богини, – заметила Бет, – чего тебе бояться? Разве она не разберется с любым, кто попытается на тебя наехать?
Парень улыбнулся одними губами:
– Матери Улиц нет с нами, – пробормотал он. – Я ее никогда не видел.
Бет заизвинялась, но Филиус только отмахнулся:
– Я был воспитан ее сенешалем, Гаттерглассом. Я забегал в раковины ее храмов на реке, играл с окаменевшими внутренностями жертв, что приносили ей Зеленые Ведьмы.
– В Гринвиче живут настоящие Зеленые Ведьмы[2]? – Бет была потрясена.
– He-а, в Саттоне; ты что думаешь в Баттерси плещется море яиц и муки[3]? – его лицо оставалось невозмутимым, и девушка не могла понять, шутит ли он. Затем голос парня стал жестким и раздраженным. – Я не обучался никаким ритуалам и правилам – ничему, что подготовило бы меня, во всяком случае к Выси. – Пальцы его левой руки изогнулись, будто когти.
– Высь. Это тот, кто за тобой охотится?
Филиус несчастно кивнул.
– Но кто же он?
– Он – болезнь города, – безжизненным тоном пояснил парень, – и алчность, и каннибальский голод, и… и я не знаю, кто еще. Я никогда не видел его вблизи, но лицезрел, что после него остается. Он – Король Кранов; краны – его пальцы и оружие. Он использует их, чтобы въесться в город поглубже, и, когда ему это удается, все вокруг умирает. – Филиус фыркнул. – А еще он тщеславен – все строит стеклянные башни, чтобы любоваться собой. Моя мать была его единственным соперником; Высь появляется в каждое поколение, и она отбрасывает его назад, снова и снова… но потом она исчезла, и с тех пор он разрастается в этой своей черной яме под Собором. – Филиус посмотрел на Бет. – Но теперь она возвращается, чтобы вернуть себе Небоскребный трон, и Высь больше не может ждать. Он хочет ослабить ее, убить всех, кто будет сражаться за нее. Начиная с меня. – Сын Улиц опустил глаза и пробормотал. – Она почти здесь, но я могу так никогда ее и не увидеть.
Филиус выглядел таким потерянным, что Бет, поддавшись порыву, потянула его к себе. После секундного колебания он уступил. Было пугающе и волнующе обнимать этого преследуемого парня – она будто бы обращала на себя взгляд чудовища.
– Послушай, мы расправимся с ним, – прошептала она: утешающая, бессмысленная бравада. Дождь превратил пыль в его волосах в цементный раствор, прилипший к ее щеке. – Высь даже не узнает, что его сразило.
Парень отстранился, смахивая дождевую воду с лица.
– Ты так легко швыряешься этим «мы», – заметил он. – Это мило и все такое, но откуда такая уверенность? Я видел тебя с Рельсовой химерой – не хочу показаться грубым, но ты обделалась.
– Нет! – запротестовала Бет. – Я… – однако отрицать не было смысла. – Что ж, да, окей: я испугалась. Доволен? Но знаешь что? Лучше я буду так пугаться каждый чертов день своей жизни, чем вернусь к тому, что чувствовала до встречи с тобой.
Воцарилась тишина, достаточно долгая и глубокая, чтобы Бет по-настоящему оценила, насколько прилипчиво прозвучало это заявление.
– Но я не хочу навязываться и все такое, – слишком поздно добавила она: Филиус уставился на нее, словно она была другого вида.
Смутившись, Бет посмотрела в сторону, и ее взгляд упал на ближайший фонарь. Дождь начал стихать, распадаясь на отдельные капли. Бет наблюдала, как натриевый свет ярко вспыхнул и полился потоком, а потом неистово замигал.
– О, Темза, а вот и мы, – чуть слышно пробормотал парень.
Свет растянулся и выгнулся у Бет на глазах, как захваченная в плен желтая звезда, потом пылающие лучи видоизменились, текучий свет сложился в конечности, плечи, торс и лицо молодой женщины. Она была нага, и Бет видела ярко горящие нити, переплетающиеся, как артерии, под прозрачной кожей, пока она скользила по фонарному столбу на землю. Женщина направилась к ним чувственной высокомерной походкой.
Оборванец встал, судя по всему, неохотно.
– Будет забавно, – пробормотал он.
Пылающая женщина, указав на Бет, открыла рот, и в ее горле замигал свет.
– Просто встреченная мною незнакомка, – невинным голосом ответил он вслух.
Световая женщина вспыхнула глубоким неодобрительным оранжевым.
Реплика, пылающая еще ярче, вырвалась из ее рта.
– Что она сказала? – спросила Бет.
– Да так… Не думаю, что ты хочешь узнать, – пробормотал Филиус.
– А я думаю, что хочу.
Парень поморщился:
– Она назвала тебя отродьем сороковаттной лампочки.
– Что?
– Это… м-м-м, на самом деле это не переводится.
Световая женщина встала перед Бет, и та почувствовала силу, от которой дыбом вставали волоски на коже. Девушка поджала пальцы внутри кроссовок. Каждая молекула ее тела кричала, как странно все происходящее.
Женщина сделала еще один шаг вперед. Бет унюхала что-то, что, как она подозревала, было ее собственными опаленными ресницами. Она вызывающе ухмыльнулась, и женщина тоже улыбнулась, вымигивая слова.
– Лек! – голос оборванца казался потрясенным.
Световая женщина повернулась, яростно засверкала на него и мгновение спустя уже бежала вверх по ступенькам и по мосту; каждый шаг отдавался шипением испаряющейся под ее ногами воды.
– Еще посмотрим, кто из нас неблагодарный! – прокричал парень ей в след. – Вспомни, если уж на то пошло, кто добыл тебе это соглашение!
– Что это было? – спросила Бет.
Филиус закатил глаза:
– Лек просто драматизирует. Не обращай внимания… – своим железным прутом, как пастушьим посохом с крючком, он направил Бет обратно к мосту. – Я сказал тебе однажды, скажу и второй раз: иди домой.
Бет открыла было рот, чтобы возразить, но он ее оборвал:
– Я не шучу. Может, я никогда не поступал, как сын своей матери, прежде, но могу начать прямо сейчас. Высь убьет меня, Бет Брэдли. – Он говорил спокойно, деловым тоном. – А, если ты останешься со мной, убьет и тебя. Мне бы очень не хотелось объяснять это твоему отцу, уволенному журналисту.
– Как ты собираешься что-либо объяснять после смерти? – поинтересовалась Бет, прежде чем сообразила остановиться.
Он впился в нее взглядом:
– Ага, зубодробительное занудство, конечно, заставит меня передумать, – отрезал парень.
